Исламская нанореволюция: Как Иран совместил науку и религию

После прошедшего в Астрахани I Каспийского технологического форума многие заговорили о возможности заключения между Россией и Ираном соглашения о сотрудничестве в высокотехнологичных отраслях. Руководитель "Иран-нано" Сейид Саркар в эксклюзивном интервью Pravda. Ru рассказал о том, как Ирану удалось совершить невозможное в сфере нанотехнологий.

— Говоря о запуске нового высокотехнологичного бизнеса, нельзя обойти вопрос о распределении рисков. Кто должен нести риски? Например, риски неудачи исследований?…

- Да, проблема есть, но дело в том, что в развитом мире — в Америке, Германии — вообще в Европе — или в Японии в нужном месте и в нужное время сразу появляется венчурный капитал, и это именно его задача — брать на себя риски. Но в Иране у нас нет венчурных капиталистов, способных взять на себя риск развития технологий. И очень трудно начать эту деятельность в Иране. Мы находимся в самом начале длинного пути.

- Но у вас есть очень богатые семьи …

- Да. Но почему они богаты? Разве они сделали свои богатства в хай-теке? Или все-таки они разбогатели на бизнесе на традиционных продуктах — коврах, например, или шафране? Я имею в виду, что экосистема для ведения бизнеса в сфере хай-тек кардинально отличается от бизнеса в низкотехнологичных отраслях.

У нас очень хорошие бизнесмены в производстве ковров, сухофруктов или фисташек, но когда в Иране вы выходите в хай-тек, вам не к кому идти, в этом секторе у нас нет вообще предпринимателей. И это одна из самых больших проблем. Мы должны готовить венчурных предпринимателей, чтобы развивать высокие технологии. И в этом первая проблема.

Второй проблемой остается то, что нам нужно еще очень много работать на международном рынке, чтобы быть признанными и принятыми в качестве страны, которая может производить передовые продукты. Как я уже упоминал ранее, если вы скажете, что очень сложное медицинское оборудование производится в Иране, на вас будут смотреть очень странно. В это просто не поверят. Все равно, как если кто-то скажет, что сложное высокотехнологичное оборудование произведено в африканской стране, какой будет ваша реакция?

- Я спрошу, чьи деньги стоят за производством?

- Тем не менее, пока мир в нас не верит. Мы должны много работать, и это займет длительное время, пока на международной арене мы получим признание в качестве страны, которая может производить современное оборудование и передовые продукты.

- У корейцев на это ушло 20 лет.

- У них 20 лет ушло. Китайцы сейчас в середине процесса мирового признания. Нужно потратить много денег, необходима мощная пропаганда: вы должны активно работать на международных выставках, нужно хорошие консультанты — очень хорошие международные консультанты! Для разных видов спорта мы выписываем тренеров из европейских стран, за тренерами для футбола мы едем в Бразилию или Аргентину, но в других областях, по-видимому, мы как бы считаем, что в этом нет необходимости. И это неправильно.

Например, потенциал оздоровительного туризма в Иране очень высок. Я имею в виду, что качество медицинских услуг в Иране очень высок и сектор очень конкурентоспособен по цене. Но как мы его используем? Посмотрите на Таиланд, посмотрите на Индию. Что касается медицинских услуг, я могу вас заверить, что в этих странах их уровень значительно ниже, чем в Иране.

Но они делают очень хороший бизнес в медицинском туризме. Знаете, почему? Потому что они нашли нужных людей, чтобы управлять их оздоровительным туризмом. Но в Иране мы считаем, что мы должны сами научиться, а затем заняться этим. Но пока вы научитесь, два десятилетия пройдет и не только, время будет упущено. Таким образом, мы должны принять, что в некоторых областях нам нужна помощь. Как и в спорте нам нужны тренера и менеджеры.

- Вы действительно верите в добрую волю Запада — что западные крупные высокотехнологичные корпорации позволят иранским компаниям зайти на этот рынок? Вы действительно верите, что американцы искренни, когда они убирают свои санкции?

- Если мы говорим о базовых принципах подхода американского правительства и политиков, я бы сказал: "нет". Но если вы идете к частным компаниям, то они могут работать в их собственных интересах. И на основе обеспечения ими своих потребностей вы можете обеспечить свои интересы. В конечном итоге мы можем и потерять, но в процессе совместной работы, мы надеемся, что мы можем узнать некоторые трюки в хай-тек бизнесе.

