Вице-президент РАН, академик Валерий Бондур: "Все тайны "Аэрокосмоса". Продолжение

"Чаепития в Академии" — постоянная рубрика "Правды.Ру". В ней мы публикуем интервью писателя Владимира Губарева с академиками. Сегодня снова его герой — ученый-океанолог, доктор технических наук, вице-президент РАН, академик Валерий Бондур.

Свое тридцатилетие Валерий Бондур отмечал в Феодосии во время уникальных экспериментов, которые он сам и придумал.

— В 1977-м году меня вдруг посылают руководителем летно-морской экспедиции. "На убой", как у нас принято говорить. Мол, в случае неудачи, будет с кого спрашивать. Мне говорят, что директива есть: выделены корабли, другие необходимые объекты, авиация уже там. Еду в Крым. А самолеты и вертолеты уже летают, корабли в море выходят — все "жгут керосин". Наконец, добираюсь до Феодосии, откуда и должен руководить летно-морскими экспериментами. Первое, что делаю, отменяю все полеты авиационных средств. Ко мне в гостиницу приходят командиры воздушных кораблей, летчики, штурманы. Говорят, мол, кто ты такой, чтобы нами командовать!? Поезжай обратно, мешаешь всем… Сдержанно напоминаю, что я руководитель экспедиции и утром буду объяснять методику проведения экспериментов, ставить задачи каждому экипажу. Смотрят с недоверием — дескать, слишком молод. Мне ведь тогда и тридцати лет не было…

Начал проводить теоретические занятия. Сначала была полная обструкция, вопросы каверзные задавали. Сдерживался, терпеливо отвечал. Потом стали слушать все с большим вниманием, а к вечеру полностью вникли в сущность работы. На следующее утро каждый получил свое задание, экипажи прониклись доверием. Попросился с ними в полет, хотя тогда у меня еще не было разрешения на летную деятельность. Несколько раз меня брали на борт, нарушая все инструкции. В полетах показывал, что именно и как нужно делать… Прошло несколько дней и ко мне стали относиться не только с уважением, но и с любовью. Эти люди, прошедшие огонь и воду, поняли, что делают важнейшее для страны дело. Это было главным для них, а все остальное отошло на задний план. Потом мы вместе работали не только в Крыму, но и на Севере, и на Дальнем Востоке.

— Объекты не могли от вас скрыться?

— Мы предлагали и реализовывали самые различные, даже достаточно экзотические сценарии с совершением сложнейших маневров для решения поставленных задач. Получалось все отлично! Ну а финал экспедиции был неожиданным. Прихожу к адмиралу, он спрашивает о директиве из Москвы. Оказывается, ее не было. Два месяца работы, большое количество выходов морских средств, полетов самолетов и вертолетов, а директивы нет! Дозваниваюсь до своего начальства, могу говорить с ним только иносказательно, так как телефон обычный. Объясняю руководству, что "рыбки" плавают, "птички" летают, а разрешения на это нет. Но все закончилось хорошо — директива, в конце концов, пришла.

Бесценные экспериментальные данные, полученные в этом и в других, подобных летно-морских экспериментах обрабатывались с использованием специальных методов, обобщались и обсуждались на научно-технических советах и на академическом Совете по комплексной проблеме "Гидрофизика". А результаты мы получили уникальнейшие! Анатолий Петрович Александров, который интересовался этими проблемами, ко мне относился очень хорошо, хотя я был очень молод, а он уже маститым ученым, президентом Академии наук. Анатолий Петрович был председателем академического Совета по "Гидрофизике", на котором заслушивались все результаты, связанные с нашими работами. Когда мне пришлось первый раз принимать участие в работе этого Совета, основной доклад делал Анатолий Иванович Савин. Его Александров называл "Толя" — они были приятелями с давних времен, еще с атомного проекта. Савин показал на меня и сказал, что этот парень придумывал использовать — двумерные "волновые спектры" -такие эллипсы (Александров тогда назвал их "яйцами") для решения этой сложнейшей проблемы. А. П. Александрову это очень понравилось, он меня запомнил, поэтому каждый раз при встрече с Савиным спрашивал обо мне. А, когда Анатолий Петрович приезжал к нам в "Комету", то всегда просил приглашать меня поделиться последними научными новостями в этой области. Это было очень приятно, не скрою. У "Кометы" с Академией наук связь была теснейшая.

