Странную и загадочную цикличность исторического развития человечество явственно успело осознать за тысячелетия своего бренного существования. На Дальнем Востоке сам ход земной жизни стало олицетворять свастическое колесо бесконечных реинкарнаций, а Запад в ответ разродился возвышенной доктриной Шпенглера, определившего детство, отрочество и дряхлую старость для каждой цивилизации. Расхожие разговоры о повторении истории в виде фарса и о спиральном характере исторического развития стали банальной салонной пошлостью, а "легион" стало именем шарлатанов, готовых сходные исторические сюжеты объявлять одним и тем же событием, наложив пресловутую историческую спираль на астрономический график солнечных затмений. Вопреки крылатому определению опыта как разума дураков, весь опыт человеческой истории представляют сегодня универсальным учебным пособием, невзирая на очевидные противоречия каждой страницы этого тысячелетнего учебника.
Сегодняшний мировой бомонд от политики отбросил в сторону вопрос, определявший ход мирового развития весь девятнадцатый и двадцатый век. "Глобальная интеграция" - этот лозунг сменил на потертых знаменах мировых мудрецов ставшее привычным "Egalite, liberte et fraternite".
В пыльную кладовую отправлено право наций на самоопределение. Принцип национальной самоидентификации, некогда в лоскуты разорвавший остатки Священной Римской империи в лице Австро-Венгрии, уничтоживший колониальную мощь империи Британской и территориальный приоритет империи Советской, идеология, породившая сотни цветных лоскутков-государств на глобусах и мрачные бараки концлагерей на всем земном шаре без шума и помпы становится анахронизмом.
По мысли современных авгуров, мир должен перешагнуть искусственно порожденное вавилонское столпотворение. Дикий итальянский, испанский, португальский, немецкий, румынский, хорватский, украинский и японский фашизм и фанатическая целеустремленность Ирландской Республиканской Армии с подозрительной убедительностью театральных злодеев продемонстрировали "мировому сообществу", во что могут вылиться упомянутые национальные приоритеты.
Некогда священный принцип национального суверенитета втоптан в землю рифлеными подошвами "миротворцев", загнан в расщелины Балканских гор ковровыми бомбометаниями, расстрелян из танков на реках вавилонских под Багдадом.
И отворилась со скрипом дверца могильного склепа, и скромно, без аплодисментов и славословий, вышел на сцену политического балагана припудренный Интернационал, сменивший потрепанные клошарские панталоны и войлочную буденовку на костюм haute coutiure, а булыжник на калькулятор.
Остается лишь грустно вздохнуть, и пожалеть о сданных в макулатуру сочинениях В.И. Ленина. Знаменитая работа "О лозунге Соединенных штатов Европы" очень отчетливо и понятно формулирует кредо сегодняшней политической элиты.
На протяжении всего двадцатого века под это кредо за уши притягивали все основные идеологии. В умах Ленина и Троцкого к этому идеалу вела цепная реакция рабочих восстаний ("победивший пролетариат этой страны встанет против всего остального мира") и классовая диктатура пролетариата. Члены гиммлеровского черного ордена, штудируя в подвалах Вевельсбурга "Хартию СС" видели воплощение этой идеи в установлении расового диктата. Сегодня эта идея оформилась в общеевропейскую доктрину в славном Маастрихте, одном из очагов национально-освободительного движения гёзов.
"Соединенные штаты Европы от Атлантики до Тихого океана" - вот эта идеологема, и свою заинтересованность в воплощении этой доктрины в жизнь проявил могущественный мировой капитал - император и папа сегодняшних европейцев.
Забыт старый добрый Habeas corpus - на щите протоколы Маастрихтских мудрецов. И уже не в Рим ведет любая европейская дорога, а в Шенген. И, минуя Киев, ведет туда же русского человека длинный язык.
