Президент Дал интервью представителям Трех СМИ. Так случилось, Что Два из них подконтрольны Борису Березовскому

Владимир Путин ответил на вопросы Татьяны Алдошиной (Российское телевидение), Михаила Леонтьева (Общественное российское телевидение) и Виталия Третьякова ("Независимая газета"), затронув обширный круг тем, волнующих российское общество. ПРАВДА.Ру предлагает своим читателям полный текст беседы президента России с этими журналистами.

Татьяна АЛДОШИНА: Владимир Владимирович, год назад вы поняли, что вам почти наверняка придется управлять страной. Скажите, за то время, которое прошло, пришлось ли вам расставаться с какими-то иллюзиями? У вас было ваше представление о том, какие вы принимаете дела, какова ситуация в стране. А потом началась практика жизни. Можете ли вы сказать, что какие-то ваши представления о том, что происходит в стране, оказались ошибочными?

- Насчет иллюзий и разочарований, пожалуй, нет. Да и с чего бы? После того момента, о котором вы сказали, через три месяца я был президентом страны. Вот в 1996 году, когда мы с Анатолием Собчаком "продули" выборы в Петербурге, там могли бы наступить разочарования. Потому что я тогда хоть и не был первым лицом в городе, но был большим начальником, у меня было много друзей в связи с этим, а после выборов я оказался безработным без всяких перспектив на трудоустройство. Конечно, могли бы быть разочарования. Но должен к чести своих друзей, не только друзей, но и знакомых сказать, что люди повели себя в отношении меня очень корректно, очень по-доброму, и даже тогда у меня не было разочарования. А сейчас тем более. Больше того, ведь я до этого исполнял обязанности президента и был председателем правительства. Поэтому я, в общем и целом, представлял себе, в каком состоянии находится страна. Но тем не менее количество тех проблем, которые возникли, с которыми мне пришлось столкнуться, конечно, было значительным и многообразие этих проблем в некоторой степени было неожиданным. Хотя помните, по-моему, Джавахарлар Неру, когда его избрали лидером страны, как-то сказал, что у него столько проблем, сколько людей в стране. Похожее чувство было и у меня. Вы знаете, я никогда не забываю о том, что у нас при всех положительных тенденциях, которые мы создали, они очевидны, они есть в экономике, в нашей жизни - это, правда, только тенденции - при всем при этом я никогда не забываю о том, что огромное количество наших граждан живет очень тяжело, живет бедно, и вот это чувство меня никогда не покидает. Не могу сказать, что это всегда помогает при принятии каких-то прагматических, я бы сказал даже технократических, решений в сфере экономики. Наверное, это не всегда самый лучший советчик, но в конечном итоге мне кажется, что это чувство всегда помогает делать эти решения более взвешенными и оно не вредно для руководителя такой страны.

Михаил ЛЕОНТЬЕВ: Вы говорили, что для того, чтобы страна сохранилась как передовая экономическая держава, нужно 7-10% роста ВВП. 7% мы достигли, потом стало 4% - и рост как бы "съеживается". Цены на нефть падают. И мы опять падаем? Что вообще происходит?

