Вице-президент РАН, академик Валерий Бондур: "Все тайны "Аэрокосмоса". Окончание

Во время наших бесед Валерий Григорьевич не однократно упоминал фамилии ученых, которых мы по праву сейчас называем "великими". Было интересно, какие влияние они оказали на Бондура, какими он их запомнил. Тем более что большинство из них я знал неплохо, многократно встречался с ними, беседовал.

Наши оценки и впечатления во многом совпали, и в этом было приятно убедиться. Ведь, как известно, "все мы стоим на плечах титанов", и об этом надо помнить всегда!

­ - Вы упоминали о Гурии Ивановиче Марчуке?

— С академиком Марчуком мне пришлось взаимодействовать и в то время, когда он был Президентом Академии наук, и ранее, когда он работал в Новосибирске Председателем Сибирского отделения, и позже, во время его работы в Институте вычислительной математики РАН. Когда нашей организации нужна была радиационная защита космических аппаратов, Гурий Иванович помог нам, он ведь еще в Обнинске, на заре своей научной карьеры занимался атомными проблемами. Он сам консультировал нас и вывел на нужных специалистов, а в то время при глобальной секретности найти их было нелегко. Космос и атом — это были два разных мира, они начали соединяться позже. А потом началось более тесное научное сотрудничество с академиком Марчуком, который создавал климатические модели и активно занимался математическим моделированием процессов взаимодействия атмосферы и океана. Нам нужны были глобальные модели атмосферы Земли, потому что наши космические системы должны были смотреть на все опасное, что происходит на планете. Что характерно для Гурия Ивановича как великого ученого: он живо интересовался всеми этапами наших работ, хотя уже был Президентом Академии наук.

Как ему все удавалось успевать — ума не приложу! Гурий Иванович поддержал создание Научного Совета Академии наук по проблемам обработки изображений, председателем которого был академик Савин, а я — его заместителем. Академик Марчук часто общался со мной и давал полезные советы по проблемам, связанным с моделированием фоноцелевых обстановок, а позже с моделированием различных процессов и явлений в атмосфере и океане. Мы работали вместе с Институтом вычислительной математики, который он создал и возглавлял. Гурий Иванович очень хорошо относился ко мне. В 2007 году он порекомендовал меня на должность главного редактора журнала президиума РАН "Исследование Земли из космоса". Ранее он сам был главным редактором этого журнала. Поэтому для меня это было чрезвычайно лестным предложением.

— Еще упоминался Андрей Викторович Гапонов-Грехов…

— Контакты с Андреем Викторовичем были очень тесными. А началось все с академического Совета по комплексной проблеме "Гидрофизика". После трагедии 86-го года в Чернобыле Анатолий Петрович Александров передал руководство этим Советом академику Андрею Викторовичу Гапонову-Грехову. Это великий отечественный ученый, как сказал Президент РАН, академик В. Е. Фортов — нобелевского класса. С ним мы познакомились еще в конце 70-х годов, когда в Горьком проходило большое совещание по оборонным проблемам. Я был одним из основных докладчиков от "Кометы". Андрею Викторовичу очень понравился мой доклад, посвященный дистанционному обнаружению аномалий морской поверхности по деформациям пространственных спектров оптических изображений.

После моего выступление Андрей Викторович сказал, чтобы я обязательно к ним приезжал, рассказывал о тех идеях, которые мы стараемся реализовать. Он сказал тогда фразу, которую я навсегда запомнил: "Физика работает, значит, вы на верном пути!" Мудрый человек и ученый… Наши контакты с Институтом прикладной физики в Нижнем Новгороде были очень тесным. Мы выполнили множество совместных научно-исследовательских работ. И проекты очень полезные и хорошие! И обязательно — неожиданные! Активно продолжаем совместную научную деятельность и сейчас. В этом немалая заслуга академика Гапонова-Грехова, который и по жизни является весьма нестандартным человеком. Он очень похож на Савина…

— Оба прославили Нижний Новгород, да и выросли в этом прекрасном городе…

­— Андрей Викторович — физик от Бога. Это настоящий русский интеллигент…

Расспрашивать я продолжил об академике Бункине:

— Великий конструктор, его зенитно-ракетные установки охраняют наше небо. Какой он был?

