"Пшеница - наша вторая атомная бомба"

Чаепития в Академии" — постоянная рубрика Pravda. Ru. Писатель Владимир Губарев беседует с выдающимися учеными. Сегодня мы публикуем его беседу с выдающимся российским селекционером Багратом Сандухадзе.

Фото: Источник: фотоархив Pravda. Ru

Пшеница - наша вторая атомная бомба

Читайте также: Чаепития в Академии: Истина прекрасна и в лохмотьях!

"Великих людей питает труд" — более точного определения найти трудно. Эти слова Сенеки человечество пронесло сквозь столетия, и я каждый раз вспоминаю их, когда встречаюсь с Багратом Исменовичем Сандухадзе. Он один из очень немногих соотечественников, кого я могу смело назвать "великим тружеником", и в этом нет никакого преувеличения.

После каждого сбора урожая ему положено просматривать пятьсот тысяч колосьев, и он это делает регулярно — вот уже более полувека.

А вы смогли бы такое делать? Не буду скрывать, я не смог бы, а потому и не имею права сказать, что "готов обеспечить народ наш прекрасным хлебом", а академик Сандухадзе это не только говорит, но и делает. Ведь этот великий труженик и великий ученый совершил Чудо, в существовании которого сомневались все, и лишь он один шел упорно к своей цели, убежденный, что способен победить.

Он выращивает хлеб там, где, казалось бы, это сделать невозможно!

Как выглядит Чудо?

Оно скрывается в мешках и мешочках, которые разъезжаются и разлетаются в разные районы нашей страны, туда, где уже узнали о небывалом урожае, полученном рядом с Москвой, и откуда поспешили обратиться к селекционеру. Отказывать он не умеет, а потому жаждущие всегда получают желаемое. И в этом просматривается душевная щедрость грузина, еще в далекой молодости ставшего москвичом.

Впрочем, сначала о дне сегодняшнем. Я спрашиваю:

— Слух пошел в Академии наук, что в Немчиновке случилось Чудо, и автор его академик Сандухадзе. Раскройте эту тайну, Баграт Исменович?

— Здесь я живу и работаю давно, и, действительно, в этом году произошло важное событие — впервые был получен рекордный урожай озимой пшеницы. В сортоиспытаниях мы перешагнули рубеж в сто центнеров с гектара, а отдельные номера дали 133,7. Это на землях Подмосковья! Здесь земли очень бедные, мало вносится извести, органических удобрений… Когда в 63-м году я сюда приехал, гумуса было 4,7, а сейчас 0,9 процента, то есть почвы сильно истощились. И на таких землях мы получили отменный урожай!

— И в чем же тайна успеха?

— В селекции.

— Странно: почвы становятся беднее, а урожаи у вас все больше и больше?!

— Конечно, мы даем немного удобрений, проводим защиту растений, но решающую роль все-таки играет сорт.

— Тот, который вы создали? Но ведь многие зарубежные ученые в Канаде и Германии не верят, что в Подмосковье можно получать такие урожаи?!

— Я им говорю: приезжайте, посмотрите… За последние 40 лет резко упало качество зерна. Это проблема № 1 во всем мире. Как сочетать высокий урожай с высоким качеством зерна? Мне вот только что из лаборатории принесли данные о белке. У наших сортов, которые дали по 120-130 центнеров с гектара, процент белка 14,7 — 14,8. Это выше международного стандарта.

— Такое впечатление, что вы работаете не в Подмосковье, а на Кубани?

— Там прекрасные селекционеры… Кстати, наша страна должна гордиться не только космическими конструкторами и создателями атомной промышленности, но и великими селекционерами. Это Лукьяненко, это Ремесло, это Калиненко и многими другими. И сейчас работают прекрасные ученые, специалисты высочайшего класса, но их имена широкой общественности неизвестны. Заверяю вас, в разных районах страны есть прекрасные селекционеры… Почему именно на них я концентрирую ваше внимание? А дело в том, что селекция — это самый дешевый способ поднятия урожайности сельскохозяйственных культур.