***
Эта затянутая и пространная преамбула, к сожалению, необходимое условие для полноценного разговора о взаимодействии России и Европы. Сухой язык официальных документов талдычит о партнерстве и диалоге. И, тем не менее, когда речь идет о России на место "коалиций", "блоков" и "союзов" приходят всевозможные "восьмерки", "двадцатки" и прочие определения дружбы по формуле "друзья + 1". Чтобы из ущемленного "+1" превратится в полноценного члена, наши политиканы готовы пожертвовать экономическими интересами России (забыть, например, что не только ГДР поставляла в СССР оборудование, но что и прославленные гэдеэровские типографские прессы делались из советской стали, что легендарные "Трабанты" заправлялись советским бензином, и в кухонных плитах горел синим пламенем советский газ, - обо всем этом можно забыть, когда Россия возвращает ФРГ долг СССР перед ГДР). Российская геополитика еще со времен "друга Коля" пребывает заложницей этой самой "дружбы +1". Даже саму историю России готовы "всенародно избранные" принести в жертву химере "давних исторических связей".
Судя по сердечным словоизлияниям Президента России на родине Гете, "нам нужно расчищать площадку от некоторых завалов прошлого для того, чтобы построить новое здание взаимоотношений". Что отправитсяв "завал прошлого" судить, очевидно, не нам с вами. Ведь по словам любимого в народе Владимира Владимировича "пришло время придать нашему диалогу молодежное измерение и сделать задел для будущих российско-германских отношений". Задел открывается безоговорочной выплатой долга бывшего СССР, долгой и изнурительной учебой у немецких партнеров. Ведь "управленческий опыт Германии - серьезная помощь российским реформам" и в "опыте подготовки новой генерации менеджеров по социальной программе" "российско-германская составляющая играет ключевую роль". Так что, дорогие ветераны, а равно и узники концлагерей, ваши пенсии и пособия отныне всецело под контролем "немецких партнеров" по социальным программам.
Впрочем, чему удивляться, если в России, где почти уже шестьдесят лет, играя "в войну" мальчишки делятся на "наших" и "немцев", где молодежный сленг под словом "фашист" подразумевает исключительно "немец", где "немчура поганая" - это веками существующий фольклорный образ, по словам Президента имеется "тесное переплетение наших культур", а "гуманитарная грань наших связей всегда была несоизмеримо ярче других совместных достижений". Действительно, куда уж ярче. Разве сравниться по яркости проваливание крестоносца под лед Чудского озера, взятие казаками Берлина, Брусиловский прорыв, оборона Ленинграда, и флаг на пылающем рейхстаге с томиком Stoff und Kraft подмышкой у Базарова?
Или томик Stoff und Kraft - это уж слишком? Быть может, существует могучий пласт российско-германских гуманитарных отношений, способный яркостию своей затмить досадные недоразумения политического диалога?
Что же, давайте рассуждать логически. Для этого нам следует прежде всего согласовать терминологию. И, прежде всего, термин "российско-германские гуманитарные отношения". Начнем с того, что само слово "германский" в русском языке отнюдь не эквивалентно слову "немецкий", как не эквивалентно слово "советский" слову "великоросс". А потому, далее под этим термином мы подразумеваем "русско-немецкий".
Далее: даже ребенок из школьной программы помнит, что существительное "немец" есть прямое образование от прилагательного "немой". И если гордые римляне, также не понимавшие языка Шиллера и Гете, образовали для германцев звукоподражание "варвар" [1] , то наши же, далекие от политкорректности, предки, вообще отказали германцам в праве на разумное выражение своих мыслей, заведомо считая их немыми. Расхожее же утверждение, будто бы "немцами" звали всех уроженцев Запада авторитетно опровергает "Повесть временных лет". "Афетово бо и то колЪно: варязи, свеи, урмане, готе, русь, агняне, галичане, волЪхва, римляне, нЪмци, корлязи, веньдици, фрягове и прочие, ти же приседятъ от запада къ полуденью и съседятся съ племенемъ Хамовымъ". (Потомство Иафета также: варяги, шведы, норманны, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы, корлязи, венецианцы, генуэзцы и прочие, - они примыкают на западе к южным странам и соседят с племенем Хамовым) .
Автор "Слова о погибели Русской земли" также не смешивает немцев с другими западными народами: "А литва из болота на свЪт не выникываху, а угры твердяху каменые городы железными вороты...а немцы радовахуся, далече будуче за Синим морем." (А литовцы из болот своих на свет не показывались, а венгры укрепляли каменные стены своих городов железными воротами...а немцы радовались, что они далеко - за синим морем) .
