ВЗГЛЯД из 1993-Го. Он Сам себя назначил парламентером

Об этом парне Россия не знает ничего. Как, впрочем, и о его сослуживцах-десантниках. Прокремлевские средства массовой информации забыли повосхищаться теми, кто выполнял самую черную работу по взятию Дома Советов. Именно они, воины десантного полка, вошли в еще обстреливаемое танковыми орудиями здание парламента, захватывая первых два этажа. И только после них в бастион сопротивления попала «Альфа».

А на благодарности ведь вроде бы и не скупились. До сего дня слышны восторги ОМОНом. Слагают оды и «Витязю», спровоцировавшему своим бездействием бойню у «Останкино», называют его уже «честью и гордостью России». Поют осанну группе «Альфа».

Как охарактеризовать этих людей? Кто они — материал подавления «подонков», «спасители свободы» или же «цепные псы диктатуры»? Хотелось бы узнать, о чем думали они, выполняя братоубийственные приказы. И думали ли вообще?

Этот капитан-десантник достоин уважения прежде всего потому, что, войдя в здание, он, взяв на себя всю ответственность после всех ультиматумов из Кремля и со Старой площади, предложил вывести из парламента детей и женщин. Переговоры, которые он вел с Макашовым, запечатлел на телекамере питерский журналист Андрей Туманов. На этой ленте хорошо видно, как заходил офицер в помещение, заполненное военными, как перед тем, чтобы идти на переговоры под прицелом не одного ствола, он положил на пол оружие. И на протяжении всего разговора каждую секунду рисковал получить пулю — это если бы у кого-то не выдержали вьрвы. Имя этого капитана — Андрей ЕМЕЛЬЯНОВ, и ему что-то около двадцати пяти лет.

— Андрей, была ли возможность тогда на самом деле вывести людей, которые находились на тот момент в Доме Советов?

— Именно эту возможность я и предлагал им осуществить. Не могу точно сказать, почему этого не удалось сделать. Может быть, просто потому, что вел я переговоры как частное лицо, вывести людей предлагал не от лица правительства.

— То есть это была ваша личная инициатива?

— Так получается. Увидев тогда большое количество женщин, гражданских и все, что происходило в отношении их — тех, кто. в общем-то, не должен был участвовать в вооруженном конфликте, — я принял решение самостоятельно вывести этих товарищей.

— Скажите, вы их тоже видели алкоголиками, безумцами, сбродом, как представляет сейчас этих людей пресса?

— Оценивал я их тогда лишь с чисто военной точки зрения. Там четко просматривались две группы людей. Первая — чисто гражданский Верховный Совет и люди, пришедшие поддержать его после демонстрации. Они были напуганы, видимо, не ожидали такого поворота событий. Вторая — военные. Я разговаривал с одним из телохранителей Макашова, офицером. Он производил впечатление товарища очень убежденного, и мне было даже приятно разговаривать с таким противником. По-моему, он был человек очень порядочный.

— А как бы оценили вы военных лидеров «Белого дома»?

— Сам Макашов казался сильно нервничающим, пытался оказывать давление, угрожал, что известны ему наши адреса. Ачалова же я знаю давно — это человек вспыльчивый, резкий, но он способен был очень быстро принимать решения в сложной обстановке...

— Что вы чувствовали под дулами, направленными на вас со всех сторон?

— Я понимал, что могу погибнуть, и все же свою задачу хотелось выполнить. Она у меня и моих товарищей во всех «горячих» точках всегда была одна: миротворчество. Ни в коем случае не пытались мы применять оружие первыми. И вот сейчас, даже имея возможность неожиданно для этих товарищей выстрелить через стекло, я счел необходимым сначала вступить в переговоры. Еще раз предложить сдаться и сложить оружие.

— Как вы думаете, почему не вышли они с вами?

— Возможно, не верили, возможно, боялись, что после выхода из здания их будут преследовать.

— Вы выводили людей еще и из подвалов, сколько их там было?

— Две — две с половиной тысячи человек — это тех, кого я видел. Детей было немного — единицы. По моим оценкам, человек шесть. Возраст — от двенадцати до пятнадцати лет.

— Вероятно, вы видели и трупы убитых. Как они эвакуировались?

— Их вывозили в несколько рейсов через гараж у набережной. Подъезжали «Камаз» и крытый «ЗИЛ». Сколько было всего рейсов - я не знаю. Но видел это не я один — там постоянно подходили гражданские, кто-то, кажется, снимал это и на камеру.

— Андрей, представим себе следующее: завтра соберутся подобным же образом разгонять Думу…

— Безусловно, вмешивать армию в разрешение своихполитических споров — не лучший выход. Политики должны разбираться в своих проблемах сами. Говоря мягко, мы вообще не нужны.

В это время к нам подошел коллега Андрея, тоже капитан и тоже командир роты, Василий:

— Могу сказать главное — наша власть непорядочна. Зачем, скажите, в самый критический момент надо было снимать в Москве все оцепления милиции? Для того, чтобы толпа повалила к телецентру и чтобы там оказались убитые среди этих ротозеев? По-моему, ей нужны были трупы, кровь у «Останкино». Она нужна была для того, чтобы показать всему миру: как трудно бороться за демократию в России, хотя разрешить конфликт можно было намного спокойней.

— А нет ли у вас ощущения, что вы оказались заложниками в этой борьбе политиков, что вас подставили?

— Нас и в Вильнюсе уже подставляли. Теперь вот и здесь тоже. Но сейчас Литва как бы чужая республика, а здесьполучается, что шли мы против своего же народа...

Все это, как говорится диалектика. Эти парни-военные, и, несмотря на любые условия своей жизни, они будут выполнять приказ. За это их стоит уважать. Однако у меня все же есть к ним вопрос: почему любой приказ оказывается для них выше присяги и выше Конституции? Об этом, кажется, стоит подумать всем, оценивая роль военных в октябрьских событиях.

"Правда", 13.11.93

ВАДИМ ГОРШЕНИН. ВЗГЛЯД ИЗ 1993-ГО