- В целом у нас, как я уже говорил, положительные тенденции есть в экономике, они очевидны. Семь, может, даже семь с небольшим процентов все-таки будет рост экономики ВВП. От 10-15 и больше - до 30% рост промышленного производства в некоторых секторах. Пенсии у нас где-то на 30% подросли, зарплаты - на 24%, реальные доходы населения - около 9%. Это в процентном отношении смотрится неплохо, но, если учитывать, с какой отметки мы начали, наверное, не все это чувствуют пока. Это тоже правда. И здесь нам приходится выбирать между текущими проблемами социального характера и между выстраиванием нужным образом экономической политики. Действительно, в последний месяц некоторые тревожные тенденции наметились, есть свидетельства о том, что рост несколько остановился, немножко увеличилась безработица. Нужно еще понять, связано это с колебаниями временного характера, с концом года, предпраздничной ситуацией или это связано с чем-то более серьезным. Во всяком случае, это то, на что правительство сейчас, и администрация президента, и я, конечно, должны обратить внимание. Но в целом я бы все-таки отметил позитив. И главным образом он заключается в том, что нам удалось не проесть те самые нефтедоллары, о которых вы упомянули. К сожалению, до сих пор структура нашей экономики и внешнеэкономических связей в значительной степени связана с экспортом наших энергоресурсов. Но, повторяю, к чести и правительства, и Государственной Думы нужно отметить и то, что были приняты и довольно внятные экономические решения. Я имею в виду прежде всего принятие Налогового кодекса, который должен быть в ближайшее время доработан, это выход на плоскую шкалу подоходного налога в 13% и это значительное снижение налоговой нагрузки на экономику в части, касающейся налога с продаж, налогов на различные виды работ и услуг. Это все абсолютно очевидный плюс с точки зрения здравого смысла в экономической сфере. Посмотрим на плоскую шкалу подоходного налога, на 13%. Конечно, наверное, с социальной точки зрения это не очень справедливо. Как же так, и богатые, и низкообеспеченные слои населения - все платят одинаковый подоходный налог? Но здесь мы руководствовались не соображениями социального характера, а экономической логикой, исходили из того, что нам нужно в конце концов предпринять действия не силового характера, а экономические действия, направленные на повышение доверия к государству - первое. И второе - на выведение из тени значительной части экономики страны. Мы очень рассчитываем на то, что это приведет к увеличению массы поступающих налогов в казну. Были и другие решения, не менее осмысленные и, на мой взгляд, верные. Все это определенные социальные ожидания позитивного характера все-таки в обществе породило. И, на мой взгляд, это самое главное.

МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ: Насколько вообще эти усилия достаточны, на ваш взгляд, и вообще есть ли какая-то концепция государственного регулирования в экономике: что государство должно регулировать, что оно регулировать не должно?

- То, что вы сейчас затронули, это как бы одна из основ нашей деятельности. Мы должны для себя принять какие-то принципиальные решения в этой сфере, понять, в чем же роль государства. Об этом достаточно много говорилось. Я бы хотел еще раз прояснить свою собственную позицию. Я полагаю, что эта часть экономической политики, конечно же, должна заключаться в том, что мы максимальным образом должны обеспечить экономическую свободу граждан и юридических лиц. При этом под регулирующей ролью государства, конечно же, должны понимать способность государства обеспечить выполнение тех правил и условий, которые оно само вырабатывает. Во-первых, обеспечить грамотное принятие этих решений, обоснованность этих решений обеспечить. Второе - обеспечить их исполнение. Вот в этом заключается и регулирующая роль государства.

МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ: В связи с этим много говорили об олигархах. Крупные олигархи, какова их вообще роль, каковы механизмы их влияния на экономические и политические решения и вообще должны ли они быть?

- У нас в стране под олигархами понимали представителей крупного бизнеса, которые из тени, за спиной общества стараются влиять на принятие политических решений. Вот такой группы людей быть не должно. Но представители крупного бизнеса, российского капитала не только имеют право существовать, они вправе рассчитывать на поддержку государства. А вот те, которые влияют из тени, я таких вокруг себя не вижу. Я думаю, что это тоже плюс.

Виталий ТРЕТЬЯКОВ: В этой связи Владимир Владимирович, многие утверждают, что сегодня в России складывается все более и более мощная рыночная экономика, но только основными игроками на этом рынке будут главным образом государственные предприятия, то есть возникает госкапитализм в жестком виде и только собственно свободный рынок там где-то, внизу - для мелких и средних...

- Я уже ответил на этот вопрос. Но повторю еще раз. Я сказал, что государство должно обеспечить максимальную экономическую свободу для граждан и юридических лиц. Это ответ на ваш вопрос. А само государство должно вырабатывать нужные правила и обеспечивать их выполнение. Поэтому, что касается госпредприятий, то не думаю, что госпредприятия и государство как собственник будут исполнять эффективно те экономические функции, которые на них возложены, в той логике, в которой вы сейчас изложили. Далеко не всегда государство является собственником эффективным, мы это уже неоднократно проходили и знаем это хорошо.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: Я так понимаю, что у вас все-таки положительное ощущение того, что происходит в экономике. В связи с этим вопрос. Когда вы стали президентом, очень высока была ставка ожидания, казалось, что очень быстро наступят существенные перемены к лучшему. Но при этом говорили, что премьер-министр Касьянов - это технический премьер, какое-то время спустя произойдет смена кабинета министров. Каково ваше ощущение сейчас? Правительство устраивает вас как команда?