Итак, ввиду отсутствия собственно Германии, как единого государственного образования, уроженцы германских земель назывались в России "немцами", то бишь, "немыми". Это странноватое наименование вряд ли стало первым камнем в фундаменте ярких "гуманитарных отношений", однако вернемся к уточнению терминологии. Пока мы еще не таинственной "гуманитарной грани отношений", затмившей все прочие составляющие российско-германских отношений, придется нам констатировать печальное отсутствие какого бы то ни было культурного межгосударственного диалога России и Германии.
Да и в принципе, продолжительных с исторической точки зрения, межгосударственных российско-германских отношений не могло существовать по одной простой причине. Российско-германский диалог был невозможен ввиду постоянного отсутствия одной из сторон. Как правило, Германии, с завидным постоянством превращающейся в множество мелких образований.
Допустим, с некоторой натяжкой, мы будем считать Германией порожденное Верденским договором 843 года королевство Людовика Немецкого, плавно перешедшее к X веку в империю Оттона. Соответственно, место России займет Киевская Русь, которой правила в то время св. княгиня Ольга.
Именно с этого периода ведет историю российско-германских отношений директор Программы "Российские немцы", доцент В. Ауман. Сему ученому мужу удалось обнаружить в трудах российского историка Н.М. Карамзина, свидетельства того, что: "стремясь ослабить свою зависимость от Византии, русские князья расширяли свои отношения со странами Западной Европы. В 961 году в киевскую Русь по просьбе вдовы князя Игоря - Ольги была направлена представительная делегация во главе со священнослужителем Адальбертом". Очевидно, "представительная делегация во главе со священнослужителем Адальбертом" - это серьезное обстоятельство в отыскании яркой "гуманитарной грани". Меж тем, таинственный Адальберт самым странным образом не отыскался на страницах Карамзина. Умалчивает о нем и "Повесть временных лет". Да и предпосылка, внешне эффектная, немного смущает при детальном анализе. Каким образом, интересно, зависела году Русь от Византии в 961 году? Учитывая, что прошло немногим более полувека с водружения на вратах Константинополя Олегова щита, шестнадцать лет от заключения мирного договора между князем Игорем и византийскими правителями Романом, Константином и Стефаном и всего шесть лет со дня крещения самой св. Ольги в Константинополе? Вот то, что Ольга отправила посольство ко двору Оттона I, отражено у Н.М. Карамзина. Но никаких Адальбертов там нет. Да и зачем спрашивается, в языческой по большей части Киевской Руси, немногие из христиан которой крестятся в самом Константинополе, провинциальный Адальберт? И все же глава первой немецкой делегации существовал на самом деле. Правда говорит о нем не Карамзин, а русский историк Шлецер, ссылаясь на западные летописи. Однако, визит Адальберта с трудом можно назвать удачным, ибо незадачливый епископ был изгнан с бесчестием. Как выяснилось позже, у Ольги и в мыслях не было приглашать к себе почтенного пражского епископа. А попросили прислать его на Русь некие проходимцы- варяги, которые при дворе Оттона представились русским посольством. Трепетный христианин, Оттон всегда щедро одаривал новообращенных христиан, а ушлые варяги взяли за правило по нескольку раз креститься. Решили они "заодно" окрестить и Киевскую Русь.
Впрочем, смею напомнить, что мы разыскиваем таинственную "гуманитарную грань". Бог с ним, с Адальбертом, все равно ведь Священная Римская империя - это отнюдь не Германия. Производить "российско-германский диалог" от Оттона и Ольги - это все равно, что говорить об украино-македонском взаимодействии, на основании визита в Югославию Н.С. Хрущева.
Вряд ли сокрыта "гуманитарная грань" и в насильственной колонизации немцами славянской Пруссии в 1134 году.
Не стоит искать ее и в период порочащих "наши давние связи" крестовых походов Тевтонского и Ливонского ордена в начале XIII века. Бесспорно, что крестоносцы, очевидно перепутавшие Псков с Палестиной, считали свою миссию гуманитарной. Русские почему-то придерживались иного мнения.
Нужно ли пересказывать курс истории средних веков, доказывая невозможность сколь-нибудь серьезных и добрых отношений России и Германии в период с пятнадцатого по семнадцатый век? Страны ( а с определенного этапа, слово "Германия" мы можем использовать лишь как условное определение конгломерата крошечных княжеств, курфюрств и королевств) не имели никаких предпосылок для культурного диалога. (Не считая, конечно, Ливонских походов Ивана Грозного).