— Сегодня это звучит сверхактуально!

— Чтобы получить сегодня хороший урожай, нужен сорт и техногенные факторы. Сорт — это дешево. Приехал ко мне специалист, заплатил копейки и получил четыре мешка зерна. Он размножает их, и это ему ничего не стоит. А техногенные факторы — это уже миллиарды…

— Что вы имеете в виду под понятием "техногенные факторы"?

— Это защита растений, пахота, удобрения и так далее. То есть все то, что сопутствует росту растений и их урожайности. Однако у этих "факторов" есть предел возможностей.

— Что вы имеете в виду?

— К примеру, они не могут обеспечить зимостойкость, устойчивость к болезням…

— А химия?

— С ее помощью можно кое-чего добиться, но следует помнить об экологии. Почвы уже перенасыщены вредными веществами. На Западе это давно уже знают, а потому буквально "завалили" нас разными веществами, которые уже давно не приносят никакой пользы.

Мы же выводим сорта, которым не нужно никаких препаратов. У меня появились сорта, которые я абсолютно ничем не обрабатывал перед посевом. И представьте, мучнистой росы нет, ржавчины нет, других болезней нет… Качество зерна очень хорошее. Хлеба не полегают, что очень важно…

— В этом году погода преподносила сюрпризы: то ливни обрушатся, то град…

— Хлеба везде полегли, а наши стоят. Хожу — любуюсь… Сейчас я отправил их в разные лаборатории, пусть поизучают, поисследуют, чтобы я поскорее их ввел в жизнь.

— Почвы бедные, удобрения начинают вредить растениям, нужны только гербициды, чтобы бороться с сорняками… А как же урожаи?

— Все берет на себя сорт. Мы создаем сейчас сорта, у которых до 64-з признаков. Главные: урожайность, качество зерна, устойчивость к болезням. По урожайности — причем не только в этом году, но и уже четыре года подряд! — 110-120 центнеров с гектара. А что было сорок лет назад? 45-50 центнеров…

— Простите, но, как известно, под Москвой выращивали пшеницу, которую надо было "усиливать", чтобы выпекать хлеб. И такие пшеницы привозили с Кубани или Поволжья…

— "Улучшатели"…

— Вот именно! А сейчас привозить не нужно?

— Важнейший показатель работы нашего института — это качество хлеба. Еще лет тридцать тому назад в нашей Академии я поднял вопрос об этом. Но тогда я был маленьким человеком, и не смог убедить своих коллег, что озимая пшеница может стать главным продуктом в нашей зоне. Мне тогда доказывали, что граница ее выращивания район Харькова, а севернее использовать ее нельзя. Я доказывал, что получаю урожаи озимой пшеницы в Подмосковье, причем на больших площадях. Но мне не верили, так как никто в мире не получал высокие урожаи озимой пшеницы в северных районах с высоким качеством зерна.

— Сейчас скептиков стало меньше?

— Конечно. Кстати, некоторые фермеры в Англии получают сейчас 150 центнеров с гектара. Да, у них условия получше, чем у нас. Но я поставил себе цель не только догнать их, но и получать до 200 центнеров с гектара.

— Фантастика!?

— Она должна стать реальностью!

Может показаться, что мой собеседник несколько преувеличивает, мол, есть же пределы и человеческих возможностей, и селекционной работы. Наверное, с этим следовало бы согласиться, если бы не работы предшественников академика Сандухадзе и его самого. Баграт Исменович в одной из своих научных работ пишет:

