Прямой эфир с физиком Андреем Ростовцевым

Ускоритель сгорел. Ремонтировать будем?

Знаете ли вы, что в России был свой ускоритель, который в отличие от адронного коллайдера работал с более низкими энергиями, и сталкивались в нем не протоны, а ядра атомов? Почему "был" и куда он подевался? Об этом доктор физико-математических наук Андрей Ростовцев рассказал в прямом эфире видеоканала "Правды.Ру" в программе "Точка зрения".

Фото:

Смотрите видео

В настоящее время, в связи с реформой РАН, вызвавшей большой резонанс в российском обществе, многие заняты обсуждением центрального вопроса этой реформы — как можно повысить эффективность российской науки. Выдвигается много предложений, некоторые из которых, без сомнения, весьма интересны, однако почему-то все мы упускаем из вида одну простую истину — наука бывает эффективна именно тогда, когда ученые занимаются своим делом. И при этом не отвлекаются на то, чем они вообще-то не должны заниматься.

Это достаточно хорошо проиллюстрировал заведующий лабораторией Института теоретической и экспериментальной физики имени А. И. Алиханова, доктор физико-математических наук Андрей Ростовцев во время прямого эфира "Точки зрения" на видеоканале "Правды.Ру". Эфир назывался "Большой адронный коллайдер: жизнь после Хиггса". Андрей Африканович рассказал о том, как проходит деятельность научного коллектива, работающего на этом самом коллайдере, и сравнил это с тем, чем заняты ученые, работающие на ускорителе в ИТЭФ им. Алиханова. То есть, просто рассказал, как проходят будни ученого у нас и у "них". Ну, а выводы из этого рассказа, дорогие читатели, вы можете сделать и сами.

Заведующий лабораторией Института теоретической и экспериментальной физики имени А. И. Алиханова Андрей Ростовцев:

"Если говорить о том, как идет эксперимент, то это выглядит так: каждый день ученые собираются в лабораториях, из которых ведется управление экспериментом" — рассказывает Андрей Африканович — "Причем эти лаборатории не обязательно находятся в Женеве — они могут быть где угодно, хоть в России, хоть в США, хоть в Австралии. На самом Большом адронном коллайдере (БАК) и около него в этот день вообще никого нет — все управление автоматизированно. В лабораториях имеются большие мониторы, на которые поступают сообщения с детекторов коллабораций CMS и АTLAS.

Кстати, коллаборации и детекторы — это не синонимы. Коллаборацией называют объединение из нескольких лабораторий, которые получают данные с одного из типов детекторов. Ну, а детекторы — это устройства в самом коллайдере, фиксирующие все события, происходящие после столкновения частиц. Две коллаборации нужны для того, что бы была выше достоверность результатов — они конкурируют друг с другом и всегда подмечают неточности у своих коллег.

Так вот, одни ученые сидят и наблюдают за экспериментом. Ну, а другие группы из тех же коллабораций в это время обрабатывают данные — они сидят за компьютерами и производят обработку при помощи специальных программ, которые для этого и написаны. Собственно говоря, они ищут только одно — какие-то "ненормальности" в поступающих данных. Потому что любая такая ненормальность — это либо новое явление, либо новая частица.

Но вообще на обработку результатов обычно тратят месяцы. Правда, если уж говорить откровенно — сама обработка занимает меньшую долю от этого времени. Куда больше времени и сил уходит на то, чтобы убедить своих коллег в том, что полученные тобой результаты являются достоверными или в том, что они имеют отношение к действительности. Для этого приходится делать немыслимое количество проверок. Сюда же можно приплюсовать подготовку множества докладов на внутренних совещаниях, а также работу в экспертных группах. По моей оценке, ученый, работающий на БАК, тратит на все это до 80 процентов своего времени. Однако подобное необходимо — только так и достигается высокая степень достоверности, без которой в современной физике нельзя.

Вот, если коротко, именно так и проходят будни работников коллектива БАК. Ну, конечно же, это когда он работает. А если, например, авария или профилактика — тогда экспериментов нет, только расчеты и проверки. Аварии, кстати, тоже случаются — но их быстро ликвидируют. Причем это делают специально обученные люди, а не ученые. Ученым нужно заниматься только своим делом — совершать открытия и анализировать их. А иначе как объяснить налогоплательщику например, тот факт, что работающие на коллайдере физики не платят налогов в Европе?

