ВЗГЛЯД из 93-Го. Повестка убитому призывнику. На 40-й день После гибели Его вызвали в военкомат

30 сентября, в четверг, пришла к Песковым бабушка. Знала, что крутится Юра последние дни около Дома Советов. Спросила: «Как не боишься ходить туда? Дубинками избить и поранить сильно могут...» А он: «Вот и хорошо. Я буду раненый лежать, все придут в гости ко мне: вон какой герой, значит!»

18 ноября, через шесть четвергов на седьмой, его мать — Наталья Павловна: «Я теперь ничего не боюсь. Вечерами раньше по улице шла, пугалась, если каких-нибудь людей на пути увижу, время ведь такое... А теперь — навстречу иду. Не боюсь, раз мой сын такие муки пережил».

Они нашли своего Юру 7 октября в морге Института имени Склифосовского. Вначале узнали его окровавленную рубашку. Потом им предъявили тело. Четыре пулевых ранения. При неизвестных обстоятельствах.

Юра был убит в тот самый день, когда танки расстреливали в центре Москвы людей и толпа зевак аплодисментами приветствовала каждый смертоносный удар орудий. За несколько дней до гибели Юрка подходил к ребятам из еринского оцепления. Там были такие же пацаны, как и он сам, сверстники. Закурить попросили — он и дал, жалко, что ли? Приехал домой поздно ночью и рассказывает: «Они подневольные там все стоят, и я также мог быть среди них».

Через несколько дней после его смерти мать вспомнит об этом и спросит отца: «Слушай, вдруг тот самый солдат, которому наш сын давал прикурить, его и застрелил?»

НЕСКОЛЬКО лет назад Юра очень хотел посвятить себя морю. С морским клубом ходил даже в какие-то плавания. Но это оказалось не единственным влечением парня. В своем дневнике он перечислил то, чем успел позаниматься за свою жизнь. А успел он многое: музкружок, изостудия, акробатика, резьба по дереву, баскетбол, футбол, самбо, морской клуб, бокс, мотокросс, радиокружок, дзюдо, авиа- и судомодельный кружки, шахматный, макраме, культуризма...

В этом году окончил ПТУ и поступил в финансово-кредитный колледж. Последняя запись в дневнике: «Поступил!!! Слава мне! Конкурс был почти два с половиной человека на место. В группе нас трое парней и 23 девчонки». Говорят, он очень рвался учиться. Не одобрял родителей: неправильно старики живут, ничего не имеют.

Его друзья с улицы и из колледжа успели прийти к нему домой дважды. Первый —26 сентября, в этот день студенту Пескову исполнилось 18 лет. Танцевали весь вечер до упаду под самый крутой хит — под «Осень» Шевчука. Второй раз случился через две недели после того веселого дня. Пришли к нему на поминки. Сидели девчонки и рыдали. А учительница по секрету делилась с матерью, что 90 процентов девчонок из группы уже успели влюбиться в Юру.

— Как же оказался он в самом расстрельном том месте? — спрашиваю у родителей. — Увлекался политикой?

Наталья Павловна:

— Нет, просто он хотел быть в центре событий. В августе 91-го он в деревне под Волоколамском был. Переживал, что своими глазами не смог увидеть те события. Потому теперь, как только был издан указ от 21-го числа, он и стал туда ездить.

Евгений Николаевич:

— А как перестали к Дому Советов пускать, возмущался:

«Талдычат целые дни о свободе, а тут, на тебе, концлагерь устроили». По телефону, помню, разговаривал с приятелем. Там, говорит, скопление людей огромное: женщины, мы, молодежь, всего, в общем тысяч тридцать. Под вечер нас дубинками разогнали. А сегодня, рассказывает, купил «Московский комсомолец» - он его продолжал еще брать, — а там информация: было три тысячи, и сведения о столкновениях не подтвердились...

— Какие были его последние слова, адресованные вам?

— В ночь с 3 на 4 мы метались по всей квартире: куда ехать, где искать сына? И вдруг под самое утро звонок, в полчетвертого. Жена взяла трубку. Он: "Что вы там не спите?" «Какой сон? — она отвечает. И ее всю трясет. — Быстро домой! — почти кричала. — Приезжай немедленно! Стреляют кругом». А Юра успокаивает: «Тихо здесь, спокойно. Метро, как только откроют, сразу же приеду домой...»

Наталья Павловна:

— Я все равно так и не заснула толком. Все ждала стука в дверь. Думала, на машине подъедет. Ему же учиться, на занятия надо. Но все — не появился. Утром у меня уже было такое предчувствие, что нет моего сына в живых. Муж говорит: «Рехнулась, что ли? Не каркай раньше времени, сказал — приедет, значит — приедет».