"Центральный район Нечерноземья еще в начале ХХ века не был зоной возделывания озимой пшеницы. Исторически сложилось, что этот район был зоной серых хлебов, и, прежде всего, озимой ржи. Менее чем за столетний период произошло морфобиологическое преобразование озимой пшеницы от высокорослой, низкоурожайной и низкоадаптивной к условиям возделывания до высокоадаптивной и пластичной, короткостебельной с высоким потенциалом урожайности и качества. Такая метаморфоза стала возможной только благодаря кропотливой целенаправленной научной селекции, которая, используя новые современные методы, позволяет достигать цели и ставить новые задачи по более полному раскрытию биологического потенциала озимой пшеницы. Еще в 1935 году Н. И. Вавилов писал: "Ни по одному растению не проведено столь обширной селекционной работы, как по пшенице. На примере пшеницы можно видеть наглядно современное состояние теоретической селекции и генетики, можно проследить пути современной селекционной работы…Тысячелетия над пшеницей сознательно и бессознательно работали поколения селекционеров". Современный сорта озимой пшеницы селекции НИИСХ ЦРНЗ в начале ХХ1 века занимают миллионы гектар во всех областях Центра Нечерноземья, тогда как в начале ХХ века возделывание этой культуры носило очаговый характер".

Портрет Николая Ивановича Вавилова висит в кабинете академика Сандухадзе, и он по праву считает себя одним из учеников великого ученого.

— И все-таки очень интересно, как случаются открытия?

— Убираю с 15 делянок урожай — все привычно, нормально. И вдруг на 16 делянки вижу "стекловидное" зерно — необычное, крупное. Душа возрадовалась — ясно, что в моем распоряжении нечто очень хорошее, важное, перспективное. Я сразу рванулся в лабораторию, чтобы определить белок и качество. Удача!… На следующий год все подтверждается, значит, рождается сорт. Оказывается, в нашей зоне во время налива зерна идут дожди… К примеру, если во время созревания клубники холодно и дождливо, то ягода кислая, С малиной ситуация та же… Если же солнечные дни, то клубника и малина сладкие…

И пшеница на погоду должна реагировать, но вдруг выясняется, что мы нашли сорт, которые негативные влияния погоды нивелирует, снимает. Есть дождь или нет, холодно или нет, но все равно 13-14 процентов белка, а иногда даже и до 20-ти! Так мы решили второй важный вопрос после урожайности — высокое качество зерна. А что дальше? Как быть с болезнями? Здесь идут дожди, а потому много мучнистой росы, очень много ржавчины, другие опасные болезни. И никто не верит, что их можно победить. Один сорт я выращиваю уже двадцать лет, и он не поражается ржавчиной. Специалисты взяли этот сорт, искусственно попытались заразить его ржавчиной — не получается!… И тем не менее скептики еще есть… Недавно я создал новый сорт. Назвал его "Немчиновская 17". Он абсолютно устойчив к полеганию, у него очень хорошее качество зерна. Недавно мне позвонили из Воронежской области и сообщили, что такого качества зерна у них еще не было.

— Это та пшеница, которая не легка во время бури, пронесшейся по Подмосковью летом?

— Да, да, тот самый сорт… Я понимаю чувства агронома, который видит, как наливается зерно. Он радуется: будет хороший урожай. Но ночью слышит, как начинается дождь и поднимается ветер. На рассвете выходит на поле, видит, что пшеница полегла. Полегание… Иногда теряем урожай полностью… К сожалению, для хлебороба картина не редкая… Сорок лет я сижу на селекции пшеницы, и устойчивость к полеганию для меня "вопрос №1"… Так что со своими устойчивыми к полеганию сортами я спасаю наших агрономов, работников сельского хозяйства. И они меня прекрасно понимают и поддерживают.

— И все-таки что в основе вашей работы?

— Собираю гены со всего света, высеваю коллекции, изучаю их один-два года, отбираю наиболее интересные и стараюсь положительные гены передать нашим сортам. Работа скрупулезная, но очень интересная.

— Коллекцией Вавилова пользуетесь?

— Конечно. И всегда помню его слова, что "генотип должен превалировать над средой". Я не боюсь, что семена не перезимуют. Когда я прихожу весной на поле, вижу, как поднимаются растения. Они зеленые, крепкие. Такое впечатление, будто для них холодов и снега не было. Я им говорю: "Спасибо, ребята, что вы хорошо перезимовали!"