— Бункиных, с которыми я работал, было два. Борис Васильевич Бункин — генеральный директор и генеральный конструктор НПО "Алмаз". Так сложилось, что в начале своей роботы в "Комете" я сидел напротив его кабинета. "Комета" тогда еще располагалась на площадях НПО "Алмаз" в районе метро Сокол, так как здание на Велозаводской улице для нас только строилось. Борис Васильевич был замечательным ученым, но человеком достаточно сложным. У него с Савиным были противоречия, в основном из-за помещений. Но и по делу тоже. Оба упорные — друг другу не уступали. Все сгладилось, когда мы стали абсолютно независимыми, тематика разделилась. Однажды Борис Васильевич Бункин приехал к нам на Велозаводскую, посмотрел, что мы делаем. Пришел в мою лабораторию. Познакомился с нашей уникальной установкой и с нашими результатами. Меня поразило то, что он, не будучи специалистом в нашей области, мгновенно понимал, что делается, и все оценивал очень точно. Потом он сказал Савину: "Анатолий Иванович, никогда не думал, что в наших организациях есть такая глубокая наука!?" Для меня это стало высшей похвалой!

— А второй Бункин?

— Брат Бориса Васильевича, Федор Васильевич Бункин работал заместителем директора Института общей физики, созданного и возглавляемого Нобелевским лауреатом Александром Михайловичем Прохоровым. Федор Васильевич одновременно руководил Научным центром волновых исследований этого института. Мы с ним очень тесно взаимодействовали. Выполнили много совместных исследований. Проводили в том числе совместные эксперименты на самолетах.

— Понимаю, что речь идет о лазерных системах…

— Не только, тематика наших совместных работ была более широкой, но, в основном, закрытой. С Федором Васильевичем у нас были общие интересы и в Томске, в Институте оптики атмосферы, которым руководил академик Владимир Евсеевич Зуев. Владимир Евсеевич был сугубо "академическим" ученым. Поначалу отнесся к нам (мы приехали в Томск вместе с академиком Савиным), как к чистым "технарям", но после моего доклада сразу понял, что за нами стоит настоящая физика. А человеком он был колючим. Наверное, без этого нельзя, если создаешь что-то новое и большое. Томский научный центр и Институт оптики атмосферы невозможно представить без академика Зуева. Там выросло много замечательных ученых. У нас этим институтом было очень много совместных научно-исследовательских работ в различных областях, прежде всего в области исследования различных процессов в атмосфере Земли, а также в области лазерного зондирования воздушной среды. Позже академик Зуев возглавлял Отделение океанологии, физики атмосферы и географии Академии наук. Теперь мне приходится руководить этим тематическим подразделением в Российской академии наук.

Что греха таить, Академику Бондуру довелось встречаться и работать с очень многими в Академии наук. Каждый заслуживает особого рассказа. Но следует помнить заповедь Петра Леонидовича Капицы, который однажды сказал: "Если об ученом вспоминают через десять лет, то он действительно сделал кое-что путное в науке!"

Мы договорились с Валерием Григорьевич рассказать о других контактах с современными учеными через десять лет… Подождем, тем более, что время летит стремительно…

Лестница жизни: Что дальше?

За минувшие десять лет вышло несколько монографий, обобщающих опыт работы "Аэрокосмоса". Они ярко показывают, как достижения коллектива, возглавляемого академиком В. Г. Бондуром, так и возможности, которые открываются перед современной наукой.

Две монографии привлекли мое внимание своими интригующими названиями. Одна написана в соавторстве с доктором наук В. Ф. Крапивиным (коллегой, соратником и другом) "Космический мониторинг тропических циклонов", а другая — "Аэрокосмический мониторинг объектов нефтегазового комплекса" — под редакцией В. Г. Бондура.

Читать научные труды непосвященному необычайно трудно, а подчас и невозможно, так как таблицы, уравнения, расчеты, формулы каждому из нас кажутся "китайской грамотой" (смотреть можно, понять невозможно!). Поэтому и появляется строка: "полезна студентам старших курсов, аспирантам и докторантам, специализирующимся в данной области". Но ведь нам, обывателям, тоже интересно, что же там происходит с этими циклонами!? А потому я поинтересовался, почему мы, жители северной страны, должны исследовать те явления, что происходят в тропиках, вблизи экватора?