— Неужели все шло так гладко?

— Нет, конечно. К примеру, не было средств для обработки огромных потоков информации, формируемой средствами дистанционного зондирования. Единственная установка, которая в какой-то мере могла помочь в решении этой проблемы, была под Харьковом, в астрономической обсерватории. Мне удалось договориться об использовании этой установки с тогдашним директором Харьковской обсерватории — Владимиром Николаевичем Дудиновым. Приезжаем на полигон. Обстановка там типично академическая: все спокойно, неспешно, обстоятельно. Установку нам давали только на ночь. Астрономы работали днем, а мы по ночам. Они удивлялись, кокой объем работы нам удавалось проделывать за ночь. В нашей группе был Владимир Кулаков. Парень все понимал с полуслова, с полувзгляда. Мы так чувствовали друг друга, что нам и говорить ничего не нужно было — все делали очень слаженно! Кулаков был талантливым сотрудником. Он мог стать прекрасным ученым, но защищаться не стал, а, когда наступила "перестройка", ушел в какой-то банк системным администратором, но и там у него не получилось… Я звал его обратно в науку, но он, к огромному сожалению, так и не вернулся…

В Харькове мы работали с энтузиазмом, получили совершенно новые результаты, в том числе те самые эллипсы, которые вращаются, и которые Анатолий Петрович Александров называл "яйцами". Для продолжения и углубления исследований необходимо было создать новую когерентную установку, похожую на харьковскую, но более совершенную. А, как это сделать? Ведь "Комета" располагалась не далеко от центра Москвы, рядом метро, поезда, которого вызывают сильные вибрации. Но нам удалось найти место, в подвале, где был песчаный грунт. Сделав глубокий фундамент, можно было устранить вибрации. Установка сложная, поэтому требовалось получить разрешение главного инженера. А у него проектов множество, забот, соответственно, тоже немало, а тут еще одна, да и науку он не очень поддерживал. Он был против создания такой установки, несмотря на то, что Савин поддержал меня и подписал соответствующую бумагу. Главный инженер говорит, что этим должна заниматься Академия наук, а не мы.

Однако, ясно, что в Академии никто подобную установку делать не будут, да и возможностей там нет. Я дождался, когда главный инженер ушел в отпуск, и все разрешительные бумаги подписал у его заместителя. Своим ребятам сказал, что будем работать тихо, никакого мусора не должно быть, и никто не должен догадываться, что мы делаем в подвале. За короткий период времени превратили подвал в прекрасную лабораторию, сделали уникальную установку, которая стала самой большой системой когерентной оптической, а затем и оптико-цифровой обработки изображений в мире. Пригласили академика Савина, который взял с собой и главного инженера. Когда тот увидел все, что мы соорудили, он просто обомлел… Это была самая длинная "оптическая скамья" в мире. Потом мы ее все время модернизировали, чтобы оперативно обрабатывать данные, затем дооснастили установку вычислительным комплексом.

Именно на этой оптико-цифровой системе мы получили самые значимые результаты по морской тематике. Когда в "Комету" приезжали высокие гости, то их водили, как правило, в два места: в цех, где собирали космические аппараты, и к нам "в подвал". Это было и хорошо, и плохо. Работаем. Сообщают, что идут гости. По длинному коридору раскатываем ковры. У нас все красиво — покрашено, чисто, на полу ковры, порядок идеальный…

— Это обязательно?

— Гости ведь бывали очень высокие — то наш министр приезжал, то министр обороны, то главком, а то и секретарь ЦК или Зампред Совета Министров. Иногда охранников бывало больше, чем моих сотрудников, работающих у приборов. Трудно было пробиться к высокому гостю, чтобы дать необходимые пояснения…

— Но ведь это была наука?

