Владислав Ардзинба: “Смысл моего президентства - в ответственности перед народом"

Из окна приемной президента Абхазской Республики был виден кусочек промокшего под дождем моря и несколько продрогших на ветру пальм. В приемной было зябко. Слегка. На улице плюс девять по Цельсию.

— Холодно, однако, у вас, — говорю я симпатичной женщине из президентского секретариата.
— Поздняя весна. Такое случается.

Почему-то в этот момент подумал о том, у скольких президентов доводилось брать интервью. Получалось немного. Хенг Самрин в Народной Кампучии, которая сегодня королевство Камбоджа, покойный президент Наджибулла, преданный Москвой. Вспомнилась та последняя зима в Кабуле, оставленная собака Белка на правдинском корпункте, и сделалось тоскливо. Скверное начало для беседы с третьим президентом, к которому так трудно добраться, продираясь через пограничные кордоны на Псоу.

Что я знаю о нем? То, что Владислав Ардзинба родился в 1945 году в селе Эшера. Женат, имеет дочь. Учился в Сухумском пединституте, потом работал в престижном по прежним временам столичном ИВАНе (Институт востоковедения) АН СССР вместе с сегодняшним нашим министром иностранных дел Евгением Примаковым. Занимался историей исчезнувшей хеттской цивилизации. А сегодня бьется вместе со всеми абхазами в тисках блокады. Впрочем, к чему книжные знания из справочника. Я переступаю порог президентского кабинета.

— Здравствуйте, Владислав Григорьевич!
— Здравствуйте! Мы рады возвращению “Правды”!

— Тогда приступим к делу, слышал, уезжаете и времени у вас немного.
— Верно. Готов ответить на вопросы газеты.

— В этом году исполняется пять лет тому странному положению, в котором существует республика. Каковы перспективы абхазского суверенитета, который сегодня подвергается серьезному давлению как со стороны Грузии, так и со стороны всего СНГ, в первую очередь России, перекрывшей для Абхазии свои границы?
— Что касается позиции Грузии, то ее политика давно нам известна. Она сформировалась не вчера и тем более не сегодня. Такой она была и в советские времена, когда все делалось для инкорпорирования автономии в состав Грузии, проводилась ассимиляция населения, искусственной миграцией сокращался численный процент абхазов, навязывалась грузификация. А что до недавней войны, то она лишь повторение той, что была в 1918 году и о которой все просто-напросто забыли.

Всякий раз, когда Грузия получает независимость, она начинает подавление малых соседних народов, так что все здесь понятно. Куда меньше понимаем мы мотивы поступков определенных политических кругов России, которые содействуют, я бы даже сказал, подыгрывают тбилисским аппетитам. Это выражается в фактическом содействии в проведении блокады Абхазии, хотя введена она была из-за известных событий в Чечне, но тогда закрытие границ касалось и других сопредельных государств. Сегодня же блокада сохраняется исключительно в отношении Абхазии. Из чего мы можем заключить, что преследуется конкретная задача: вынудить Абхазию подобными мерами пойти на выполнение требований Грузии.

Сегодня, чтобы привезти килограмм муки или литр бензина из России, мы всякий раз должны получать разрешение, в то время как Грузия преспокойно торгует со всем миром. И не только торгует, но и активно занимается вооружением. Причем в один момент все это оружие может обрушиться на Абхазию. Но в Москве потом скажут, что не имели к этому никакого отношения.
То же и с миротворцами. По соглашению 1994 года определено, что миротворческие силы призваны не допустить новой войны, т.е. должны выполнять разделительно-контрольные функции и решать примерно те же задачи, что и в Боснии. Здесь же всякий раз Грузия настаивает на изменении их мандата, требуя, чтобы на русских танках привозили беженцев, что практически заводит в тупик роль России как главного посредника в конфликте.

Фактически же на протяжении всего миротворческого процесса мы наблюдаем одну и ту же картину: накануне каждого саммита разыгрывается очередной грузинский спектакль с обвинениями в адрес российских миротворцев, которые-де не справляются со своими функциями, с проведением митингов на Ингури, с активизацией террористической деятельности. И все это делается только для того, чтобы изменить мандат миротворцев в интересах Грузии.

