Академик НАН Эмлен Владимирович Соботович, директор Института геохимии окружающей среды

"Чаепития в Академии" — постоянная рубрика "Правды.Ру". Писатель Владимир Губарев беседует с выдающимися учеными. В сегодняшнем разговоре собеседник — директор Института геохимии окружающей среды, академик НАН Э. В. Соботович. Он хорошо себе представляет проблему Чернобыля, ведь именно он вынужден был искать и находить для нее нестандартные решения.

Фото:  

Пожалуй, более фантастического проекта я припомнить не могу. Ученые предлагают "опустить" саркофаг, сооруженный вокруг четвертого блока, на километровую глубину!

- Неужели это реальное предложение? — спрашиваю я у академика Соботовича.

— Вполне, — отвечает он.

А потом поясняет:

— Все, что связано с аварией в Чернобыле, для меня всегда казалось необычным, хотя постоянно приходилось решать вполне реальные, "земные" проблемы. Почему же проект "опускания" четвертого блока не может быть осуществлен?! Если вдуматься, то в нем есть "рациональное зерно": не нужно будет постоянно сооружать защитные экраны, исчезнет необходимость в обслуживании саркофага. Точнее, она будет минимизирована.

Наконец, в ту огромную емкость, что будет образовываться в процессе спуска блока, можно будет загрузить зараженные материалы — не надо строить для них специальных хранилищ. Таким образом, "опускание" блока под землю снимает практически все проблемы, которые так беспокоят сегодня специалистов. И мечта о "зеленой лужайке" в этом случае осуществиться.

Читайте также: Чаепития в Академии: истина прекрасна и в лохмотьях!

— А реально ли это? — продолжаю сомневаться я.

Ученый воодушевляется:

— Безусловно! Вы были свидетелями, как работали шахтеры, когда под четвертый блок потребовалось подвести бетонную плиту. Тогда мы опасались, что он, подобно "китайскому кристаллу", начнет "прожигать" землю и пойдет вниз. Тогда это угрожало катастрофой. А если сейчас постепенно мы начнем выбирать из-под блока грунт и под тяжестью конструкций он начнет опускаться.

— А если под ним вода?

— Надо вести заморозку грунта, оттаивать он будет постепенно по мере того, как саркофаг будет вгрызаться в землю… Помните, А. Д. Сахаров предложил возводить атомные станции глубоко под землей?

— Да, и был даже разработан проект подземной АЭС для Дальнего Востока.

— Никто не сомневался, что такое строительство можно осуществить! Ну, а "опускание" четвертого блока — это ведь намного проще и дешевле, чем строительство новой АЭС. Вот и главный аргумент в споре вокруг этого проекта…

Предугадывая один из моих вопросов, академик сразу же отметил:

Не могу сказать, что академик НАН Эмлен Владимирович Соботович сразу убедил меня в реальности проекта "опускания саркофага". Но в конце концов я подумал: а почему бы и нет? Ведь во всем, что касается Чернобыля, действительно, не может быть стандартных решений. И сейчас, и в прошлом. Кому-кому, а директору Института геохимии окружающей среды академику Соботовичу это хорошо известно, так как с первых дней чернобыльской аварии на него обрушился груз случившегося и он вынужден был искать и находить нестандартные решения. Об этом мы и беседовали с ученым.

— "Эмлен" — имя необычное. Расшифровывается просто — это сокращение от Энгельса, Маркса и Ленина.

— Вся идеология всего лишь в одном слове! Все-таки наши отцы любили пооригинальничать…

— Время было такое, и каждый из нас несет отпечаток его…

— В таком случае я задам такой вопрос: насколько сильно изменилась Киевская область, да и вся Украина, после 26 апреля 1986 года?

— В основном произошли психологические изменения. Менталитет другим становится. Это касается всех — Украины, России, Белоруссии. Причем есть и минусы и плюсы.

— "Плюсы"? Какие именно?

— Раскрепощенность.

— Разве этому способствовал Чернобыль?