Академик Бондур ответил:

— У нас очень маленькая планета. Если помните, Юрий Гагарин подтвердил это, облетев ее всего за 108 минут. То, что происходит в любом районе Земле в той или иной форме обязательно сказывается и у нас. Ну а тропические циклоны слишком мощные явления в природе, а потому их влияние на всю планету огромно. В частности, и об этом мы пишем в своей монографии.

— Это один из своеобразных итогов работы "Аэрокосмоса"?

— Конечно. Но и ряда исследовательских институтов и центров, с которыми мы взаимодействуем. Мой соавтор Владимир Федорович Крапивин работает в Институте радиотехники и электроники им. В. А. Котельникова РАН. А проблемой тропических циклонов занимаются многие ученые, так как эти процессы, происходящие на границе атмосферы и океана, во многом загадочны и непредсказуемы.

— Еще одна тайна природы?

— Слово "циклон" греческого происхождения, означает оно "кольцо змеи". Очень точное определение, так как воздух в циклоне вращается по кругу. А слово "ураган" и в Центральной Америке, и в Азии означает "сильный ветер". Тропические циклоны — это опасные геофизические явления. Их влиянию подвержены территории более 50 стран. Опасность тропического циклона определяется совокупным действием всех его элементов — ветра, дождя, штормовых нагонов и волн. Скорость ветра может достигать 250 километров в час — рушатся дома, рвутся провода электропередач, вырываются с корнем деревья. Мощные дожди порождают наводнения. Подъем морских вод затопляет побережье, поселки и поля. Ущерб, безусловно, огромен. Подчас его даже трудно подсчитать. Достоверных данных о последствиях природных катастроф нет. А ведь такое "незнание" можно поправить, так как из космоса хорошо видны моменты возникновения тропических ураганов.

— Но в США, к примеру, тропические циклоны возникают регулярно!?

— Это так. И там служба наблюдения и оценки последствий природных катастроф поставлена неплохо. Система мониторинга работает здесь достаточно надежно. Так что сведения о катастрофах на территории США накоплены за много лет.

— Приведите несколько примеров, чтобы понять, насколько велики бедствия, приносимые такими циклонами.

— В августе 1969 года пронесся над США ураган "Камилла". Скорость ветра достигала 310 км в час. Погибло 248 человек, свыше восьми тысяч были ранены. Ущерб составил около полутора миллиардов долларов. Ураган "Изабелла" в сентябре 2003 года разрушил более 360 тысяч домов, ущерб — 5 миллиардов. Ну и, конечно, нельзя не упомянуть о "Катрине" в августе 2005 года, когда прорвало плотину и Новый Орлеан — прекрасный город — был затоплен… Япония, Китай, Вьетнам и другие страны Юго-Восточной Азии очень сильно страдают от тропических циклонов (здесь их называют тайфунами). Например, в 2000 году тайфун принес на центральные районы Японии проливные дожди. Было эвакуировано более 500 тысяч человек из-за затопления огромных территорий. Поезда не ходили, автомобильные дороги были заблокированы. В общем, каждый год многие районы Японии, США, стран Карибского бассейна и Юго-Восточной Азии подвергаются атаке тайфунов и ураганов. Предсказывать их появление очень трудно, а потому пока они обрушиваются внезапно, из-за этого очень большие экономические потери и немалые человеческие трагедии. К сожалению, наука пока бессильна. Не только как предотвратить, но даже как точно предсказывать места и моменты зарождение тропических циклонов ученые в настоящее время порекомендовать не могут.

— Именно поэтому тайфуны и ураганы носят женские имена?