- Если западные ТНК видят, что вы производите высокотехнологичное медицинское оборудование, и теперь иранцы хотят выйти на их рынок и получить кусок пирога, они будут делать все, что в их силах, чтобы уничтожить вас. Вы говорили о демпинге. В настоящее время они создают трансатлантическое и транстихоокеанское партнерства без таможенных пошлин и сборов в хай-теке, тогда как иранцам всегда придется платить на таможне.

- Это очень сложный вопрос. У нас есть специальная программа на государственном уровне, предполагающая, что мы должны инвестировать средства и обеспечить полную поддержку компаний в секторе экономики знаний — тех компаний, которые в состоянии произвести хорошие продукты на высоком уровне — и помочь им сформировать большую компанию и выйти, по крайней мере, на региональные рынки — сначала региональные, а затем и мировые. Это было бы очень хорошо, и мы можем сделать это.

Когда у вас нет другого выбора, когда вы не можете победить конкурентов, вы можете присоединиться к ним и получить свою собственную выгоду. Но когда вам ничего терять, вы будете настойчивы до конца, это именно то, что случилось с нами из-за санкций. Если их продолжат еще 10 лет, мы много потеряем в финансовом отношении, и люди будут находиться под давлением, и их жизнь была бы полна страданий для целого поколения, но я уверен, что следующее поколение — а это будущее страны — будет полностью гарантировано, что мы будем не просто уверенно стоять на ногах, но и в состоянии обгонять других.

Но у этого есть своя цена. Несколько поколений получит очень трудную жизнь. Теперь на Западе поняли, что Иран — это не та страна, на которую можно давить, и она сдастся. Не те люди. Иранцы будут сопротивляться. Так что сейчас весь процесс изменился.

И мы должны воспользоваться преимуществами этой новой атмосферы, но то, насколько умно и расчетливо мы будем себя вести, несет серьезные риски. Поживем — увидим, но я не очень оптимистически настроен: дело в том, что не так много людей в Иране в состоянии оценить наш потенциал. Очень немного людей. В том числе и в правительстве.

Единственный человек — единственный! — кто подчеркивает приоритет поддержки самостоятельного развития и поддержки разработкам новых технологий в Иране — это Духовный лидер (рахбар). Если бы не его поддержка нанотехнологий, мы ничего не имели бы сегодня, я могу заверить вас.

- А как вооще влияет политика на хай-тек? Есть ли разница между временем президентства Ахмадинежада и президентства Рухани. Чувствуете ли вы разницу в ситуации?

- Видите ли, INIC была создана во время президентства Хатами, через два года после его избрания. И мы имели полную поддержку президента Хатами, он лично раза четыре принимал участие в совещаниях у нас. И мы были очень обеспокоены тем, что могло произойти после очередных президентских выборов. И у нас состоялась частная встреча с руководителями страны и Духовным лидером, и я выразил свою обеспокоенность по этому поводу.

Да, избран новый президент, сформировано новое правительство, и это право каждого президента или правительства назначать людей на должности и определять их полномочия. Но мы обеспокоены тем, что мы проработали два года, существует стратегический план на 10 лет, и мы должны приступить к его реализации, но если новое правительство отправит новых людей на нанотехнологии, то мы потеряем два года, так как они будут заново рассматривать и утверждать цели, задачи и планы.

Рахбар понял мою озабоченность, позвонил президенту Ахмадинежаду и предложил не трогать "семью нанотехнологий". И нам повезло, что никто не мешал, и мы получали хорошую поддержку.

Мы работали два года с президентом Хатами, восемь лет с президентом Ахмадинежадом, и вот уже два с половиной года с президентом Рухани. В таких странах, как Иран, где результаты выборов меняют все, то, что учреждение — иранский совет по инициативам в нанотехнологиях — 14 сохраняется в неприкосновенности от всех политических пертурбаций — это чудо! Отчего оно стало возможным? Потому что мы работали под зонтиком Рахбара.

 - А как организована ваша деятельность?