- Во-первых, я никогда не говорил о том, что Михаил Касьянов - технический премьер.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: Это не вы говорили.

- У нас есть закон о правительстве, и там определено, что является прерогативой правительства и председателя правительства, а что возложено на президента, что возложено на Думу, на Совет Федерации и на другие конституционные органы власти тоже. Я нисколько не сомневаюсь в том, что правительство и его председатель на сегодняшний день со своими обязанностями справляются удовлетворительно. Можно ли считать, что все в этой структуре функционирует идеально? Нет. Так считать нельзя, и более того, команда для того, чтобы она работала слаженно, эффективно, должна соответствующим образом еще и сработаться. Люди должны идейно друг к другу притереться, понять, чем они руководствуются при принятии решения, должны психологически друг к другу привыкнуть. Такой процесс консолидации в правительстве, по-моему, происходит. И правительство стало работать, на мой взгляд, достаточно эффективно. Вместе с тем это не значит, что там нечего менять и не нужно думать о совершенствовании этого механизма. Поэтому мы с Касьяновым обсуждали эту тему, и я попросил его подумать над тем, как сделать работу правительства более эффективной. Он тоже согласен со мной в том, что есть над чем в этом смысле поразмышлять, и готов сделать определенные предложения. Но это не связано ни с отставкой правительства, ни с какими-то увольнениями. Я полагаю, что политическая стабильность многого стоит. Мы очень часто за последние годы наблюдали смену одной команды на другую, и, пока люди входят в тему и вживаются в свою роль, выстраивают хотя бы у себя в голове задачи, которые они должны решать, проходит много времени. Это необоснованные потери. Постараюсь таких потерь не допускать.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: Министры силового блока и команда в более широком смысле - правительство и администрация президента - вас все устраивает?

- Если человека все устраивает, то он полный идиот. Здорового человека, в нормальной памяти не может всегда и все устраивать. Конечно, многие вещи мне кажутся несовершенными. Я полагаю, что многое нужно будет сделать, чтобы властный блок работал более эффективно. И мы будем это делать. Делать без революций. В том числе и без кадровых революций.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: К вопросу как раз о команде. У меня такое ощущение, что в последние дни без скандальных нот не обошлась дискуссия о том, как нам реорганизовать РАО "ЕЭС России". В том числе и на заседании правительства это обсуждалось, после заседания Анатолий Чубайс и Андрей Илларионов друг друга обвиняли разве что не во лжи. В этой связи два вопроса. Все-таки вы лично стоите за реформу РАО "ЕЭС России" по Чубайсу или по какому-то другому плану? Потому что каждый ссылается на вас и говорит совсем противоположное.

- Во-первых, если ссылаются на меня, то, значит, слово президента что-то значит. Это уже плюс. Второй плюс очевидный заключается в том, что такие вопросы крупномасштабного характера, касающиеся без всякого преувеличения судьбы страны, потому что РАО "ЕЭС" - это одна из основ экономики государства, решаются не подковерно, а в открытой дискуссии. Действительно, такие крупные корпорации, как РАО "ЕЭС", "Газпром", МПС, нуждаются в реструктуризации. Вопрос давно созрел. Проблема только в том, как это делать, по какому пути пойти. Если вы меня спросили, нужно ли это делать по Чубайсу, я вам могу сказать: нет. Делать нужно по уму.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: Это очень болезненное для Анатолия Борисовича заявление.

- Ничего болезненного здесь нет. Я к Анатолию Борисовичу отношусь с огромным уважением, но он - руководитель ыкомпании. Мировая практика показывает, что сама структура сама себя изменяет и реструктуризирует не всегда плохо, но всегда при учете своих собственных интересов.