В качестве последнего примера приведу лишь один факт. Целый месяц Москва и Тбилиси обсуждали проект соответствующего решения, которое должны были принять на теперь уже перенесенном с 19 марта саммите. Хотя вопросы изменения мандата миротворцев принимаются лишь с согласия всех вовлеченных в конфликт сторон, переговоры велись практически за нашей спиной. Лишь 17 марта к нам прибыл посланец Москвы с предложениями, которые мы не то что изучить, а просто прочесть не успели, ведь саммит назначался на 19 марта. Где уж там аргументированно мотивировать отказ от неприемлемых для нас условий, когда за нас все решено.

Если рассматривать поведение определенных политических кругов России даже в абхазском преломлении, создается впечатление, что кое-кто ведет целенаправленную линию на то, чтобы сделать недееспособной всю политику России на Кавказе. И здесь нет преувеличения.

Трудно объяснить, отчего в московских кабинетах не понимают прописных истин. Почему не работает железная дорога, ведь это не просто кусок магистрали, а сфера серьезных экономических интересов на фоне развития различных проектов.

Почему абхазские порты закрыты для российских судов? Почему не функционируют наши аэродромы? Разве все это у России на Черноморском побережье в избытке?

На таком фоне нам приходится жить и работать. Можно было бы в десять, даже двадцать раз быстрее восстановить экономический потенциал республики, восстановить жизненный уровень народа, не будь этого сознательного удушения. Да и проблемы, на которых сегодня спекулируют, тоже решались бы, ведь сегодня фактически продолжается отток населения, потому что нет условий для возвращения людей. А жертвами войны следует считать не только тех, кого называют грузинскими беженцами, но и других людей, проживавших до войны в Абхазии. Ведь наша республика при всей ее малости была многонациональной.

— Обид на Россию немало, но все же какой, на ваш взгляд, должна быть роль Москвы в разрешении этой тупиковой проблемы?
— Я думаю, что посредник должен оставаться беспристрастной силой, которая содействует процессу урегулирования, ни в коем разе не становясь на чью-либо сторону, потому что это моментально загоняет ситуацию в тупик. И загоняется в тупик не только Абхазия, загоняется в тупик сама политическая роль России как посредника. Дело может рано или поздно закончиться тем, что Россия эту роль потеряет.

— А какую роль, на ваш взгляд, может сыграть в развитии ситуации маршрут транспортировки каспийской нефти через Грузию, за который сегодня ратуют американские геополитики?
— Проблема нефтепровода носит глобальный характер. Думаю, что при разумном подходе можно было бы найти такие возможности использования нефтепровода, чтобы в нем оказались заинтересованы все страны региона. Есть интересный вариант возможного соединения двух линий нефтепровода, идущего на Новороссийск и того, что пойдет на Супсу и далее на Джейхан. Возможность связать их через территорию Абхазии смогла бы, вероятно, стабилизировать ситуацию, потому что нефтепровод — это не только нефть и деньги, это еще и политическая стабильность. Но сегодня, увы, неправильная политика, все закулисные маневры вокруг Абхазии не позволяют реализовать такую возможность.

— Прошедшие в середине марта выборы в местные органы самоуправления были подвергнуты ожесточенной критике в Тбилиси, что неудивительно, но также обсуждались в Москве.
Почему возникла необходимость их проведения, тем более накануне, как мы теперь знаем, перенесенного на более поздний срок, саммита СНГ, где решалась судьба мандата миротворческих сил? Вы же знали, что этот акт вызовет шквал критики.
— Мы и не думали ориентироваться на саммит, который переносится не в первый раз. Существует закон о выборах, существует Конституция Абхазии, принятая еще 26 ноября 1994 года, где сказано, что у нас должно быть местное самоуправление. Сроки выборов определялись задолго до объявления даты проведения саммита и были назначены на 14 марта. Сам факт выборов в органы местного управления только подчеркивает углубление демократизации государственного управления в Абхазии, и является приближением власти к народу.
Поэтому ни в коей мере не следует рассматривать выборы как элемент конфронтации. Такие выборы проводились и в советские времена, и всегда это было прерогативой власти Абхазии. А если исходить из того, что выборы нельзя проводить до того момента, пока все кто покинул республику, вернутся обратно, то, следуя этой логике, мы не имели права ни принимать Конституцию, ни проводить выборы в парламент Абхазии. Большинство населения находится здесь, и мы будем продолжать развитие своей государственности.