В обед приезжаю домой — сына нет. Тут уж и начала звонить мужу, в техникум, по «ОЗ».

— Найти, наверное, было нелегко…

— Все дни сидела на телефоне. Как-то подошла к омоновцам, спрашиваю: подскажите, где сына искать мне? Они отшучивались, смеялись. Один послал в Лужники. На стадионе, говорит, они все. Я скорей туда звонить, а там: «Да что вы, с ума сошли, никого здесь нет».

Евгений Николаевич:

— Я был везде, где только возможно. Больницы объездил, со многими чинами говорил. Только в четвертый мой приход в больницу имени Склифосовского выяснилось, что он там. Оказалось, пятого в ночь привезли. Но какое описание было!.. «Мужчина, 25—30 лет, рост 175, длина стопы 27, рубашка желтая, брюки синие». Не знаю, почему решил я, что номер 34-й — это мой сын. Ведь и лет ему всего восемнадцать, и рост 188, и нога 45-го размера, и брюки черные. Рубашка желтая, да, но все же в полоску.

Юру нашли только в четверг (снова встрял в его судьбу этот проклятый день недели). В нас вдалбливали «Вести», что мародеры лишь среди «белодомовцев» были. С Юры, живого ли, мертвого ли, сняли свитер, тот самый, что вы видите на фото, и куртку. Еще пропали, как говорит ЕвгенийНиколаевич, и 60 тысяч рублей с 80 долларами: сын сказал, что возьмет эти деньги с собой. Но эти деньги отца и мать уже не волнуют. Пусть подавятся, говорят. Они подали седьмого октября заявление лишь на розыск. На следующий день милиция решила: в возбуждении уголовного дела по факту смерти Юры следует отказать.

— ПОМНИТЕ, после августа 91-го года троим погибшим ребятам присваивали звания Героев Советского Союза? Любили отмечать: вот, мол, какие молодые за демократию погибли. Ваш сын еще совсем ребенок. Хоть слово утешения чиновники вам сказали? — спросил я.

И услышал: звонила Наталья Павловна в райсобес. Там ответили, что есть ее мальчик в списках погибших по району. В нем же и еще один его сверстник. Но какие-либо действия по помощи предпринимать пока запрещено. Надо выяснить, на чьей стороне он был. И намекнули вроде: если окажется, что погиб он за вполне определенную сторону, то, может, и помогут. Мать, до сих пор не снимающая черного платка, бросила трубку. И решила: на кусок черного хлеба с мужем они заработать смогут. А похоронить сына им помогли. Нашлись добрые люди в Ассоциации промышленников и предпринимателей.

Да, только «свободной» и «демократической» России и нынешним ее первым лицам нет дела до погибшего парня. Неудивительно: для них он был лишь одной из множества частиц рыночного материала. Так себе, мельчайшей частицей... И все-таки, какая ирония судьбы: после гибели Юры это самое государств прислало ему... повестку в армию. В ней сказано: «На основании Закона СССР «О всеобщей воинской обязанности» вы подлежите призыву на действительную военную службу». И предлагается 1 ноября к 13 часам прибыть в Красногвардейский райвоенкомат. Напомню, явиться призывнику Пескову предложили на сороковой день его гибели. И, по все видимости, обязан он до сих пор идти в ту самую армию, что его расстреляла...

По многим отзывам, он был нормальным парнем. Учился, увлекался, любил. Бабушка Марины, его девчонки, каждый день ходит на Юрину могилу. И не понимает, как это только злая судьба додумалась отобрать его. Да еще наградить посмертно самыми страшными прозвищами: и фашист он, и экстремист, и боевик. Наверное, часто вспоминает она вместе с родителями одну из дневниковых записей 14-летнего еще школьника Пескова. Процитирую ее.

«Виват, читатель! — записал oн 18 декабря 1989 года. — Я хочу задать тебе вопрос: зачем ты и мы живем? Жизнь — это ничто. Проживем мы положенные нам 60 или 70, дай Бог 80 лет и... помрем. А за нами родятся другие. И они тоже помрут. A потом еще и еще. И все. Вдумайтесь: и все. Поживем и умрем. Где останется наша память? Где? Ты, конечно, можешь сказать: обо мне память останется, это уж точно Ты можешь это сказать, особенно если тебе 12—13 лет. Но скажи, сколько человек ты знаешь из тех, кого уже нет в живых? Ты можешь назвать 50, максимум сто человек, а людей на свете было за все времена... миллиарды!..» На этом запись четырехлетней давности обрывается. А ведь что-то, вероятно, хотел сказать и дальше? Как-то ведь надо было ему закончить эту мысль...

"Правда", 15.12.93

ВАДИМ ГОРШЕНИН. ВЗГЛЯД ИЗ 1993-ГО