А правительство должно принять решение в интересах всего государства. Но для окончательного решения нужно, чтобы само правительство уделило этому достаточное внимание. Нужно обязательно, опираясь на нашу российскую почву, как говорил Витте, тем не менее учесть и международный опыт. Нужно обязательно привлечь в связи с этим специалистов международного класса, а такие есть. Их немного, кстати сказать, в мире, это, по-моему, три-четыре фирмы, которые в мире считаются специалистами по реструктуризации энергетических отраслей и компаний. Надо привлечь эти силы, а потом самим подумать и, посовещавшись как следует, в том числе и с региональными лидерами, принять окончательное решение. Это тот случай, когда мы должны, используя терминологию, предложенную нам, по-моему, еще Гиппократом, действовать по известному принципу: не навреди. Эта проблема была уже предметом обсуждения на президиуме Госсовета, и в самое ближайшее время я намерен вынести ее еще раз. Все члены Госсовета имеют соответствующие документы, я просил их подключиться к этой работе и самих, и с помощью экспертов еще раз подумать и предложить правительству их видение этой проблемы и решения этой проблемы. Поэтому будут учтены все мнения и Анатолия Чубайса, и моего советника Андрея Илларионова, и региональных лидеров, в конечном итоге и международный опыт, повторяю. Собрав все это, правительство примет окончательное решение.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: У меня есть глубокое ощущение, что намечается и чисто бюрократический выход из этой скандальной ситуации. Два высокопоставленных человека говорят прямо противоположное, обвиняют друг друга во лжи, и, в общем, все ждут, кого из них тем или иным способом президент уберет...

- Я думаю, что такие силовые решения в ситуации подобного рода неприемлемы. Оба эти человека достаточно известные в стране, пользуются репутацией людей высокопрофессиональных, у них есть своя точка зрения на те острые и жизненно важные проблемы, которые обсуждаются. Я не вижу здесь никакой катастрофы. Не считаю, что нужно драматизировать. Пусть борются, пусть защищают свою точку зрения, свою позицию.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: То есть можно сказать, что и тому, и другому вы по-прежнему доверяете как специалистам в сфере их компетенции?

- Я доверяю и тому, и другому.

МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ: Вы произнесли слова о диктатуре закона. Складывается такое впечатление, что в рамках наведения порядка осуществляется тотальный прессинг, рэкет по сути, по отношению к мелкому и среднему. Мне кажется, что вообще это один из главных рисков…

- Абсолютно согласен. Действительно, мелкий и средний бизнес задыхается под бюрократическим прессом, под налоговым прессом, и очень много надо сделать для разбюрокрачивания ситуации, для того, чтобы он задышал и стал действительно, как происходит во многих странах мира, основой экономики. В этой сфере тоже планируется ряд осознанных действий, связанных и с так называемыми контрольными проверками, и так далее. Можно вполне здесь опереться на опыт Москвы. Мне кажется, что руководству Москвы удалось найти неплохие решения, связанные с защитой мелкого и среднего бизнеса, в том числе в сфере бесчисленных проверок. Есть проект закона по организации этой контрольной деятельности. Очень много надо будет сделать в сфере налогообложения.

МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ: Решающий экономический вопрос - долги. Что у нас с долгами? Одни говорят, что мы можем все долги платить, другие говорят, что не можем платить.

- Долги всегда надо платить. Вопрос только в том, как и когда это делать. Разумеется, мы это можем делать, только опираясь на основной экономический закон страны - на бюджет. На мой взгляд, это моя позиция, бесконечно откладывать оплату долгов и в моральном плане не очень приятно, и экономически невыгодно. Потому что те варианты отсрочки, которые нам предлагались до сих пор и предлагаются сейчас, нам экономически невыгодны: слишком большие проценты. Если мы по этой схеме пойдем дальше, мы будем платить, платить бесконечно и никогда не расплатимся. Я уже не говорю о том, что это тяжелым грузом лежит на нашем бюджете и создает неблагоприятный образ России на мировых рынках.

Вопрос, конечно, в том, как найти механизм, который был бы привлекателен и для наших партнеров, и для нас. Одно из предложений, которое было сделано совсем недавно и, на мой взгляд, находит позитивную реакцию в некоторых странах-кредиторах, этот механизм заключается в том, что мы готовы и будем платить по долгам, но было бы целесообразным, если бы эти суммы платежей направлялись бы назад в качестве инвестиций в российскую экономику. Там существуют детали, нюансы, но схема в этом. Это вариант того, что предложил канцлер Федеративной Республики Германии Шредер на его встрече с Михаилом Касьяновым недавно в Берлине. Я тоже выступал с такими же идеями. Мне кажется, что это неплохо и для наших кредиторов, поскольку мы долги возвращаем. Это неплохо для нас, потому что мы снимаем пресс значительной денежной массы с нашей экономики и сохраняем макроэкономические показатели бюджета, мы не увеличиваем инфляцию. Это хорошо для наших кредиторов, потому что они деньги получают и потому что, вкладывая в нашу экономику, они завоевывают определенные позиции в экономике России. А нам хорошо, потому что мы привлекаем инвестиции. В общем, если эта идея будет принята нами и нашими партнерами, то она может быть весьма перспективной. При всем при этом мы должны исходить из реалий ситуации, которая складывается в экономике России.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: Владимир Владимирович, уходящий год - это очень большая политическая реформа. Со времен 1993 года фактически таких политических изменений не было. Одни видят в этом тенденцию позитивную, демократизацию, а другие - негативную, усиления элементов авторитаризма.