Строка истории. Из беседы с академиком Н. В. Цициным, который некоторое время руководил Институтом в Немчиновке:

Николай Владимирович рассказал мне:

— Мне посчастливилось встречаться с Иваном Владимировичем Мичуриным. Тогда я был еще студентом. Мичурин водил по своему участку, рассказывал о своей работе, показывал результаты. Ну, а когда прощались, вдруг он начал расспрашивать нас о том, чем занимаемся. Я признался, что вот уже два года пытаюсь вывести новый сорт пшеницы, но результатов пока нет. "Скрестить пшеницу с пшеницей всякий сможет, — сказал Мичурин. — Вот если бы найти для пшеницы сильного производителя, тогда другое дело…" Слова, сказанные вскользь великим селекционером, натолкнули меня на поиски такого растения. Пырей — дикий сорняк, обладающий необычайно "природной силой" и названный в народе "огонь полей", привлек мое внимание. Однажды в совхозе "Гигант" я обнаружил не виданную мной ранее форму пырея. И вот тогда-то и появились первые пшенично-пырейные гибриды. Это случилось в Сальских степях.

— Но как известно, от первого опыта, первого успеха до появления сорта дистанция большая?

— Так и было. Прошло много лет прежде чем мы сдали в государственное сортоиспытание новые сорта. Это "Восток", "ППГ-48" и другие. "Освоение" новых сортов идет постепенно. Вот, к примеру, "Восток". В 1963 году в Кустанае было высеяно две тысячи гектаров, а в 1964-м — уже двадцать тысяч! По скороспелости ей нет равных в тех районах. Она вызревает на 10-12 дней раньше других сортов. Урожаи хорошие. До 35 центнеров с гектара получаем мы на своих полях… Пшеница "ППГ-48" — озимая. Она отличается крупным зерном. Относится к "сильным пшеницам".

— И как часто появляются новые сорта?

— Работаем "на потоке", то есть ежегодно в госсортиспытание можем сдавать по одному-два сорта. И ничего странного в этом нет. У нас в "Снегирях" апробируются сотни готовых "кандидатов", и вполне естественно, что каждый год рождаются новые сорта… Много лет назад шли разговоры о том, чтобы селекционеры выводили сорт за два-три года. Я уверен, что создать по-настоящему хороший сорт за это время невозможно. Иногда нужно работать десятки лет. Другое дело, если есть большой задел. С пшенично-пырейными гидридами у нас дело налажено. Одни сорта сдаются в госиспытание, с другими проводятся эксперименты, третьи только начинают зарождаться… И у селекционера должен быть конвейер, а потому главное — задел…

— Очень уж необычно!?

— В селекции подчас происходят удивительные вещи! Хотите еще одно "чудо"? Вот колос, похожий на метелку пырея. Да, он невзрачный на вид, но если у обычной пшеницы зерна белые, рыхлые, то у этой плотные, зеркальные. Они чем-то напоминают алмазную крошку… Я назвал этот сорт "усатая пшеница", очень уж мягкие у нее "усы"… Если высевать три с половиной центнера зерна на гектар, то на поле вырастает зеленая щетка. Она закрывает землю, сорняки забиваются, гибнут. Урожай очень высокий! А о стекловидности можете судить сами. Придется воспользоваться "дедовским способом" — попробовать на зуб…

— И все-таки, что главное в работе селекционера?

— Творчество, которое требует постоянного поиска, нестандартных решений, умения находить "иголку в стоге сена" и всегда быть любознательным. На мой взгляд, труд селекционера настолько интересен и неповторим, что он всегда будет востребован. И сейчас, и через полвека… В общем, всегда!

Путь к вершинам науки

— Странный вы человек, Баграт Исменович…

— Почему?

— Вы родились в Грузии?

— Да. В Западной Грузии, Зугдидский район.

— Но там озимой пшеницы нет…

— Честно говоря, я не думал, что буду заниматься селекцией. В юности меня интересовала литература, история и философия. Вы удивитесь, но в 6 классе я дважды прочитал "Капитал" Маркса…

— Действительно — удивлен!