- INIC является организацией, ответственной за разработку политики, планирование и поддержку нанотехнологических разработок по всей стране. Ее зона ответственности включает все — от информирования общественности, до развития человеческих ресурсов, формирование направления научных исследований, развития технологий, индустриализации и коммерциализации.

С самого начала цепочки и до ее конца наша организация несет ответственность. Структура INIC функциональна. Высший совет состоит из шести министров, вице-президент по науке и технике является главой INIC, затем идет Генеральный секретарь и различные рабочие группы. Каждая рабочая группа отвечает за одну область деятельности.

Мы включены во все, связанное с нанотехнологиями, на всех стадиях: мы планируем процесс, поддерживаем его, и мы же оцениваем его результаты. Это непрерывный процесс. Министр науки и техники, министр здравоохранения, министр сельского хозяйства, министр промышленности, министр экономики, министр нефти являются по должности членами Высшего совета INIC на вверх, и назначают одного из заместителей представлять сове ведомство в постоянном контакте с INIC.

У нас проходят регулярные совещания с этими заместителями, и мы говорим: министерству сельского хозяйства пригодятся такие-то и такие-то виды нано-продукции, определяем в этой связи обязанности и полномочия для министерства науки и техники, министерства промышленности и так далее. Таким образом, мы находимся в постоянном взаимодействии с различными министерствами. И у нас складываются очень хорошие отношения с ними, и они также видят, что они получают выгоду от развития этих отношений.

 - Но все ли зависит от вашей воли? Я имею в виду, что в настоящее время ситуация кардинально и очень быстро изменилась. Санкции остаются в прошлом, а они создавали как проблемы, так и преимущества. Но скажите честно, вы знаете, что вы будете делать в ближайшие 10 лет или вам все еще нужно время, чтобы оценить ситуацию, чтобы увидеть тенденции, чтобы понять, как это будет реализовано, чтобы посмотреть, что будет, например, с таможенными пошлинами и так далее? Вы действительно можете сказать: я знаю, что я буду делать в ближайшие 10 лет?

- Дело в том, что мы представляем общую картину. Я имею в виду, что у нас был стратегический план на 10 лет, который был завершен к концу 2015 года и в этом году принят новый десятилетний стратегический план до 2025 года, который разделен на три фазы: две трехлетних фазы и одна — на 4 года. Зачем три разные фазы?

Потому что каждые три года мы пересматриваем нашу политику, программы и виды поддержки в зависимости от ситуации. У нас нет жесткой программы. Наша программа очень динамична. Так что сейчас мы в самом начале нашего следующего десятилетнего стратегического плана.

- С учетом новых постсанкционных условий?

- Да, новые условия, и изменения ситуации влекут изменения в программах. Если что-то не жестко определено, то нормально, что мы учитываем происходящее и определяем дальнейшее развитие. Есть обратная связь. Мы получаем отклики и сигналы от инвестиций, от рынка, от промышленности, от политики, от образования.

И мы регулируем наши программы в соответствии с преимуществами и угрозами, которые могут возникнуть. Например, сейчас наше международное сотрудничество полностью отличается от того, каким оно было в течение последних 10 лет, когда у нас его было крайне мало, мы были в самом конце в вопросах международного сотрудничества в вопросах нанотехнологий.

Мы владеем информацией. В европейских странах от 60 до 70 процентов научных публикаций — международные совместные, на японском языке — около 40 процентов, на китайском языке около 30-35 процентов, в Саудовской Аравии — до 85 процентов.

Но Иран был в нижней части таблицы, только 17 процентов публикаций были совместными международными, причем на первом месте среди партнеров были США, потому что большинство наших университетских профессоров получили высшее образование в США, у них есть оставались связи и контакты в течение всего периода санкций. Никогда США не переставали выдавать визы иранским студентам или аспирантам. Ни разу! Двери для утечки мозгов из Ирана в США или Канаду всегда оставались открытыми. Тем не менее мы были на дне — только 17 процентов.

Сейчас ситуация поменялась. Многие европейские страны, Япония или Корея действительно очень хотят немедленно начать научное сотрудничество с Ираном, чтобы воспользоваться преимуществами первопроходцев. Но в те трудные времена мы начинали с сотрудничества с русскими и с индийцами. У нас был один совместный семинар с Германией, и это был первый и последний в начале нашей нанотехнологической деятельности. Даже в России у нас было много трудностей.