— Да, это была настоящая наука! Она выходила в практическую сферу, в конкретные разработки. Мы тогда поняли, что "на стороне" такие вещи сделать невозможно, а необходимо было все наработки доводить до конца у себя. Да, мы сотрудничали с большим числом академических институтов, организаций промышленности и ВУЗами. Хорошие идеи и проекты возникали, но довести их до конечного результата удавалось редко — не было у этих организаций соответствующей базы. А в "Комете" мы могли все это реализовать. Кроме того, перед нами стояла амбициозная задача, заключающаяся в том, чтобы огромная когерентно — оптическая установка летала. Значит, она должна была стать компактной.

Первый в мире летающий когерентный оптический процессор был создан у нас. В 1986 году он впервые был испытан в реальных летных условиях и, главное, работал надежно на борту самолета и вертолета. Сначала он был чисто оптическим, потом оптико-цифровым, а затем с развитием соответствующей элементной базы и чисто цифровым. От научной идеи, ее теоретического и обстоятельного экспериментального подтверждения с получением уникальных научных результатов, до разработки конструкции прибора, его изготовления и испытаний в реальных летных условиях — все это было сделано у нас. До сих пор в этих областях мы опережаем другие страны.

Лестница жизни: 40 лет и старше

— Карьера шла нормально, почти автоматически. Была подготовлена и защищена докторская диссертация. Начальный период был относительно трудным, а затем, когда был заработан определенный авторитет, все пошло по нарастающей. Продолжались широкомасштабные исследования. На докладах с изложением полученных результатов собирались огромные аудитории. Ведь то, чем мы занимались было новым, оно интересовало всех. Приглашали в Академию наук и в разные ведомства. Там также докладывал о том, что было сделано.

— Но вернемся к вашему прибору, пока он на самолете, а где же космос?

— В космосе нужно было обойтись без оператора. Родилась идея, как это сделать. На спутнике устанавливалась аппаратура, которая формировала изображения и сбрасывала их на Землю, где получаемая информация оперативно обрабатывалась с использованием разработанных нами методов и технологий. В 1987 году впервые в мире нами был обнаружен из космоса подводный объект. Это была сенсация, никто не верил, что подобное возможно. Фурор произвели потрясающий… Потом были доклады заказчику, закрытые выставки, на которых мы демонстрировали свою уникальную аппаратуру. Главком ВМФ увидел ее, загорелся, и делал все, чтобы она появился на флоте. Нужно было сделать следующий шаг — создать систему…

Но тут наступил 1991-й год… Работы начали тормозиться. Противоракетная тематика шла, а морская — лишь на остаточном принципе… Мол у нас нет противников, не нужен нам мощный флот, атомные лодки начали резать, крейсеры стали продавать на металлолом и так далее. Кошмар! А ведь мы практически создали систему, в которой было предусмотрено все — и космические аппараты, и авиация, с аппаратурой, которая может работать и в снег, и в дождь, и в облачных условиях …

— Фантастика!

— Есть немного… Все было продумано, просчитано, экспериментально проверено. Более 240 выходов объектов, тысячи вылетов самолетов и вертолетов. Разработаны совершенно новые физические принципы, созданы математические и информационные модели. Все было готово для реализации наших результатов и разработок в реальную аэрокосмическую систему. Ряд институтов вместе с нами работал над этой системой, сотни, а, возможно, и тысячи сотрудников.

— Другая эпоха, другие люди, которым ни флот, ни армия уже были не нужны…

— И все — "под сукно".

— Обидно?

— Конечно. Но я занимался тогда не только морской тематикой, но и другими проблемами. Мы реализовывали множество проектов. Я получил разные регалии — главный конструктор, заместитель директора по науке и так далее. Как мы уже говорили ранее, приходилось заниматься и ракетной тематикой. По специальности мне это было близко. Факел стартующей ракеты — это поток плазмы, загрязненной продуктами сгорания. Требовалось смоделировать, рассчитать и измерить его излучение с учетом газодинамики, изменяющейся в процессе полета в атмосфере Земли. Задача ставилась так: с большой высоты обнаруживать динамические объекты в атмосфере. Работы велись давно, но нужно было все разработки внедрить в реальные глобальные космические системы. Задача сложнейшая, и не случайно такие системы модернизируются до сих пор.