Как видим, Средние века отнюдь не способствовали развитию российско-германских отношений. И никакие "гуманитарные связи" не проявились в этот исторический период хоть сколько-нибудь отчетливо. Ни Реформация, ни гуситские войны, ни Тридцатилетняя война не отразились в культурной жизни России, равно как не повлияли на немецкую культуру стояние на Угре или взятие Казани.
Вот влияния немцев на русскую культуру в эпоху Петровских реформ отрицать невозможно, но возможно ли назвать это влияние диалогом, сотрудничеством или "российско-германскими связями"?
Сам факт, что немцы не стали повально отращивать бороды, не учредили насильственного пития медовухи и поедания блинов, не завели у себя курсов церковно-славянского языка и не переняли русской манеры живописи, полностью отрицает возможность дальнейшего употребления термина "диалог" и принуждает нас пользоваться понятием "культурная экспансия".
А на "российско-германских связях" в Петровскую и последующие эпохи стоит остановиться подробнее. Именно петровским преобразованиям, именно насильственному перекрою патриархального традиционного государства, именно, благодаря западно-европейской культурной экспансии обязана Россия появлению уникального исторического феномена.
Этот феномен, очевидно, и стал поводом для рассуждений о "гуманитарной грани", этот феномен стал основанием многочисленных политических и идеологических спекуляций. Забывая о природе этого феномена, сегодняшние наши правители готовы с закрытыми глазами шагать к Шенгену, делая общие выводы глобального характера и выводя теории и закономерности на основании бесспорного исключения. Не называя этого феномена, зададимся простым вопросом: когда эмигрант покидает пределы своего Отечества и принимает чужое гражданство, трудится на благо своей новой родины, гражданином какой страны считают этого человека? А если у этого эмигранта родятся дети и внуки, гражданами какой страны будут считаться они?
Не стоит спешить с ответом, подобный вопрос может стать сложной политической головоломкой. Иван Алексеевич Бунин, например, и в эмиграции считал себя русским, и жил и сопереживал своему государству. А, скажем, знаменитый Сикорский, не очень-то и тяготился спокойной жизнью национального гения Соединенных Штатов. Это, впрочем, представители вынужденной политической эмиграции. А многочисленные наши компатриоты, сидящие в белых халатах в лабораториях Силиконовй долины и оставившие родину в поисках доллара, они русские или американцы?
Нам, русским, всегда очень сложно ответить на этот вопрос. Мы почти всегда жили одним народом и одним государством. Национальность и государственность всегда сливались для нас в слове "русский". Немногие, кстати, могут этим похвастать. Араб может быть марокканцем, иракцем или египтянином. Среди американцев есть шведы, ирландцы и англичане. Китаец же остается китайцем в любой стране, в любой точке земного шара. Он китаец из Лос-Анджелеса или Нью-Йорка, но его страна - Китай. И даже если такой китаец при жизни ни разу не был на родине, то после смерти прах его везут к берегам Желтого моря.
В эпоху Петра, как, впрочем, и до сих пор, у немцев не было единого государственного образования. Даже после объединения Западных и Восточных земель, помимо ФРГ существует еще одно немецкое государство - Австрия.
Отношение "Аустеррейха" к "Рейху" несравнимо даже с отношением Украины (Малороссии) или Белоруссии к России. Любой специалист подтвердит, что различий между государственным языком Австрии и государственным языком Германии не больше, чем между верхненемецким и нижненемецким диалектами. И даже если, волею судеб, эти два рейха сольются в один, как это уже случалось, Европе останутся немецкие Судеты в Чехии, останется Лотарингия и Шлезвиг-Голштейн.
Тысячелетний рейх - утопия государственных идеологов, сознание немецкого обывателя и национальный менталитет (по крайней мере в восемнадцатом веке) в соостветствии с Марксом определяло бытие в одном из бесчисленных немецких государств, бесконечные локальные конфликты и территориальные притязания. Немец был в первую очередь баварцем, саксонцем, силезцем или пруссаком. И государственные преобразования в России, условия для свободного существования, многочисленные налоговые и законодательные льготы породили новую разновидность немцев - russlanddeutschen, один из самых многочисленных народов Российской империи. Русские немцы действительно стали феноменом, феноменом культурным, социальным и политическим.