— Хотелось понять, как именно устроен мир. Но он был совсем другим, чем представлялось в книгах. Я ощущал себя гуманитарием, но в Тбилисский университет не поступил. Случайно оказался в сельскохозяйственном техникуме.

— Мне кажется естественный путь: паренек из села — не в физику же идти?!

— Мой брат стал как раз физиком, математиком. В эти науки он стремился, и добился там больших успехов. Ну, а мне выпала иная стезя. Впрочем, вполне привычная, так как с детства работал в поле — выращивал сою, кукурузу. Тогда мне было 8 лет, и шла война. Мы работали от зари до зари. Солнце встречали в поле и там же его провожали. Эта привычка осталась на всю жизнь. Честно говоря, меня удивляет, когда люди появляются на делянках в разгаре утра, ближе к обеду, чем к рассвету. Так работать в сельском хозяйстве нельзя!

— Вы хотели заниматься искусством, а оно, оказывается, не в концертных залах и библиотеках, а в поле?!

— Я считаю, что селекция — это искусство! Наш великий генетик Александр Александрович Шевченко сказал так: "Традиционно считается, что селекция управляет системой растений, однако селекция является той сферой деятельности человека, где интуиция и талант, а также масштаб работ, играют выдающуюся роль для достижения выдающихся результатов". Я его полностью поддерживаю. До нынешнего времени и власть с этим соглашалась — труд селекционеров оценивался высоко.

— По-моему, пару раз в "Немчиновку" наезжал Хрущев?

— Никиту Сергеевича я встречал два раза. Я уже хорошо знал кукурузу, лет шестнадцать с ней работал. Он ненавидел густой посев кукурузы. Интересовался последними работами по селекции. Как мне кажется, следил за ними. Наверное, из него неплохой селекционер вышел бы.

— А почему так трудно работать именно с пшеницей?

— У нее 130 тысяч генов. У "папы" — 130 и столько же у "мамы". Различные комбинации дают разные результаты. А количество "комбинаций" бесчисленно — вот почему нет границ у селекции! Надо постоянно быть в поиске. К примеру, та же "Мироновская 808". Сорт превосходный. Высевался на миллионах гектаров. И лишь один недостаток: полегала пшеница. Как повысить ее устойчивость? Начали мы работать, добились своего, и сразу урожайность поднялась на 20 процентов.

— И сколько лет потребовалось, чтобы получить новый сорт?

— "Мироновская 808" сразу же вытеснила те сорта, что были созданы у нас. "Немчиновка" осталась без собственных сортов, и никак не удавалось в этой конкурентной борьбе победить. Потребовалось 16 лет, чтобы создать сорта, которые могли бы потеснить "Мироновскую 808", соперничать с ней. Каждый год в результате скрещивания и отбора я повышал урожайность своих сортов на один центнер. Это без удобрений, без дополнительных затрат. Значит, сорок лет в работаю, следовательно, на гектар прибавка 40 тонн. В общей сложности по урожайности я ухожу за сто центнеров…

— А максимум в прошлом?

— 60 центнеров с гектара, и за такой урожай тогда селекционеры получали звание Героя Социалистического труда.

— Так вы уже дважды Герой?

— По тем временам — да… Каждый из нас с возрастом подводит итоги, именно это я и сделал: год жизни — плюс урожай на центнер больше.

— Значит, надо жить как можно дольше!

— Стараюсь.

— Создается иллюзия, что вы легко прошли по научной лестнице вверх, мол, пришли сюда, пристрастились к селекции и все у вас пошло хорошо?