— До какого времени вы были в заместителях у Савина?

— До 2000-го года, то есть до тех пор, пока он был директором ЦНИИ "Комета".

— Значит, при вас приезжал в "Комету" Михаил Полторанин, с требованием немедленно снять руководство во главе с Савиным и поставить преданных Ельцину людей?

— Да, но его не восприняли и практически изгнали с предприятия. Наверное, это единственный случай, когда вице-премьер правительства вынужден был уехать ни с чем. Наглый был мужик. Но ничего у него не получилось. Идея простая: хотели все изменить, но для этого нужно было разрушить все прежнее. Вот и получилось так: развалили всю страну и получили "изменения".

Лестница жизни: 50 лет и старше

— Я заместитель Генерального директора по науке и главный конструктор ЦНИИ "Комета", в расцвете сил. Все развивается. Однако, начали появляться трудности. Раньше у нас было мощное министерство, а затем оно вошло в состав какого-то ведомства в качестве департамента, а в дальнейшем этот департамент постепенно сужался, терял силы и средства. Но оттуда появлялись какие-то люди, обладающие властью. Они могли снять любого руководителя, выбросить его на улицу, а прислать "своего". Шла такая атака и на Анатолия Ивановича. Он сильно переживал. Кстати, думал, что я хочу занять его место, но вскоре убедился, что своих я не сдаю и предан ему. Он успокоился. Тем не менее, все время "сверху" приходили разные слухи, это создавало нервную обстановку. Меня приглашали в разные организации, в том числе и коммерческие. Однако меня не прельщали ни деньги (там сулили огромные!), ни различные фирмы со звучными названиями, которые на слуху и сейчас, ни чиновничья работа, где, казалось бы, была сосредоточена власть. Меня интересовала наука, и именно это определяло мою жизнь.

— А как вас финансировали?

— До 1995-го года у нас не было финансовых проблем. Деньги нам выделяли на все, кроме морской тематики. Ее закрывали, а противокосмическую замораживали.

— Под влиянием американских советников и консультантов в правительстве?

— Вероятно. Достоверно мне это неизвестно, но факт остается фактом: работы по оборонной тематике сокращали. Некоторые — резко, другие — постепенно. А потом ситуация вдруг стала почти катастрофической. У нас было много самолетов, создаваемых и незавершенных объектов по программам Министерства обороны. И вдруг Минфин потребовал от нас, чтобы мы взяли все это на свой баланс. Например, самолет стоит, но за него необходимо платить. Самолет необходимо обслуживать, поддерживать в рабочем состоянии. И снова мы должны платить. Я понял, что нужно все кардинально менять, предложил Савину частично отказаться от самолетов и вертолетов, которые были за нами закреплены.

Мы заключали договоры с теми организациями, на аэродромах которых базировалась наша авиационная техника, переходили на модульную систему установки специального оборудования, а оплата производилась только за те полеты, в которых мы проводили свои эксперименты. Сложнее было с незавершенными объектами. Министерство обороны, где проходило жуткое сокращение всего и вся, на свой баланс их не брало. Анатолий Иванович Савин начал постепенно во всем разбираться, придумывали различные схемы, как спасти нашу науку и наши исследования. Главное, за чем он тщательно следил и контролировал — чтобы не разворовали и не нажились на имуществе государства. Тут он стоял непоколебимо, чем вызывал гнев чиновников. В конце концов, они ему это и припомнили.

— Как конверсия начиналась?

— Нужно было добывать деньги, реализуя не только оборонные проекты. И нам разрешили участвовать в некоторых международных проектах. Иногда это было, как говорится, "на грани фола". К примеру, мы делали проект специальной оборонной системы для Франции. Это осуществлялось в соответствии с Указом Президента нашей страны Б. Н. Ельцина. Конечно, все было только на бумаге, но тем не менее. Тут я вошел в противоречие со многими кураторами работы. Французы просили передать им модели факелов ракет, которые мы разработали. Я категорически возразил, за что был подвержен определенной обструкции. А чиновники из "Росвооружения" требовали передачи наших моделей. Закончилось все это тем, что некоторые модели передали, а французы не заплатили за заключительный этап работы. Затем мы участвовали в выполнении достаточно большого российско-американского проекта. Он заключался в создании двух спутников для стереонаблюдения за метеорологическими ракетами. Один спутник должен был быть российским, а другой американским. Для реализации этого проекта подключились мощные силы, а у нас был Указ Президента Российской Федерации. Деньги платили американцы, и это поддерживало наши коллективы. Но дело далеко не зашло, развалилось, так как в США избрали нового Президента, и он начал сокращать сотрудничество с Россией.