То, что российские Людвиг Карлычи и Амалии Фридриховны отнюдь не считали себя патриотами рейха, наглядно свидетельствуют цифры и факты. В 1874 году реформы Александра II породили массовую эмиграцию русских немцев, не согласных с всеобщей воинской повинностью. Russlanddeutschen тысячами покидали пределы империи, но, вопреки логике китайских и русских эмигрантов, эмигранты немецкие отнюдь не стремились на историческую родину. В течение 70-80 гг. XIX века 10 000 выходцев из поволжских и южно-российских колоний поселилось в США и 85 000 русских немцев осело в те годы в Канаде. Только на Среднем Западе США бывшие русские подданные составляли более трети всего немецкого населения. Неизвестно точное количество русских немцев, основавших многочисленные колонии в Южной Америке, однако для нас важен сам факт: русские немцы не пожелали возвратиться на земли II Рейха, предпочтя им неосвоенный Новый свет.
Вернемся, однако, к "гуманитарной грани" и "культурным связям". В эпоху Екатерины, немецкое происхождение которой не помянет только ленивый оппонент, немцы тысячами устремились на необжитые просторы Российской империи.
Рассуждая в Веймаре о российско-германских отношениях, высокоуважаемый господин Президент особо отметил, что отношения эти "как и происходило многократно в прошлом" должны напоминать "дорогу с двусторонним движением". Однако красивая метафора, к сожалению, немного хромает. Никакого двустороннего движения в российско-германских отношениях не наблюдается. Даже если считать этот автомобильный оборот тонкой аллюзией на многочисленные войны, то и тогда российско-германская дорога остается односторонней. Этот маршрут, стартовавший прямо из под топора, с подоконника Петровского "окна в Европу" задумывался как односторонний по сути. Из окна позволительно любоваться красотами окружающего мира, его хозяину позволительно второпях выскочить из окна на улицу. Влезать же в чужие окна попросту неприлично. К сожалению, межгосударственные российско-германские отмечены постоянными попытками Германии высадить это окно солдатским сапогом.
И на пике дружелюбия, в эпоху Екатерины Великой, эта дорога осталась односторонней. В поволжские степи катилась по ней лавина эмигрантов, а навстречу им вяло плелась обочиной карета любопытствующего русского путешественника, ежеминутно мечтающего воротится обратно.
Бесспорно, немецкие исследователи и ученые составили в ту эпоху элиту российской науки. Однако относительно к тому времени, мы, похоже, должны использовать политкорректную формулировку: русские немецкого происхождения. К тому же, формирование значительного научного потенциала, пусть и основанного иностранными специалистами, это заслуга государства или этих специалистов?
Сегодняшние исследователи в один голос утверждают, что развитие российской науки, и активное участие в ней иностранных ученых, связаны с особо благоприятными условиями, которые создавались правительством в стране и, в частности, в Петербургской Академии наук. И как бы пошло не объясняли пошлые псевдоисторики с театральным уклоном повышенное внимание к Академии наук честолюбивыми устремлениями императрицы, ее желанием прослыть "просвещенной властительницей" и "покровительницей муз", именно в это время российская наука обрела прочный фундамент, заложенный кропотливыми и педантичными "русскими немецкими" учеными.
Часто вспоминают конфликт Ломоносова и так называемой "немецкой партии" в Академии. Советский кинематограф забил нам в сознание очередной плакат: хорошего русского притесняют плохие немцы, отбросив в сторону все нюансы сложнейшего спора великого русского ученого и ректора Академии, выдающегося исследователя Герарда Фридриха Миллера, личности разносторонней и энциклопедической.
Будучи немцем, по происхождению, Миллер считал себя русским подданным и абсолютно не отделял себя от России. Любопытно, что в своем основательном "Предложении, как исправить погрешности, находящиеся в иностранных писателях, писавших о Российском государстве" он, в частности писал: "повторяются в них (в писаниях иностранцев о России И.Л.) разные известия, писанные лет тому назад за сто и за двести, к бесславию российского народа... в коих предки наши более к войне, нежели к другим наукам склонны... Но за что нас попрекать всегда теми же пороками..." Обратите внимание, что Миллер считает жителей Руси своими предками, нисколько не дистанциируясь от русского народа.