- Вы имеете в виду, что сделано и как я оцениваю изменения в политической сфере?

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: Да, федеральную реформу и отзыв общества на нее.

- Собственно говоря, что было сделано. Было создано семь федеральных округов, назначены туда представители президента. Это первое, что было сделано во внутриполитической сфере в федеральных отношениях. Второе. Изменены принципы и порядок формирования верхней палаты парламента Совета Федераций. Там до сих пор присутствовали в качестве полноценных парламентариев законодательные лидеры регионов, а сейчас принято решение, как мы знаем, о том, что там будут представители регионов. А сами лидеры не будут там работать. Необходимость принятия таких решений, на мой взгляд, давно созрела. Я об этом говорил в ежегодном послании и характеризовал ситуацию, которая сложилась в России на тот и в значительной степени еще на данный период, как признаки не федерального, а децентрализованного государства. На самом деле что произошло? Федеральные функции центра были провозглашены на территориях, но реально федеральными органами власти и управления из Москвы не исполнялись. А чтобы они не были брошенными, региональные лидеры приняли единственно правильное решение: они подняли функции федеральной власти и стали сами ими пользоваться. И обвинять их в этом никто не имеет права, потому что на самом деле федеральные органы на местах оказались часто просто брошенными. Действительно, если не ремонтировать здание той же прокуратуры, суда, еще какого-то федерального органа, кто это сделает? Местные руководители. Но они и влияли соответствующим образом на процессы, которые происходили на этом уровне власти в стране. Все это привело к очевидному сдвигу от федерального центра, к размыванию общего экономического и правового пространства. И это стало одной из самых главных проблем страны.

Так вот, когда мы думали о том, с чего нужно начать в сфере экономики, мы пришли к выводу, что невозможно вообще ничего сделать, не имея в руках эффективных инструментов проведения этой политики. Знаете, когда я бывал на встречах с деловыми людьми либо у нас, либо за рубежом еще полгода назад, всегда в качестве первого вопроса мне задавали: вы наведете когда-нибудь порядок в стране? У вас, если это говорили иностранцы, будет когда-нибудь единое правовое пространство? Или у нас будет, как раньше говорили, закон калужский и закон тамбовский? Да, нужно обязательно учитывать местные особенности. Да, ряд вопросов должен быть отрегулирован местным законодательством, но должна быть единая правовая база, чего у нас не было до сих пор. Должен вам сказать, что 25%всех законных и подзаконных актов не соответствовали Конституции Российской Федерации. 25%! На сегодняшний день можно констатировать, что значительная часть этих правовых актов, не соответствовавших ранее Конституции России и федеральным законам, приведена в соответствие с Конституцией Российской Федерации. И второй вопрос, который мне часто очень задавали: как вам удалось добиться, чтобы региональные лидеры в верхней палате парламента при принятии закона о том, что они не будут там больше работать, проголосовали как бы сами против себя? Это вообще уникальная вещь. Ведь никто рук не выкручивал на самом деле. Никто не принуждал к этому решению. Да, я твердо заявил о своей позиции, я сделал это открыто и публично. Но эффект был даже для меня необычным. Вы знаете почему? Да потому, что они сами стали понимать и чувствовать, что неурегулированность в федеральной сфере в этом плане мешает развитию не только всего государства, но прежде всего самих регионов. Это было их ответственное решение. С моей подачи, но решение было их. Поэтому я считаю обоснованным и правильным то, что было сделано с точки зрения реконструкции Совета Федерации. Теперь то, что касается представителей президента в округах. С самого начала я говорил об этом. Могу повторить еще раз. Представители президента в округах не должны влезать в сферу компетенции местных руководителей. Мы постепенно уходим от децентрализованного государства, но мы ни в коем случае не должны вернуться к суперцентрализации по советскому образцу. Это было бы другой ошибкой. Мы обязательно должны поддерживать авторитет, властные полномочия и оставлять нужные возможности региональным лидерам для решения тех крупномасштабных вопросов, которые есть на территориях. Но самое главное даже не это. Самое главное в том, что для того, чтобы у нас вся машина функционировала более или менее без сбоев, нужно подумать над совершенствованием другой важной составляющей - местного самоуправления. Я когда был в гостях у Александра Солженицына, мы много говорили на эту тему, и должен сказать, что у него есть вещи, на которые вполне не только можно, но и нужно обратить внимание. Нужно, чтобы местное самоуправление было ближе к народу. Чтобы люди, которые избирают местных руководителей, могли бы реально потребовать от них исполнения обязанностей и обязательств, а не так, как это происходило сейчас в некоторых районах Дальнего Востока. И вторая составляющая - это местное самоуправление должно естественным образом подпитывать, поддерживать и составлять на определенном уровне единое целое с государственным уровнем управления в субъектах Федерации. Такой гармонии мы пока не достигли.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: Но я хотел бы все-таки услышать ваш ответ на вот какой вопрос. Есть эта развилка - демократия и авторитаризм. На ваш взгляд, за этот год Россия по этой развилке все-таки прошла в какую больше сторону?

