Александр Головенко: психически больного сына Тамары Рохлиной подталкивают к самоубийству

Трагедия семьи Рохлиных, по мнению наших читателей, все больше походит на ритуальную расправу мировой закулисы с людьми, осмелившимися восстать против насаждаемого ею мирового порядка. Единственный выстрел в «точку киллера», унесший жизнь несговорчивого генерала. Затем полуторагодичное – без суда и следствия - заточение его супруги. И вот – дикий до безумия приговор трех наро-фоминских теток, определивших жертве 8 лет колонии. Ее психически больного сына-инвалида, как бессловесную вещь, предписано сдать органам опеки и попечительства.

А на чьем воспитании 16-летний юноша сейчас? С этим вопросом я и пришел в осиротевшую квартиру Рохлиных на Рублевском шоссе. Встретила меня Светлана Ивановна Виноградова – давняя подруга «расстрелянной семьи». Явно желая выговориться, она начала издалека:

- Тамару Павловну и Льва Яковлевича я знаю лет десять еще с Волгограда. Жили они – душа в душу. И когда у нас интернат для психически больных сирот пробивали, словно соревновались, кто для него может больше сделать? Он – на войне – она мать полка. Я вместе с ней Льва Яковлевича в Чечню провожала, вместе за солдат наших переживали, вместе гробы обивали, похороны организовывали, деньги собирали, чтобы семьям погибших раздать.

Бывало, звонит: «Света! Только что Левушка звонил. Они Грозный взяли». А когда он вернулся – ему в госпитале Бурденко операцию не сердце делали. Шунты ставили. Так она из палаты не выходила, дневала и ночевала там. Когда Льва Яковлевича убили, а ее арестовали - никто в Волгограде не поверил, что это могла сделать Тамара Павловна. Какие там «неприязненные отношения»? Какие «угрозы убить», про которые наплели эти подонки-охранники?! Бывало, в комнате или за столом Тамара что-нибудь свое скажет, Лев Яковлевич только поднимет брови: «Тома». Она сразу - «Молчу, Левушка, молчу».

Надо понять, что вся жизнь Тамары Рохлиной - сплошные гарнизоны и ожидание мужа с войн – сначала с афганской, а потом и с чеченской. Эти негодяи, когда фабриковали дело, даже не посчитали нужным объяснить, ради чего ей надо было лишать жизни единственного кормильца семьи? Что она потом - богатого любовника заимела, на Канарах с ним отдыхает, в роскоши купается? Ага, ни за что, ни про что отсидела без суда и следствия полтора года.

Только я да узкий друг друзей знаем, как она мучилась, когда ее под Новый год выпустили из тюрьмы. Жить-то совершенно не на что было. Как вдвоем с Игорем на его пенсию в 850 рублей, если ему на лекарства ежемесячно до двух тысяч надо? Ни Дума, ни Министерство обороны ни копейкой не помогли. Писала она письмо Матвиенко, а в ответ – отписка от какой=то пешки: мол, все по закону. Каждый день мы начинали с вопроса: «Где взять денег, чтобы Игорьку больницу гостинцев привезти?». А там ведь и другие дети. Не всякому конфетку принесут. Бывало, позвонит вахтерше Наде: «Ты уж, пожалуйста, отвези в ломбард мое обручальное кольцо и нательный крестик». Мы ее за это ругали. Если деньги подвернутся, сразу выкупаем. Вы у вахтеров спросите: они же ее «святой» называют.

Очень многих друзей Льва Яковлевича, которых она в своем доме принимала, кормила и поила – когда несчастье случилось – как ветром сдуло. Попрятались, предали и продали. Зато теперь в роскоши купаются, один депутатом стал, другой генерала получил, третий - в министерстве обороны командует. Даже не звонят. А она – великомученница - только приговаривала: «Бог им судья. Я все всем прощаю». И только ходит по комнатам, осматривает стены и спрашивает: «Свет, что еще продать? Меня посадят, а Игорька к зиме одеть надо». Как-то Подберезкин хорошо помог – спасибо ему, ну, еще друзья подбрасывали. А она ведь такая гордая – сама просить не будет. И если возьмет – запишет. Все мечтала дачу побыстрее продать и с долгами рассчитаться.

Это ведь на моих глазах (в квартире еще гости были) в день рождения Льва Яковлевича 6: июня ввалился пьяный Илюхин и угрожал ей: «Перестань меня повсюду критиковать. Не забывай, я прокурор и найду способ тебя убрать». Потом поправился – «Приструнить». Вот и приструнили…

Вообще, угроз было много. Я ведь часто первой трубку брала. И тот же Плескачев обещал расправиться с ней и Игорьком, если она не прекратит говорить журналистам про его лжесвидетельства, пропажу личных сбережений и хищения семейных вещей. Так что однажды мы – две перепуганные бабы в милицию позвонили. Приехали двое ребят, все записали… А в ответ ей прислали какую-то писульку.