— Но это околовоенные программы, а где же мирные?

— Мы предложили организовать на базе ЦНИИ "Комета" Центр экологического мониторинга. Прописали это во многих директивных документах. Министром охраны окружающей среды и природных ресурсов Российской Федерации был тогда Виктор Иванович Данилов-Данильян. Он нас поддержал. Тогда в "Комете" мы создали отдельное подразделение — Центр экологического мониторинга и информационных технологий, на базе которого мы планировали создать самостоятельную организацию. Это тоже была наша конверсия. Я этим занимался вплотную. Выделили "открытую" часть территории в ЦНИИ "Комета", и к нам зачастили гости из-за рубежа. Американцы в том числе. Учились у нас работать. Меня включили в состав российско-американской Комиссии по экономическому и технологическому сотрудничеству (Комиссия "Черномырдин-Гор"), в специальную группу, которая занималась использованием военных технологий для мирных экологических целей. Мы совместно с американцами коллегами придумывали, как использовать закрытую космическую информацию для решения экологических задач, не раскрывая ее. Я предложил создавать и обмениваться так называемыми "производными информационными продуктами"…

— Что это такое?

— Исходную информацию нельзя передавать, так как она закрытая и у нас, и у них. Поэтому мы обмениваемся только результатами обработки, положенными на цифровые карты в геоинформационной системе. Именно тогда были активно использованы видеоконференции. До этого нам приходилось часто летать в Америку, иногда по два раза в неделю. Молодые были, выдерживали. Кстати, одно условие было: летать только на "Дельте". Американцы деньги за все платили, мы ни копейки не тратили.

— Им это было выгодно?

— Конечно, иначе они не потратили бы ни цента!… Мы сделали ряд очень интересных проектов.

— Например?

— Например, проект по дистанционному мониторингу загрязнения военных баз. Проект заключался в том, что мы исследовали загрязнение военной базы вблизи города Эгли с использованием космических изображений, полученных российскими спутниками, а американцы изучали загрязнение нашего аэродрома в Ейске своими космическими аппаратами. Потом анализировали данные и сравнивали уровни загрязнения этих объектов. Академик Александр Сергеевич Исаев предложил понаблюдать из космоса за бореальными лесами. Это мы уже делали вместе. Проект также был очень интересным.

Еще один проект, который удалось инициировать мне — "Космический мониторинг антропогенных воздействий на экосистемы прибрежных акваторий". Я стал научным руководителем этого проекта с российской стороны. Первоначально мы планировали выполнить мониторинг Флоридского залива в США и Финского залива в Балтийском море, но потом решили сконцентрироваться на американском заливе. В рамках этого проекта были получены очень интересные результаты по анализу динамики загрязнения залива и оценке эффективности применявшихся природоохранных мероприятий. Проект "Флоридский залив" был признан лучшим из проектов, реализованных Специальной Экологической рабочей группой Комиссии "Черномырдин-Гор". Вице-президент США Альберт Гор принимал нас, поздравлял с успехом и дарил нам свои книжки с персональным автографом…

— Он ведь за нее Нобелевскую премию получил, хотя книжка по экологию у него слабая!

— Вице-президенты США могут позволить себе такие писать! Были и другие интересные проекты. При их выполнении мы познакомились с большим количеством американских ученых, завязали контакты…

— А что было дальше?