Сразу хочу сказать, что и российские ученые, а также техники и рабочие сделали для БАК немало. Например, многие части детекторов и другого оборудования для коллайдера были созданы в России. Это, например, магниты, которые стоят по всей длине туннеля коллайдера — они создают разгоняющее частицы магнитное поле. Или, вот тоже деталь, сделанная в России — калориметр детектора CMS, меряющий энергию частиц, что попадает в этот детектор. Поскольку таковых много, то любой подобный калориметр должен состоять из множества гранул — по сути дела, это кристаллы.

Так вот, эти кристаллы тоже были сделаны в России, причем тут была применена конверсионная технология, использовавшаяся раньше в военном деле. Изюминка там была в том, что эти кристаллы должны быть устойчивы к радиации — вы знаете, что если пластик все время подвергается облучению, то он темнеет и детектор перестает работать, ведь он именно излучение фиксировать и должен. Ни у кого такие кристаллы не получилось изготовить, а у нас — получилось, И они до сих пор нормально работают.

Одним словом, без российского участия коллайдер бы не смог нормально функционировать. И это говорит о качестве отечественной науки и разрабатываемых на основе ее открытий технологий. На Западе это признают, но вот в самой России, увы, нет — и для того, чтобы не быть голословным, я приведу такой пример: вы знаете, что в нашем Институте теоретической и Экспериментальной физики имени А. И. Алиханова тоже есть ускоритель — точнее говоря, был. Эта установка принципиально отличалась от БАК, в частности, она работала с более низкими энергиями, и сталкивались на нем не протоны, а ядра атомов. Такие столкновения позволяли, во-первых, исследовать свойства плазмы, а, во-вторых, — лечить тех, кто страдает онкологическими заболеваниями. Кстати, именно у нас впервые в России начали подобное лечение при помощи пучков частиц — и все при помощи этого ускорителя.

Так вот, как, наверное, вы знаете, в феврале прошлого года на этом ускорителе случился пожар, который вывел его из строя. Его потушили в течении дня, но вот ликвидировать последствия не могут до сих пор. После пожара какое-то время работала специальная комиссия, которая должна была проанализировать ситуацию и решить, как ее исправить. Но работу комиссия закончила, а вот о результатах ее работы до сих пор ничего никто не знает — как шутят у нас в институте: "информация о том, засекретили ли результаты работы комиссии, или нет, держится в секрете".

Вот с тех пор ничего и не делается — никакие работы по ремонту ускорителя и не начинались. В итоге 200 человек из тех, чья деятельность была связана с этим ускорителем, остались фактически без работы. Я уже не говорю о тех больных, которые стояли в очереди на терапию — их вообще оставили без всякой надежды на скорое излечение. Ну, а чем, спросите вы, эти ученые сейчас занимаются? Пытаются своими силами навести порядок хотя бы в помещении, где находится ускоритель — отмывают копоть, пропитавшую там все. Ну и, конечно, кто-то из них преподает, кто-то параллельными проектами занимается, однако основным делом никто заниматься не может — не на чем.

Самое печальное заключается в том, что мы не знаем, когда и кто займется этой проблемой. Директор института, Юрий Козлов, от всего устранился, и на вопросы об ускорителе просто ничего не отвечает. Вышестоящие инстанции в лице НИЦ "Курчатовский институт" и Минобрнауки тоже молчат. Ну, а ученые тем временем отмывают копоть вместо того, чтобы исследовать плазму или лечить больных. И так, увы, не только у нас — установка УНК в ИФВЭ в городе Протвино тоже, судя по всему, никогда уже не заработает. Поэтому-то большая часть сотрудников Института физики высоких энергий работают на других проектах — на том же самом БАК, например".

Как видите, ответ достаточно прост — для того, чтобы наука была эффективной, ученые должны иметь возможность заниматься своим делом, то есть ставить эксперименты. А если они вместо этого отмывают от копоти помещение сгоревшего ускорителя, то никакие реформы и финансирование не повысят эффективность отечественной науки. Ведь начинать-то надо с простого — обеспечения нормального рабочего места…

Читайте самое интересное в рубрике "Наука и техника"