— Эх, если бы это было так! В мире есть четкое представление о селекции и селекционерах. Это особый мир, который живет по своим законам. Главное — опыт. За первые двадцать лет, что я работал здесь, я ничего не вывел. А потом начал меньше допускать ошибок в исходном материале. Где-то к 60-ти годам я набрал форму, стал селекционером по-настоящему. А если посмотреть на других ученых, то мы легко убедимся, что молодых крупных селекционеров просто нет. Лукьяненко вывел свой знаменитый сорт в 61 год, Ремесло — в 63 года, другие ученые — в таком же возрасте. Возраст для селекционера — важная составляющая. Можно отчасти это сравнивать с медициной. Вас привезли на операцию, и вы, конечно же, доверитесь тому хирургу, который оперировал много, а не новичку. Опыт для ученого — это гарантия того, что он найдет верный вывод из любой ситуации. Когда я публично выступаю, то говорю: если селекционер может ходить, не трогайте его, а помогайте.

— Чиновники нынче считают иначе, мол, ученых преклонного возраста нужно отправлять на пенсию…

— Они ошибаются. По крайней мере, в отношении селекционеров. С таким подходом к нашей области науки мы останемся без новых сортов, а, следовательно, без хорошего сельского хозяйства. Для селекции очень важно знать, что происходит в мировой науке. Надо внимательно следить за тем, как работают коллеги. Можно вывести хороший сорт, но где-то есть лучше — значит, этим нужно обязательно воспользоваться. Надо собирать коллекции сортов и их использовать. Новыми генами нужно обогащать свои сорта, и тогда успех обязательно придет. Каждый год я высеваю около 350-400 коллекционных номеров. Это из Америки, Франции, Канады, Германии, Турции, других стран. Изучаю эти сорта, выбираю лучшие, и те признаки, которых не хватает нашим сортам, стараюсь придать им. Это кропотливая работа, но абсолютно необходимая.

— И вы даете коллегам из других стран свои сорта?

— Конечно. Это плодотворное сотрудничество, и связи у нас обширные. Опыт у меня большой, а потому сейчас ежегодно я могу давать два-три сорта. Конечно, испытания и отправка материалов много времени отнимают, но делать это необходимо.

— В вашей лаборатории сотрудников много?

— Шесть человек. Из них четверо с большим пенсионным стажем… Это очень ценные сотрудники! И двое-трое молодых… Но поверьте, не от количества сотрудников зависит селекция, а от умения наблюдать и видеть в мире природы то, что вам необходимо. Если это происходит, то ученый состоялся. А возможности в нас большие…

— Что вы имеете в виду?

— Нашу страну — Россию. Сейчас мы получаем 100 миллионов тонн зерна. В ближайшие два-три года мы можем этот урожай удвоить!

— Сомневаюсь.

— Да, это так, но необходимы усилия правительства и властей всех уровней. Наши ученые и специалисты способны удвоить урожай зерна — у них есть такие возможности. А через 10-15 лет — утроить! Сейчас в мире производят порядка 650 миллионов тонн зерна, а нам по силам производить половину этого количества.

— Звучит фантастически.

— Сегодня мы занимаем пятое место по производству зерна. Впереди Канада, Германия, Франция, Америка. А мы можем быть первыми… У нас огромные массивы земли, на ней можно использовать новую технику, и благодаря этому производить самое дешевое зерно в мире.

— Мечты?

— Это не мои слова, а одного из руководителей Всемирного валютного фонда, и слышал я их не здесь, а в Германии на одном из конгрессов по хлебу. И он прав. Природные условия России позволяют быть лидером по зерну.

— Оказывается, наилучшие инновации, о которых сейчас много говорят, не в нанотехнологиях и подобных вещах, а у вас на полях?

— Конечно. Увеличение производства зерна — это гораздо важнее и эффективней, чем продажа нефти и газа. Пшеница — это такой товар, который не боится ни санкций, ни иных ограничений. На планете слишком много людей голодают. Их можно лишить автомобилей, но не хлеба. Пшеница всегда будет востребована. Кое-кто на Западе хотел бы задушить Россию, но это невозможно хотя бы потому, что у нас есть пшеница и мир в ней нуждается.

— Получается, что хлеб важнее атомных бомб?

— А разве это не так?!

Читайте все материалы в серии "Чаепития в Академии"