Очевидно, что репутацию этого выдающегося ученого испортила в глазах потомков его трактовка пресловутого "варяжского вопроса", вопроса о происхождении легендарного Рюрика. Ломоносов доказывал славянское происхождение Рюрика, Миллер склонялся к происхождению из скандинавского славянства.. Противоречия между учеными носили характер научного диспута, на котором, правда, по воспоминаниям Ломоносова, "Миллер заелся со всеми профессорами, многих ругал и бесчестил словесно и письменно, на иных замахивался палкою и бил ею по столу конферентскому". Легенда же о противостоянии "русской" и "немецкой" партии несколько меркнет перед тем фактом, что точку зрения Ломоносова разделяли такие чистокровные немцы, как И. Фишер, Г. Байер и даже прославленный Лейбниц.
Пожалуй, ни одно существенное достижение Российской империи в XVIII веке не обошлось без существенного вклада немецкой диаспоры. Как бы не относились к почти насильственному насаждению немецкой культуры, науки, управления и военного дела гениальные русские, как бы не критиковали "прусский стиль" Суворов и Ломоносов, понятно любому - в то столетие немцы были, едва ли не самой главной движущей силой государства Российского.
И все же, какое же отношение имеет вклад русских немцев к обнаруженной Президентом "гуманитарной грани"? Как и все русские подданные, немцы трудились на благо империи, а отнюдь не в интересах "культурного диалога". Ведь не немецкий же флаг развевался над кораблем Ивана Крузенштерна (да и звали его, кстати, не Иоганном). Не фатерланду же принадлежит заслуга открытия Южного материка Фаддеем Беллинсгаузеном.
***
Русские немцы, девятая по численности национальная группа в империи, должны была неизбежно оставить свой след в произведениях литературных классиков. Согласно Веймарскому манифесту, мы вправе рассчитывать на отыскание образа героического немца, собрата русскому, у всех писателей. Ведь литература - самое благодатное поле для формирования той самой, главной "гуманитарной грани".
Однако, уже у Пушкина, в повести "Гробовщик" немецкое семейство вызывает не самые лестные переживания главного героя. "Немецкий след" в творчестве Гоголя - незадачливый жестянщик Шиллер из "Невского проспекта". Самый же положительный немец русской литературы - Андрей Штольц, созданный Гончаровым, образ живой и сложный, напрочь лишенный карикатурности и оттого немного пугающий. Холодный западный материализм и расчетливость, противопоставленные русской созерцательности и безмятежности, кипучий энтузиазм, который легко можно назвать и пустою мирской суетой - вот философская подоплека образа Штольца. И то он - не абсолютный немец. Скорее русский с немецкой фамилией. В отличие от настоящего немца из Германии, Штольц прекрасно ориентируется в нелогичном и бессистемном русском мире, чего не скажешь о персонаже Н.С. Лескова, незадачливом "суперменше" Гуго Пекторалисе, из рассказа "Железная воля". Есть все основания полагать, что столь упорный, расчетливый и волевой человек смог бы без труда снискать почет и славу на европейской родине - в России он объект насмешек и невообразимый чудак. Железная воля (весьма прозрачный намек на культовую "железность" прусского государства, от железного канцлера до железных крестов) Пекторалиса не раз играет с ним скверные шутки - именно железная непоколебимость заставляет его погибнуть объевшись блинами, так и оставшись навек чужим и инородным телом в российской действительности.
А было ли это частым явлением? Остались ли немцами Николай Греч и Яков Грот? Или, быть может, грезил нордическим фатерландом Владимир Иванович Даль?
Это сегодня покажется юнкер Шмидт иностранцем простому русскому читателю. Сегодня резанет слух иностранная будто бы фамилия Остерман. Сегодня при словах "немцы в России" мы явственно видим перед глазами утопающего в снегах Сталинграда солдата, в бабьем платке поверх стального шлема, который Булгаков обидно назвал "тазиком". В девятнадцатом веке немец в России был столь же обыденным и заурядным явлением, как нынче чеченец в столице. Так, Владимир Соллогуб запечатлел замечательное высказывание: "немец до двадцати пяти лет Адам Адамович, от двадцати пяти лет - Иван Иванович". И если, вослед либеральным авторам, считать Российскую империю "тюрьмой народов", то немцы стали ее заключенными исключительно по доброй воле, предпочтя этот "отсталый край" "просвещенной Европе".