— Раньше названий у них не было. Однако в начале 40-х годов у американских метеорологов возникли трудности с передачей информации друг другу — слишком много цифр и разных данных приходилось передавать по радио и телеграфу. И тогда они начали использовать женские имена. А называли тайфуны именами своих подруг. Потом присвоение женских имен урагана вошло в систему, она распространилась на тихоокеанские тайфуны и штормы. Существовал список из 84 женских имен. В 1979 году он был расширен, в нем оказались и мужские имена. Впрочем, в северо-западной части Тихого океана для тайфунов используются названия животных, цветов, деревьев и даже продуктов. Так что жесткой "женской" системы названий не существует.

— Ну а самые "необычные" примеры?

— У мыса Доброй Надежды во время урагана в 1922 году были зарегистрированы волны высотой до 30 метров, а в Тихом океане они достигали 36-37 метров. Особенно значительны волны при совпадении штормовых и обычных приливов, возникающих под действием Луны и Солнца. Именно такой штормовой прилив вызвал гигантское наводнение на побережье Бенгальского залива в 1986 году. Тогда вода поднялась на 13 метров. Утонуло 100 тысяч человек. Но это не самое большое число жертв. В Бангладеш в 1970 году погибло около 500 тысяч человек. По-моему, абсолютно ясно, что подобные катастрофы требуют особого внимания современной науки.

— А вы наблюдаете за всеми тайфунами и ураганами?

— Стараемся это делать.

— Зачем?

— Не только потому, что имеем возможность предупреждать о приближающейся опасности людей, которые находятся в опасном районе. Но и во имя науки. Наблюдения за тропическими циклонами начались буквально на заре космической эры. Для этого на спутниках устанавливалась специальная аппаратура. Определялись координаты циклонов, их форма, положение "глаза", направление движения и скорость ветра. Одним из первых за циклонами наблюдал во время своего полета Георгий Береговой. Затем практически все, кто летал на орбитальных станциях — в программе каждой экспедиции обязательно планировались съемки и наблюдения тропических циклонов. Были получены уникальные результаты. Например, по наблюдениям В. В. Коваленка в районе Бермудского треугольника было установлено, что циклонические образования возникают при встрече не двух воздушных потоков с севера на юг, а трех.

При этом третий, ориентировано направлен в сторону Панамского канала и Карибского моря. Над районами океанских течений облака текут, как бурные реки и за сутки проходят до двух тысяч километров. Подобные наблюдения помогли "прояснить" ряд тайн Бермудского треугольника, которому приписывались разные мифические свойства. Очень интересные исследования провел А. Ю. Калери с борта станции "Мир". 28-29 июня 1992 года он наблюдал "глаз" циклона, который из круглой формы вдруг превратился в "треугольник". Одновременно съемка велась с геостационарного космического аппарата. Чуть позже Калери провел съемки "глаза" в форме "запятой", а потом он увидел, как над центром циклона появилась "шляпка". Наверное, не зря все-таки присваивали ураганам женские имена…

— Можно ли "укрощать" ураганы или это по-прежнему мечта фантастов?

— Наука давно ищет способы борьбы с такими катаклизмами, как тропические ураганы. Как их "обуздать" или хотя бы уменьшить их разрушительную силу? Ясно, что для управления ураганами необходимо прогнозировать их маршруты и определять физические параметры, влияющие на поведение атмосферных вихрей. Пока мы предлагаем лишь некоторые модели зарождения тропических циклонов, то есть мы находимся в самом начале пути. Некоторые ученые предлагали весьма оригинальные методы "укрощения" циклонов. К примеру, предлагалась охлаждать атмосферу, создавать искусственные облака, чтобы вызывать выпадение осадков. К сожалению, эксперименты, названные "Ярость бури", окончились неудачно. Распыление серебра также не дало положительных результатов — ураганы были гораздо сильнее и неукротимей. Наверное, подобные воздействия на них были бы эффективней, если бы эксперименты велись в момент зарождения циклона, но пока это невозможно — точных прогнозов нет. Предлагались и другие весьма "экзотические" проекты. Это и ослабление штормов с помощью плавающих реактивных двигателей, и буксировка айсбергов в тропические широты, и применение универсальных "ядерных" бомб, и многое другое.

— Звучит фантастически!