— Нет, конечно. Просто совпали многие события, которые раскрепостили людей, сделали их другими. А началось все с глобальной катастрофы в Чернобыле. Потом 91-й год, крах одной системы и попытка построить новую. Двадцать лет мы жили в очень бурное и смутное время, которое еще не закончилось.

— Вы — радиохимик. Значит, для вас Чернобыль не стал чем-то экстраординарным?

— Я родом из Средмаша, нашего атомного ведомства. До переезда в Киев работал в Радиевом институте в Ленинграде. Когда случилась катастрофа, то единственным радиохимиком — доктором наук — на Украине был я. Работал я заведующим отделом радио- и космохимии в институте с 69-го года. Было три точки здесь, где имели дело с радиацией. Это Институт ядерных исследований, Кировская экспедиция, которая занималась поиском урана, и специалисты моего отдела. У нас были приборы, а также знания.

Даже у гражданской обороны не было аппаратуры, способной, к примеру, работать на рынках и контролировать продукты. Ситуация была такая, что на Украине некого было послать на схватку с радиацией. Естественно, все вначале делалось руками москвичей, ленинградцев, томичей, сибиряков. "Украинская часть" была мизерной в то время. Ситуация начала меняться лишь спустя несколько лет после катастрофы.

— Как вы узнали о ней?

— По "вражьему голосу", то есть по передачам западного радио. Я был на даче под Чернобылем. Сажал с внучкой картошку. Это была как раз граница 30-километровой зоны. Поползли слухи, что на ЧАЭС что-то случилось. Я включил радио и узнал об аварии. Это было 29 апреля. Решил, что нужно срочно уезжать. Поначалу я думал, что просто произошел выброс — такое на атомных предприятиях случается. Но, конечно же, я и предположить не мог, насколько глобальной была катастрофа. Когда же я услышал, что в Швеции, Норвегии, Шотландии обнаружили цезий, разные изотопы и даже нептуний, то понял, что нужно бежать…

— На работу и просто бежать?

— В первую очередь с дачи, а уж потом в Киев. Но бежать-то нужно было через Чернобыль, потому что село находилось по ту сторону Припяти. 30-го проезжал через Чернобыль и… ничего особенного не обнаружил! Тихо и мирно в городке, будто ничего не произошло. Единственное, в Иванкове мне помыли машину, причем делали это по моему желанию, а мог и не мыть ее. Кстати, так большинство и делало — просто проезжали контрольный пост, подчас даже не останавливаясь. Насколько серьезна ситуация, я понял лишь в Киеве, когда проверил себя и машину. "Светились" мы изрядно, так что помывка в Иванкове не помогла. Пришлось проводить дезактивацию. Все, что нужно для нее, у нас в институте было.

— Когда применительно к Чернобылю упоминается слово "радиация", то сразу же возникает вопрос: "А когда же о ней можно будет не говорить?"

— Никогда! Нужно четко знать и сказать людям: то плутониевое пятно, которое образовалось в результате аварии в Чернобыле, вывело земли из хозяйственного обихода минимум на 200 тысяч лет. Даже трудно сказать, просуществует ли столько времени наша цивилизация, поэтому я и говорю "никогда".

— Это десятикилометровая зона вокруг реактора?

— Приблизительно так. Что же касается остальной зоны, то там тоже есть небольшие пятна. Однако невозможно всю эту землю снять и куда-то деть. Ее слишком много. Это миллиарды и миллиарды тонн земли. Да и к тому же, если снимать весь плодородный слой, то вы получите лунный пейзаж. Поэтому это надо четко понимать и избавляться от ненужных иллюзий. Однако какую-то инфраструктуру в чернобыльской зоне создавать и поддерживать необходимо.

— Какую?

— Ту, что связана с радиоактивными отходами.

— Это же очень сложные и дорогие комплексы?

— Но это можно и нужно делать. У меня есть своя точка зрения о том, к чему мы пришли через два десятка лет после аварии. Она расходится с официальной, но это не мешает ей быть объективной.