Идиллии совместного существования суждено было рухнуть в двадцатом веке. И пусть обвиняют темный русский народ в немецкий погромах четырнадцатого года, а коммунистическую диктатуру - в антинемецких репрессиях военного времени. История, к сожалению, наполнена подобными прецедентами. И даже столп гуманизма и демократии - Соединенные Штаты, свозили тысячами в концлагеря американцев японского происхождения после внезапной бомбардировки Перл-Харбора. Именно настоящие немцы, немцы из Германии, подставили поду удар соплеменников. Уместно предположить, что до вступления в Первую Мировую Войну, война с Германией могла показаться немыслимой русскому обывателю. Кто мог бы предположить, что кайзер Вильгельм выступит против могучей державы своего близкого родственника, густо населенную своими соотечественниками? И каким бы жестоким не выглядело со стороны выселение из Поволжья лояльных немцев, вспомним о мощи пропагандистской машины Третьего Рейха. Если уж русская армия Власова перешла под знамена Гитлера, если на стороне немцев выступила украинская дивизия СС "Галичина", возможно ли было Сталину допустить концентрацию в стратегически важном районе сотен тысяч чистокровных немцев?
***
Впрочем, реальная история российско-германских взаимоотношений, похоже нисколько не интересует кремлевских любителей пива и почитателей мерседесов. Они по-своему пересмотрели итоги и определили перспективы сотрудничества России и Европы.
Что ж, можно и в этом найти свою логику. Ведь и впрямь, на протяжении всей истории Европа буквально за уши тянула нас в свой конгломерат. Все знаменитые европейские политиканы мечтали о снежных просторах Сибири, вот только мы их не понимали. Не стали мы частью размазанной по всей Европе Священной империи в веке XIII. Ведь дело-то было за малым - стать багопристойными католиками и стричь купоны с партнерства и взаимодействия. Безвозвратно упущен Россией и шанс стать частичкой Великой Французской империи Наполеона. Тоже, своего рода, ЕС. В эсэсовские Соединенные Штаты Европы нас, видимо, не пустили диктаторы-большевики. Впрочем, достойным реквиемом по оси Рим-Берлин-Токио вполне может стать трогательная дружба премьеров и канцлеров соответствующих держав с нашим Владимиром Владимировичем. С Антантой мы вроде бы уже дружили, отчего бы не задружиться теперь с Тройственным Союзом? Вот правда, с русско-японскими культурными связями у нас туговато. Разве что заказать Глебу Павловскому новый текст вальса "На сопках Манчжурии"? У нас это любят - чтобы на старую музыку - новые слова.
Так сказать, новый взгляд. Раз уж нашлась "гуманитарная грань", затмевающая все просчеты российско-германских отношений, которые, впрочем, можно считать "завалом прошлого", самое время Вам, деревенские тетушки, искать "мед, млеко, яйки" для наших новых партнеров. А ветераны партии могут безбоязненно распевать на улицах "мы наш, мы новый мир построим" перемежая его куплетами "отречемся от старого мира". Теперь эти интернациональные опусы, обретя новый смысл, вновь и сполна соответствуют официальной государственной доктрине.
А может быть, все не так уж плохо? Вступивши в НАТО мы начисто спутаем вероломные планы североатлантических империалистов. Войдя в ЕС, мы, как самые большие и главные, станем лидерами, подгребем по себя не только "Чехословакию - не заграницу", а всю Европу, до Геркулесовых столпов. Евразиец А. Дугин станет идеологом этого смелого начинания, пиарщик Павловский научит всех полюбить новорожденного монстра, дополнив мудреную философию доступными обывателю формулировками, вроде:
- Что с того, что мы +1? Вон д`Артаньян тоже был +1, и ничего, тоже мушкетер. И нас полюбят на Сене и на Рейне и даже, страшно подумать, на Темзе!
И нам останется только снять шляпу и повторить за Некрасовым:
"Жаль только - жить в эту пору прекрасную..."
(1)
Германофилов эта теория, впрочем весьма оскорбляет, и они производят слово "варвар" от имени Барбароссы. Однако, они вряд ли поспорят что "татары" - это бесспорное звукоподражание, примененное для обозначения чужеземцев, изъясняющихся на непонятном языке.
Иван Лыкошин
Ссылки по теме:
Надо наслаждаться жизнью — сделай это, подписавшись на одно из представительств Pravda. Ru в Telegram; Одноклассниках; ВКонтакте; News.Google.