Группа специалистов отправилась в Россию встретиться с российскими учеными, потому что мы знаем, что Россия имеет очень хорошую фундаментальную науку, очень хорошие ведущие ученые высшего уровня работают в России. И мы попросили о встречах. И многие российские институты, и российские профессора и ведущие ученые отказались от встреч с нами. Знаете, почему?

 - Могу догадаться. Давление с Запада.

- В точку. Они сказали, что некоторые из учреждений принадлежат Америке, которая купили акции научно-исследовательских институтов. Если мы согласимся на ваши предложения, они не будут больше работать с нами. Они не дадут нам визы. Если мы съездим в Иран, нам не дадут визы, чтобы поехать в Америку.

Было очень непросто, я имею в виду было очень странно для нас, как русские ориентируются на Запад, это был период медового месяца между Россией и Западом. Но несмотря на все эти трудности, нам удалось провести две совместные конференции с Россией, и мы пригласили российских ученых приехать в Иран на совместные конференции с иранскими учеными. У нас были две совместные лаборатории с индийцами, пока и там постепенно также закрыли для нас все двери.

- В Индии сменилось правительство?

- Да, и, к счастью, мы за это время успели разработать некоторые мероприятия в Иране. И в результате всего этого мы находимся в очень хорошем положении к настоящему времени. Когда мы начинали работу в области нанотехнологий в 2001 году, в Иране вышло только десять публикаций на эту тему в течение всего года. В университетах в проблематике нанотехнологий разбирался с десяток профессоров. В мировом рейтинге нано-публикаций мы занимали 57 место. В настоящее время в Иране выходят около 6500 публикаций в год. Таким образом, с уровня в десять публикаций в год мы вышли на семнадцать публикаций в день.

Сейчас Иран публикует около 5 процентов мировых публикаций о нано. Только одна европейская страна опережает Иран — Германия. Она в мировом рейтинге публикаций на тему нанотехнологий на пятом месте. На — первом — Китай, на втором — США, третье место — за Индией, но ведь там и численность население очень большая — в Китае и Индии и США.

На четвертом месте — Южная Корея — они просто умеют делать это очень хорошо. Их публикации около 15 миллионов, но их ранг занимает четвертое место в мире. На пятом — Германия, на шестом — Япония, седьмой — Иран, восьмой — Франция, девятой — Соединенное Королевство, ну и так далее.

Сегодня у нас есть очень большое количество специалистов в области нанотехнологий и самих нанотехнологий. В 24 наших университетах есть аспирантуры по нанотехнологии в различных областях: нанофизика, нанохимия, наноматериалы или наномедицина — все, что можно представить и в 46 университетах есть магистратуры в области нанотехнологий. Сейчас в Иране более 26 тысяч специалистов магистерского уровня в сфере нанотехнологий. Если у вас есть человеческие ресурсы — специалисты по нанотехнологии, вы получите результат на всех звеньях цепочки: научной деятельности, развития технологий, их передачи в народное хозяйство.

Но INIC до того, как заниматься кадрами реализовала еще одну специальную программу в области информирования общественности и продвижения осведомленности общественного мнения в сфере нанотехнологий. Мы начали с политиков. Мы знали, что без поддержки политиков, мы не смогли бы ничего сделать. Нам нужно было убедить общественное мнение, что если оно не поддержит развитие нанотехнологий, Иран потеряет будущее, потому что нанотехнологии это революционные технологии, затрагивающие все аспекты человеческой жизни.

Мы не можем представить любую отрасль, которая не имеет ничего общего с нанотехнологиями. Не только биотехнологии или электроника, нанотехнологии вторгаются всюду: они есть в фармацевтической, текстильной, горнодобывающей промышленности, нефтехимической промышленности, сельском хозяйстве, охране окружающей среды — везде есть место нанотехнологиям.

И это оказывает очень позитивный эффект на экономику. В стратегическом плане были поставлены две основные цели — во-первых, с помощью нанотехнологий увеличить общественное богатство, а во-вторых, повысить качество жизни людей.

- Количество и качество?