В последние две ночи мы вообще не спали: сплошные звонки у угрозы. Думай, что сказать в последнем слове. Никакой политики. Покайся – и тебя пощадят. Да разве ее переубедишь? Ну, я все поняла и тайком от нее стала собирать теплые вещи, продукты на первый случай, воду, сигареты... Ну, и таблетки, без которых она не может. Вообще, человек живет надеждой. Может, в душе теплилась надежда, но когда прокурор десять лет запросил – все стало ясно.

А тут еще эта змея из «Комсомолки» такую гадость в день приговора про нее и Льва Яковлевича написала. Ведь эта дамочка бывала у нас, ела, пила, за столом сидела на поминках, вообще без мыла в душу лезла: про то ей расскажи, про это. А все для того, чтобы побольнее пнуть. Написала, что Тамара Павловна с соседкой Оксаной Балтиной поделилась, будто застрелила Льва Яковлевича. Представляете? Они с Бал тиной там специально напридумывали все. У Тамары Павловны суд на носу, но она же с юмором, каждый телефонный разговор начинает словами: «ФАПСИсты, слушайте»... И тут же пойдет к соседям наговаривать на себя? Бред! Такое, действительно, только сумасшедший придумать может.

Кстати, эта Левина из «Комсомолки» ее летом уже подставила, а Тамара Павловна усмехнулась только: «Ну, не надо осуждать ее. Живет одна, без мужа, без квартиры, двое детей. Что прикажут – то и напишет». Полтора года в тюрьме продержали, никаких доказательств не нашли, так решили хоть через газету испачкать.

На суде я, конечно, кипела вся, когда слушала сплетни этих охранников, которые всяких гадостей про семью генерала Рохлина наплели. Сразу было видно - подготовили негодяев. Отвечали так, что от зубов отскакивало, судья Жилина аж святилась вся. Я же, выступая как свидетель, всю правду про мученическую жизнь Тамары Павловны рассказала, и про то, что сама мысль, что она могла убить своего Левушку, - у всех нормальных людей вызывает возмущение и отвращение. Оттянула и этих мерзавцев.

А в приговоре о благотворительности Тамары Павловны –ни слова. Замолчали и то, что она не работала - пахала у Лиханова в Детском фонде. О том, что детские приюты организовывала – тому же Уваровскому детскому дому под Москвой помогала. В общем, никаких смягчающих обстоятельств. Мое с ней знакомство тоже, оказывается, носило "поверхностный характер". Я, с которой она хлеб-соль до последнего дня делила, тоже, выходит, не раскусила ее. А вот эти подонки – охранники, которые ей в сыновья годятся, - те сразу все про «неприязненные отношения» уразумели. Три лба в комнатах находились, когда Льва Яковлевича застрелили – и выстрелов не слышали. Кто поверит? Сговорились – вот и все.

Вообще эта судья, наверно, тоже мать... И как только она могла на одних сплетнях вынести женщине такой жестокий приговор? Ведь прекрасно знает, что у Тамары Павловны несчастный сын-инвалид, который и живет-то дома три-четыре месяца в году! Она не столько по вдове генерала ударила, сколько по их сыну, Богом отмеченному. Вот уж точно – «смели Рохлиных».

Я сегодня как денег найду – сразу еду к Игорьку в больницу. Он же ничего не знает. Спрашивает только «Тетя Света, где мама? У нее все нормально? Когда она меня возьмет?» Парню 16 лет, а болезнь у него умственного развития лет на 8 отняла. Ну, я ему отвечаю: «Игорек, у мамы все хорошо. Она в командировке, зарабатывает тебе деньги на теплую одежду и на гостинцы. Как заработает – приедет и заберет тебя». Потом отойду в сторонку, проревусь и к врачам. Они хорошие люди, только говорят: «Светлана Ивановна, вы после матери для Игоря самый родной человек. Но судом предписано его в органы попечительства отдать». Представляете – сдать как вещь?! А кому там нужен психически больной мальчик, да еще с такими приступами эпилепсии?

Он, когда умом своим понял, что матери что-то угрожает – это когда суд начался - так разнервничался… У него такой приступ был – поранился, едва вены себе не перерезал. У него же мозговая эпилепсия. Он в такие моменты ничего не помнит, с собой запросто что-нибудь сотворить может. Если его в интернат сдадут – погибнет Игорек. Так скажите: его - что, нарочно к роковой черте подталкивают?

Что будет дальше – не знаю. Будь моя воля, я бы этим прокурорам и судье все глаза повыцарапала. Не за Тамару – за детские Игоревы слезы, за несчастную судьбу его ими искалеченную.