— Но ведь и сами тропические циклоны не менее фантастические природные явления! Существует множество гипотез и идей, как защититься от тропических циклонов. Считается, что необходимо изменить энергетику атмосферы. В принципе такое возможно, но трудно сказать, как природа отреагирует на такое вмешательство человека и не приведет ли это к негативным последствиям. Пока ясно, что нужно более тщательно изучать тропические циклоны, до деталей исследовать их "характер", а для этого следует использовать все технические средства, которыми мы располагаем. И на Земле, и на околоземных орбитах. Вот почему Научно-исследовательский институт аэрокосмического мониторинга "Аэрокосмос" этим проблемам придает особое значение.

Трудно представить, какова была бы жизнь в России, если вдруг исчезли нефть и газ или они не требовались бы автомобильным моторам, химикам, энергетическим установкам и домохозяйкам. Ясно, что не было бы таких городов, как есть нынче, не летали бы самолеты, а мы бродили бы по окружающим лесам с луком и стрелами в надежде подстрелить какую-нибудь утку, и в лучшем случае лося или дикого кабана. Да и ЕГЭ не сдавали бы, в футбол бы не играли бы, о шоу с участием поднадоевших юмористов, у которых шутки "ниже плинтуса", понятия не имели бы. К счастью, конечно.

Но нефть и газ есть, Россия ими богата, а потому приличные научные организации не могут не помогать в добыче, транспортировке и использовании их. И, конечно же, в надежной эксплуатации той грандиозной системы, которая называется "нефтегазовой отраслью". Естественно, "Аэрокосмос" не мог оставаться в стороне, тем более именно от него во многом зависит безопасность работы этого промышленного гиганта.

Монография "Аэрокосмический мониторинг объектов нефтегазового комплекса" объединила специалистов не только России, но и ряда зарубежных стран, чтобы они четко представили, как и чем может современная наука помочь в работе нефтяникам и газовикам, а также тем, кто с ними непосредственно связан. Редактор монографии — академик В. Г. Бондур.

Я поинтересовался у него:

— Подобная монография первая?

— Работ в этой области много, но наша монография отличается комплексностью исследований, глубоким анализом и систематизацией методов и технологий аэрокосмического мониторинга. Авторы — крупнейшие специалисты в этой области, очень авторитетные. Монография пользуется большим успехом у специалистов.

— Почему нефть и газ?

— Ответ очевиден. Нефть и газ удовлетворяют потребности человечества в энергии более чем на треть. В балансе энергоисточников России доля нефти 40 процентов, а газа — 23 процента. Наша страна обладает крупнейшими природными ресурсами углеводородов. Поэтому нефтегазовая отрасль ключевая в экономике России. В нашей стране более 2500 месторождений нефти и природного газа. Основная часть разведанных запасов находится в Западной и Восточной Сибири, на шельфах Сахалина, Баренцева и Карского морей. Все это далеко от промышленных центров, а потому нужны нефте- и газопроводы. Их в России сейчас более миллиона километров. Трубопроводная система покрывает более трети территории страны, где проживает более половины населения.

— Потому так опасны аварии в этой "паутине"?

— Конечно. Более 50 аварий ежегодно происходит на магистральных трубопроводах. А кроме этого на них образуются всевозможные свищи и трещины, которые не влияют на перекачку продукта, а потому их обычными методами обнаружить трудно. И тут на помощь приходят аэрокосмические методы. "Нам сверху видно все!" — в данном случае не абстрактное понятие, а вполне реальное. Очень опасны для окружающей среды разливы нефти и нефтепродуктов. В них большое количество активных веществ, а потому среда становится токсичной. К сожалению, аварий и разливов слишком много, и год от года они становятся все более масштабными. Достаточно вспомнить ту катастрофу, что случилась в Мексиканском заливе. Она повлияла на экологию не только того региона, но и всей планеты. Удалось зафиксировать "следы" аварии практически во всем Северном полушарии. Однако контроль из космоса за авариями -это лишь одна сторона медали…

— Неужели оборотная ее сторона столь же опасна?

— Отнюдь! Я имею в виду использование аэрокосмических методов для получения новой информации о тех территориях, где ведется поиск новых месторождений нефти и газа. Прежде всего, это информационное обеспечение работы геологов, а также всех специалистов нефтегазового комплекса. Мы используем высокие наукоемкие технологии, а, следовательно, все процессы — поиск, разведка, добыча, переработка и транспортировка углеводородов — поднимаются на более высокий уровень и становятся безопаснее.