- Надо было убедить политиков в повышении качества жизни населения. Мы благодарим Бога, что мы получили полную поддержку Верховного лидера, но и министров, членов парламента, причем это непрекращающийся процесс, потому что каждые четыре года мы получаем новое правительство, новых министров, новых членов парламента. И мы должны информировать их о нанотехнологиях и о их важности. Мы много работали над этим и сейчас мы имеем хорошую поддержку. Это было первым направлением.

Далее мы отправились в университеты — убеждать профессоров и студентов. Третье направление — обычные люди. Мы должны разъяснять им, если они используют свои деньги для разработки технологии, какая будет отдача этих технологий обратно нации. Люди должны понимать, каковы преимущества нанотехнологий, каков потенциал, как влияют нанотехнологии на человеческую жизнь. У нас есть много программ на телевидении, на радио, на электронных носителях, в соцсетях. У нас есть специальный веб-сайт.

Количество новостей, которые мы генерируем, количество программ, что мы генерируем — огромно. Если вы хотите иметь хороший рынок в будущем, люди должны знать о пользе нанотехнологий. Они должны разбираться.

И последнее, но не по важности — это студенты, то есть, будущее. Мы хотели привлекать студентов в нанотехнологии с самого начала процесса обучения. У нас есть специальные программы для студентов. У нас есть ежемесячный журнал под названием Nanobell для старшеклассников. Они сами пишут статьи, которые публикуются в этом ежемесячном журнале или информационных бюллетенях.

У нас есть специальный сайт для студентов, у нас есть образовательные выставки, где они видят наноматериалы и преимущества нанотехнологий. Мы проводим Наноолимпиады, в этом году уже шестую, и более 28 000 участников по всей стране соревновались в нанотехнологической олимпиаде. Только в прошлом году мы создали 15 нанотехнологических лаборатории для студентов.

Теоретическое обучение студентов дополняется, предоставляя им возможность делать эксперименты в области нанотехнологий и давая им опыт практической работы. В этом году мы открыли 15 лабораторий, и к ним добавим еще 17 в разных вузах в следующем. Каждая лаборатория оказывает образовательные и научные услуги вовне для 15 школ: группы учащихся — человек в 30, например, заинтересованных в нанотехнологиях, из каждой школы приходят и проводят по 15 экспериментов, на следующий день группа из следующей школы приходит в эту же лабораторию и так далее.

Таким образом, у нас есть возможность привлекать студентов. Каждый год мы можем предоставить возможность 1000 студентам сделать эксперимент или поработать в области нанотехнологий. Мы смотрим в будущее. Если они поработают в нанотехнологиях, то, когда они идут в университет, они уже не оставят это тему. Таким образом, мы строим будущее прямо сейчас.

Несколько месяцев назад был организован круглый стол для топ-10 стран по обмену опытом с участием США, Великобритании, Ирана, Японии, Южной Кореи, Китая и других. Я делал доклад о нашей активности на уровне средней школы. И группа американцев высоко оценила наш опыт, подчеркивая, что даже в Америке нанотехнологии не воспринимаются на уровне средней школы, а в Иране это сделано.

Члены китайской группы попросили нас создать такую лабораторию в Су-чжи, и три месяца назад мы ее создали, причем все оборудование производится в Иране. Мы предоставляем методическую литературу, наноматериалы для организации экспериментов.

 - Вы производите оборудование на предприятиях INIC?

- Да, конечно. У нас есть свое предприятие. Строго говоря, все это оборудование производится различными компаниями, а мы занимаемся коммерциализацией оборудования под собственной торговой маркой. Наша фирма работает в плотном контакте с компаниями-производителями, но школы покупают оборудование только у одной нашей фирмы: для обучения, для создания лаборатории, а затем для продажи услуг. У нас есть запрос от Эквадора создать там две лаборатории, есть запрос из Узбекистана. Спрос большой, потому что это очень эффективная методика обучения.

В нанотехнологиях есть три фазы. Первая фаза заключается в достижении возможности производить наноматериалы. Этого мы достигли, у нас есть технологии, у нас есть возможности промышленно производить 95 процентов типов наноматериалов, а некоторые из них, которые имеют промышленное применение, мы производим в оптовых объемах, тоннами.

Вторая фаза представляет собой внедрение нанотехнологий в существующее производство. Нанотехнологии предполагают использование высокоэффективных технологий в традиционном производстве для повышения производительности или качества продукции. Это вторая фаза, и сейчас мы в основном сосредоточены на диффузии нанотехнологий в промышленность.