— В чем она заключается?

— Меня волнуют проблемы, которые до сих пор не решены, и я не знаю, будут ли ими заниматься. Во-первых, снятие ЧАЭС с эксплуатации. Это было глубоко ошибочное решение.

— К сожалению, обратного хода нет…

— Почему же?! Третий блок не разгружен, в нем есть топливо.

— В первом и втором тоже…

— Но они безнадежно устарели. А третий блок хорошо работал, и сейчас его можно запустить. Остановлен он по политическим причинам, а не по техническим. Конечно, определенные работы надо провести, так как уже пять лет блок не работает. В общем, это чисто экономическая проблема. Возможно, и его уже растащили, и тогда это печально, так как исправить допущенную ошибку уже будет невозможно.

— Станция остановлена по решению "большой восьмерки"!

— Но руководители восьми высокоразвитых стран не выполнили свои обещания! Они обманули народ Украины. Было заявлено, что мощности ЧАЭС будут замещены, то есть построены новые энергоблоки. Но этого не случилось. И теперь о саркофаге. Предлагается над старым укрытием сделать новое. По железнодорожному пути надвинуть гигантскую арку, которая и накроет четвертый блок. На мой взгляд, это очень неудачное конструктивное решение. Причем очень дорогое. Я не экономист, но прикинул, во что обойдется эта "атомная арка".

У меня на рецензии были все проекты нового саркофага, и я давал на них отзывы. Это и дает мне возможность провести некоторые экономические выкладки. По проектам получается, что в год потребуется 20-30 миллионов долларов на обслуживание. Я дал соответствующие замечания. Вскоре мне прислали второй вариант проекта. Если первый стоил 270 миллионов долларов, то второй — уже 600. Сообщили, что все мои замечания учтены. Как же все, если первое из них и самое главное не учтено совсем: а я написал, что по такому проекту новый саркофаг строить нельзя! Более того, я утверждаю, что строить новый саркофаг вообще не нужно… Но такое мнение не учитывается. Насколько я знаю, не только мое.

— Мне сказали, что стоимость строительства возросла до одного миллиарда двухсот тысяч долларов?

— Процесс подорожания идет непрерывно. Как и все, что связано с Чернобылем. Для многих он превратился в объект наживы и спекуляций. Теперь уже в обслуживании саркофаг будет стоить 50 миллионов долларов в год. Деньги эти будет платить Украина. Так что арифметика получается весьма грустная. Плюс к этому — мы будем жечь людей, потому что радиация никуда не денется и работать в саркофаге по-прежнему будет опасно для здоровья. А быть внутри него нужно, чтобы контролировать все процессы, которые там идут. Все это будет продолжаться сто лет.

Представьте, ширина арки 270 метров, высота — 110. Это делается для того, чтобы в случае развала саркофага-1 все осталось под шатром из бетона. Для непрофессионалов такой проект выглядит привлекательным. Но если саркофаг-1 развалится, то под арку уже никто не войдет! И для того, чтобы разбирать обломки, нужно будет строить еще один шатер. А для ликвидации последствий такого развития событий потребуется огромное количество людей — всего населения Украины не хватит.

— И что же вы предлагаете?

— Нужно сделать так, чтобы саркофаг-1 гарантированно простоял сто лет. Это возможно. Но тогда арка не нужна, следовательно, нет нужды тратить миллиард двести тысяч долларов. Лучше деньги пустить на то, что остро необходимо народу Украины.

— А через сто лет?

— Бесспорно, к этому времени появятся надежные и безопасные технологии переработки ядерных материалов. Достаточно будет построить рядом с саркофагом такой завод.

— Есть к тому же идея "опустить" саркофаг под землю. Не так ли?

— Мне кажется, такой проект следует тщательно проработать. В нем есть рациональное зерно. Идея очень красивая, и уже это позволяет утверждать, что она вполне осуществима!

— Вы так считаете?

— Как известно, красивая теория — залог успеха.