— И насколько эффективно используют предложенные вами методы у нас?

— Явно недостаточно! Более внимательно и заинтересовано следят за нашими работами за рубежом. Как и принято сейчас у нас, когда там наши методы будут применяться широко, то и в России они появятся. К сожалению, слишком много случаев, когда достижения отечественной науки широко используются за границей, а нашим ученым на Родине достается лишь критика…

— Итак, какими научными результатами вы по праву гордитесь?

— Если обобщить наиболее крупные научные результаты, то я упомянул бы о разработке принципов построения глобальных информационных космических систем для мониторинга морей и океанов, воздушной среды и источников антропогенных воздействий на нее, опасных природных и техногенных процессов. Нам удалось разработать методы и технологии обработки больших потоков многоспектральной аэрокосмической информации, обеспечивающих получение более 220 типов информационных продуктов для решения широкого спектра задач в области дистанционного зондирования Земли. Все эти методы и технологии, уже внедрены и находят широкое практическое применение в различных отраслях экономики страны.

— "Космический продукт" — звучит неплохо. А можно привести конкретный — и главное, понятный обывателю — пример?

— Сегодня мы работаем на юге страны — в Крыму, в Краснодарском крае, на Балтике, а также в Арктике. Это очень крупные проекты. Речь идет о прибрежных акваториях практически всех морей России. Но особое значение, как мне кажется, сейчас имеют шельфовые зоны Черного моря. Очень важно не допускать их загрязнения. Что скрывать, но, например, Крымский шельф испытывает мощную антропогенную нагрузку. Тут и активная застройка побережья, добыча и транспортировка углеводородов, строительство моста через пролив, а также появление ряда других сооружений. Все это надо исследовать, изучать, обобщать и контролировать. В рамках реализованных и реализуемых проектов мы разработали принципы, методы и технологии сбора информации, используя искусственные спутники Земли и различные датчики, установленные на кораблях и буях. Были проведены натурные эксперименты на различных тестовых участках, в том числе, "Севастополь", "Кацивели" и "Геленджик".

— И что они дали?

— В этих экспериментах использовались более 20-ти типов аппаратуры, в том числе и самые современные космические системы, всевозможные контактные датчики: термокосы, акустические измерители скоростей течений, датчики мутности, гидрооптическая, гидрохимическая и другая аппаратура.

— И в результате?

— Обнаружены как поверхностные, так и глубинные загрязнения прибрежных акваторий. Кстати, они преимущественно локализированы в районе сбросовых устройств. Нами были обнаружены места повреждений коллекторов в районе городов Севастополь и Геленджик, что дает возможность ликвидировать эти разрывы. Теперь в распоряжении властей есть специальная база данных, которая насчитывает около двух тысяч оптических и радиолокационных изображений тестовых участков. Нами разработаны также рекомендации по экологической безопасности и снижению уровня загрязнений прибрежных акваторий. А это очень важно не только для жителей Крыма и Краснодарского края, но и всех, кто приезжает отдыхать в эти прекрасные уголки нашей России. Мы надеемся продолжить исследования, которые помогут в развитии экономики этих регионов нашей страны.

— Опыт, полученный там, можно распространить и на другие прибрежные зоны?

— Безусловно.

— Скоро семидесятилетие, юбилей… О чем мечтаете?

— Во-первых, развить научную школу. Много учеников. Образовалось сильное ядро единомышленников, коллег, последователей. Точно замечено: "счастье — это когда тебя понимают". Подобное чувство я испытываю, когда работаю со своими учениками. Можно ничего не говорить, не объяснять, они все прекрасно понимают. Другим надо все рассказывать, они оппонируют — в основном из-за необразованности. Во-вторых, идет много проектов. Их нужно развивать. К сожалению, сегодня в России нет системного подхода в организации науки. Все основано на конкурсах. Выиграл конкурс, выполнил проект и все обрывается. А сложные космические системы во всем мире не делаются меньше, чем за десять лет. Вот и приходится что-то придумывать, чтобы развивать нужное направление, довести его до конца. Приходится это делать за счет других работ, а это ущербно. Минфин ввел такие порядки, которые распространяются на все — от покупки кирпичей до создания спутников Земли. Причем отношение финансистов к тому и другому одинаковое. У нас все копируют с Запада. Это неправильно. Разрушена великолепная система образования, а сейчас добрались и до науки. Уничтожается все лучшее, что было в стране.