У нас есть программа пропаганды и повышения осведомленности для промышленных менеджеров. Мы говорим им, если вы сегодня не будете использовать нанотехнологии в вашей отрасли, вы потеряете свой будущий рынок и конкурентоспособность, потому что конкуренты представит продукцию на основе нанотехнологий с более высокой производительностью.

У нас есть специальные брошюры для сельского хозяйства, фармацевтической промышленности, строительной отрасли, применения наноиндустрии в автоматизации промышленности и так далее. И мы проводим различные мастер-классы для них.

Мы представили технологии, которые были разработаны в Иране, готовые к применению в определенных продуктах или отраслях. Нам удалось внедрить нанотехнологии в десяти различных отраслях промышленности для более чем 150 компаний и около 300 видов нанотехнологической продукции представлено на рынке.

Я приведу один пример. Мы импортировали один препарат для лечения рака из США. Каждому пациенту необходим курс лечения из 18 инъекций, а каждая ампула стоила 700 долларов. Такие вот цены. Сколько пациентов могут позволить себе заплатить 13-15 тысяч долларов за один курс лечения? У нас лишь малая часть пациентов были достаточно богаты, чтобы купить лекарство на рынке. А через семь лет исследований нам удалось сделать эту работу и сейчас вот уже два года иранский продукт доступен на рынке.

 - По какой цене?

 - В три раза дешевле.

 - Все равно — дорого…

- Правительство стало субсидировать. Здесь же валюта не расходуется. В итоге пациенты платят по 20 долларов за инъекцию вместо 700.

Еще один пример. Пациенты химиотерапии страдают, у них выпадают волосы, они выглядят как выжатый лимон, потому что препараты при лечении рака очень токсичны — ведь их применяют, чтобы убить раковые клетки. И после инъекций препарат распределяется по всему телу и влияет на органы — почки, сердце, печень. Есть очень жесткие побочные эффекты.

Но когда вы применяете "Нанолипасол", он доставляет лекарство непосредственно к самой опухоли и мало влияет на другие органы. Обычная лекарственная форма стоит доллар, наноформа — на 20 процентов дороже. То есть, здесь нанотехнологии дают выигрыш не в цене, не в новых материалах — субстанция та же, а именно в том, что и называется нанотехнологиями — улучшением качества жизни людей. Таким образом, вы можете применять лекарство в нужных дозах с очень низкими побочными эффектами.

Или еще один пример: мы производим много типов нанофильтров, и хотели закупить по цене 1,2 миллиона долларов машины для производства нановолокон для фильтров у чешской компании, принадлежащей американцам, но те отказались нам его продавать. И тогда одна наша машиностроительная компания стала производить это оборудование у нас; нанофильтры и нановолокна, сделанные на нем, получили сертификацию в специализированных лабораториях в Италии и Германии, и мы уже поставили четыре комплекта оборудования, готовимся отгрузить пятый, и нам поступил заказ из Южной Кореи.

И это открывает выход на международные рынки. Частная корейская компания приценивается к оборудованию для производства нановолокон — чехи устанавливают цену в миллион долларов за комплект, а в Иране готовы продать за 340 тысяч. Они покупают образец, тестируют и сравнивают, видят, что производительность такая же, и зачем им платить лишние деньги? И это то направление развития бизнеса, по которому мы можем пойти.

И наверняка в России у вас есть много развитых технологий. Я хочу подчеркнуть, что в настоящее время Иран и Россия могут объединить усилия для обмена технологиями, совместного инвестирования, а также совместной коммерциализации продукции, в которой мы оба очень слабы.

Но у нас есть огромный совокупный рынок. И, объединив усилия, мы можем очень многого добиться. Мы очень высоко ценим российские технологии — у вас есть очень хорошие ученые, очень способные технологи и хорошие компании. И вы также вложили в их развитие очень много. Мы надеемся, что мы могли бы инициировать ряд совместных мероприятий с российскими компаниями, и должным образом вместе выходить на международные рынки.

Давайте посмотрим, что у нас получится!

Большое спасибо, профессор Саркар. Было очень приятно беседовать с вами.

Перевела Светлана Архангельская