— И все же подобные акты дают повод Эдуарду Шеварднадзе требовать от Москвы, чтобы российские миротворцы взяли на себя полицейские функции, угрожая в случае отказа поставить в ООН вопрос о замене российских миротворцев на натовский контингент. Не хочется мрачных прогнозов, но что может произойти, если российские солдаты вдруг уйдут из Абхазии? В Тбилиси ведь не исключают силового решения проблемы.
— Пока что мы не заметили в мире бурного энтузиазма к выполнению миротворчества в Абхазии. Дело в том, что миротворческие задачи — вещь непростая и дорогостоящая, а до сих пор, как известно, все финансовые расходы по содержанию миротворческих сил в Абхазии несет Россия. Желающих ее заменить пока не видно. Это первое.

Ну и во вторых, российские миротворцы свою задачу в Абхазии выполняют, не допуская прямых военных столкновений, т.е. содействуя мирному решению спора. Другое дело, что все время кое-кто ползуче меняет их функции, фактически растягивая их по территории республики вместо сосредоточения в районах, непосредственно прилегающих к Грузии, где наиболее активно действуют грузинские диверсанты.

Парадоксальная ситуация: Грузия заявляет на весь мир, что ее президент стал объектом диверсионного акта, а в это же время на ее территории ведется активная подготовка диверсионно-террористических формирований, засылаемых в Абхазию. Причем так называемое автономное абхазское правительство и парламент не скрывают своей приверженности к подобным методам ведения “партизанской войны”. Т.е. налицо факт государственной политики терроризма, за которую Грузия должна бы нести ответственность перед мировым сообществом.

Но осуждения терроризма не слышно нм со стороны мирового сообщества, ни от России, которую официальный Тбилиси всякий раз не упускает случая обвинить в кознях спецслужб. Это, страусиная политика, и ничего позитивного она не несет. Безусловно, вывод российских миротворцев может стать первым шагом к началу новой войны. Мне кажется, что до тех пор пока не будут найдены способны мирного решения политического урегулирования, пока не будет твердых гарантий мирового сообщества, что никогда больше не повторятся попытки силового решения, миротворцы должны оставаться в Абхазии.

— Владислав Григорьевич, карьера кабинетного ученого с редкой специальностью — хеттология и груз президентства бьющейся в тисках политической и экономической блокады самопровозглашенной республики — вещи, казалось бы, несовместимые. Чем был определен ваш выбор ухода в большую политику и где, а вернее, в чем вы находите поддержку на этом тяжелейшем пути?
— Прежде всего не соглашусь с термином “самопровозглашенная”, поскольку считаю его просто-напросто безграмотным. Да, его употребляют некоторые СМИ, но, как мне кажется, исключительно с уничижительным смыслом. Назовите мне хотя бы одно государство, независимость которого была провозглашена его соседями? Если сам народ определяет свою государственность, то точнее будет называть нас самоопределившейся республикой.

Что же касается признания нашей государственности, то я думаю, что это вопрос вторичный. Есть государства, десятилетиями существовавшие непризнанными, да и Советскую Россию тоже далеко не сразу все признали. Думаю, признают нас рано или поздно.

Ну а касаясь непосредственно моей карьеры, то, конечно, карьера ученого более спокойна и, может быть, даже была больше для души. Да и степень ответственности там иная. Смысл же моего нынешнего президентства в том, что я несу ответственность перед своим народом, когда стоит вопрос о его жизни и смерти. Поэтому многие политики, точнее чиновники, с которыми приходится иметь дело, просто делают свою работу, не задумываясь о том, что проводимая ими чужая политика может обернуться трагедией для целого народа. Это им просто в голову не приходит. А якобы строптивость Ардзинбы происходит от того, что ему об этом приходится думать постоянно.

И никогда не было нам легко. Сначала нагнеталось противостояние, потом оно вылилось в войну, а вот сейчас блокада. Но я мечтаю лишь об одном — дожить до тех времен, когда мы сможем сами решать свою судьбу вне зависимости от чьих-то блокад и чьих-то политических претензий. Я мечтаю о том дне, когда народ Абхазии вновь станет жить в красивой и счастливой стране, какой она всегда представлялась приезжавшим со всех концов Союза людям.

И еще я убежден в том, что, если бы нам не мешали, мы смогли бы многим показать на практике, как нужно строить такое государство, в котором народ мог бы жить счастливо и радостно на своей родной земле. Но такой возможности нам не дают. И в этом главная проблема для Абхазии и ее президента.

Беседовал Виктор ПРИТУЛА.
Корр. “Правды”.
Сухуми.