— Но и на Западе есть положительный опыт?

— Наши деятели не его берут, а используют, как правило, старые схемы, от которых, кстати, давно уже отказались в передовых странах. Те же конкурсы, к примеру. У нас, чтобы поучаствовать в конкурсе, как правило, необходимо заплатить немалые деньги. А откуда их взять, если у нас нет права использовать финансы из других проектов!? Значит, только кредиты. А это разорительные схемы. На Западе научные организации от этого освобождены. У научных организаций там масса привилегий, которых нет у нас. И так далее и тому подобное. Наши псевдоэкономисты не способны подходить к проблемам развития экономики комплексно, системно. И поэтому нет заметного развития ни экономики, ни науки. Нельзя копировать самое примитивное, но это, к сожалению, делается. Упорно и постоянно. С использованием красивых лозунгов и несбыточных обещаний. Стратегического плана развития нет.

— Вы в руководстве Академии наук. В чем главная беда нашей науки?

— Вопрос очень сложный. Когда я стал членом президиума, у нас еще была нормальная Российская Академия наук. Однако, затем вышел 253-й Федеральный закон, против которого мы отчаянно боролись. Я убеждал президента РАН В. Е. Фортова и других академиков: "Надо биться до последнего! Надо воевать за каждую поправку, иначе Академию растащат!" Сейчас, к сожалению, Академия наук — практически бесправная структура, объединяющая квалифицированных людей.

— Добавлю: "самых квалифицированных в стране!"

— Но бесправных… Институты отделены от РАН, они в подчинении у ФАНО. А туда пришли "административные люди", которые были где-то рядом с наукой, и они начали командовать учеными. Они начали в институтах искать себе союзников. И находят их, так как недовольных всегда много. Проблема огромная!… В соответствии с 253-м Федеральным законом на Академию наук возложена функция экспертизы. Это вещь двоякая. С одной стороны, экспертизой не обязательно заниматься академикам, есть люди, которые могут делать ее, не будучи членами Академии. Во-вторых, академики должны генерировать знания, а не давать заключения на массу бумаг. Мне присылают на экспертизу множество отчетов, в том числе иногда и отчеты нашей организации. Я говорю чиновникам: издеваетесь, я должен проводить экспертизу своих проектов? В ответ — извиняются, а затем вновь присылают мои же отчеты… Потом целый ряд не очень приличных вещей. Я считаю, что президента РАН нельзя ставить в неудобное положение публично, выставлять перед обществом как провинившегося мальчишку. И в том немалую негативную роль играют средства массовой информации. На мой взгляд, подобное недопустимо.

— Каково общее настроение в Академии?

— У меня, как всегда, боевое! Нужно быть оптимистами до конца, выходить из нынешнего катастрофического положения, отстаивать свою точку зрения. Необходимо налаживать контакт с властью, находить правильные подходы, но и свои принципиальные позиции отстаивать обязательно!

— Но в Академии всегда была мощная ударная сила, против которой никто и ничто не может противостоять — я имею в виду военно-промышленный комплекс, и его представителей в лице академиков и член-корреспондентов?

— У военной науки, конечно же, авторитет огромный. Например, все спецслужбы с великим уважением относятся к науке, к ученым.

— Мне кажется, что последние четверть века военная наука "вымывалась" из Академии, что ее и ослабляло?

— Это абсолютно верно! Но тому есть ряд причин. Помните, либералы заявляли, что военная наука не нужна, так как у России нет противников, а с прежними врагами мы дружим…

— По-моему, додружились уже…

— У нас уничтожена отраслевая наука, которая была потребителем фундаментальной. До тех пор, пока связь эта не будет восстановлена, ничего хорошего в нашей науке ждать не следует.

— Но будем оптимистами?

— Безусловно!