— И тут происходит следующее: Анатолия Ивановича Савина освобождают от руководства "Кометой", точнее — просто снимают с должности, так как чиновники не могли простить его независимость. До 2003 года Анатолий Иванович оставался научным руководителем ЦНИИ "Комета", а я — руководителем Центра Экологического мониторинга и информационных технологий. В 2000-м году меня избрали членом-корреспондентом, а в 2003-м году — академиком Российской академии наук. В 2003-м году Савин перешел в концерн "Алмаз-Антей". Мне тоже оставаться в "Комете" не имело смысла. Я решил создать новую, современную организацию и продолжить начатые дела.

— Как и когда был создан "Аэрокосмос"?

— Формально историю возникновения Научно-исследовательского института аэрокосмического мониторинга "Аэрокосмос" можно отсчитывать с 1 декабря 2000 г., когда в Московском государственном университете геодезии и картографии (МИИГАиК) был создан межфакультетский Научно-исследовательский учебный центр аэрокосмических технологий мониторинга природных ресурсов и окружающей среды — НИУЦ "Аэрокосмос". Я стал директором и организатором этого центра (по совместительству). Значительную поддержку в его создании оказали академик Савин А. И. и летчик-космонавт СССР, член-корреспондент РАН Савиных В. П., который являлся в то время ректором МИИГАиК.

В 2011 году наша научная организация была переименована в Федеральное государственное бюджетное научное учреждение "Научно-исследовательский институт аэрокосмического мониторинга "Аэрокосмос" Министерства образования и науки Российской Федерации под научно-методическим руководством Российской академии наук. Директором этого научного учреждения был назначен я. Основу коллектива нашей организации составили ученые и инженерно-технические работники, перешедшие из ведущих научных подразделений ЦНИИ "Комета".

Формированию организации подобного типа, которая занималась вопросами, связанными с мониторингом окружающей среды, выявлением и предупреждением чрезвычайных ситуаций с использованием аэрокосмических методов и технологий, способствовал опыт, накопленный коллективом специалистов, составивших основу НИИ "Аэрокосмос", в процессе диверсификации разработок, выполненных при создании глобальных аэрокосмических систем военного назначения. В процессе создания таких систем формировались подходы и разрабатывались аэрокосмические методы исследований различных процессов и явлений в морях, океанах, на поверхности Земли, в атмосфере и околоземном космическом пространстве, методологии моделирования различных объектов окружающей среды, а также моделирования полей излучения на входе аппаратуры дистанционного зондирования. С использованием этой методологии были разработаны модели спектроэнергетических и пространственно-частотных характеристик различных объектов и фонов, модели распространения электромагнитного излучения в атмосфере и океане, целый спектр гидродинамических и электродинамических моделей, географо-климатические, метеорологические и другие модели, а также накоплены базы данных о характеристиках различных процессов и явлений, наблюдаемых аэрокосмическими системами. Разработанная методология и созданные модели позволили научно обосновать направления экспериментальных и теоретических исследований для получения исходных данных, необходимых для разработки физических основ, принципов и технических путей построения глобальных и региональных аэрокосмических систем мониторинга. Тогда мы начали работать вместе с Виктором Петровичем Савиных А вскоре крепко подружились…

— А какой-нибудь забавный случай с Савиных можете вспомнить?

— Конечно. 1993-й год. Виктор — ректор, а мы, кроме всего прочего, занимались разработкой медицинской диагностической аппаратуры. Мы организовали в Москве большую международную конференцию. Обстановка в стране была тяжелая: президент воюет с парламентом, люди с автоматами ходят, иногда постреливают. К нам приехало около сотни иностранных врачей. Для безопасности мы поселили их в бывшем санатории ЦК. Пригласили и Виктора Петровича. Он спортсмен, бегает по утрам, увлекает за собой участников конференции. В один из дней мы запланировали шашлыки на свежем воздухе. Но пошел дождь. Все скисли, жаль, что такое мероприятие срывается. И вдруг Савиных говорит: "Почему сидите, у нас в Кирове такой дождь идет постоянно!" Он вышел, наколол дров, разжег костер, уже начал шашлыки готовить. Тут все высыпали к нему, начали помогать. Иностранцы все были в восторге и поражались, что известный русский космонавт так прекрасно жарит шашлыки! Виктор был счастлив. Он ведь человек очень заводной…

Окончание следует.