- Авторитаризм - это пренебрежение законами. А демократия - это исполнение законов. Потому что в законе выражается воля населения страны, которую материализуют избранники народа - депутаты Государственной Думы и члены Совета Федерации. Исполняем закон, который принят легитимным органом власти, - у нас все в порядке с демократией. Не исполняем - закон подменяется волюнтаристскими решениями конкретных лиц, это плохо, это авторитаризм. Не думаю, что у нас сегодня ситуация, которая может кого-либо тревожить в этом плане.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: А Госсовет? Какая реальная польза от этого органа власти? Он совещательный, как я понимаю, при этом многие члены Госсовета хотят расширения своих конституционных полномочий.

- Это неплохо. У нас каждый чего-то хочет. Вот когда у нас все перестанут всего хотеть, это будет беда. Что касается Государственного совета, то могу сказать, что на сегодняшний день этот совещательный орган для меня очень важен. Потому что я таким образом имею возможность регулярных встреч, контактов, общения с руководителями региональных структур власти. Думаю, что такой прямой контакт очень полезен. Кроме того, это такой орган, через который можно было бы обкатывать определенные решения, важные для страны. Вот мы уже упоминали, допустим, о реструктуризации РАО "ЕЭС", я же не случайно этот вопрос поставил перед членами президиума Госсовета. Потому что для меня крайне важно, как те или иные предложения, которые сделаны и самим РАО "ЕЭС", и правительством, отразятся потом на территориях, на жизни простого человека. Все-таки региональные руководители ближе стоят к проблемам простого человека. Поэтому в этой части с точки зрения подготовки крупномасштабных вопросов, как в правительстве, так и с точки зрения законодательных инициатив, мне кажется, Госсовет очень востребован.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: Через полпредов нельзя ли то же самое делать?

- Через полпредов можно, но я считаю, что президент страны должен общаться напрямую с руководителями регионов и это механизм прямого общения. Причем я хочу обратить ваше внимание - полпред исполняет наши федеральные функции на местах. А я хочу напрямую общаться с руководителями регионов в части, их касающейся, в части, касающейся их полномочий. А это все-таки немножко разные вещи.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: Что касается Государственной Думы. Насколько вам кажется эффективной работа законодательного органа власти, который сейчас так же, каки прежде, весьма часто предается политически-декларативным размышлениям на пленарных заседаниях?

- Это неизбежные издержки работы любого законодательного органа, в котором достаточно ярко представлены взгляды политических партий, хотя они у нас еще не структуризированы соответствующим образом. Но в целом, на мой взгляд, работа Государственной Думы и вообще Федерального собрания стала гораздо более эффективной, чем в последние годы. На протяжении многих лет мы не могли принять ряд законов, которые были приняты на протяжении последнего года, скажем, тот же Налоговый кодекс. На повестке дня у нас Кодекс трудовых отношений. Я думаю, что и это будет сделано. Болезненный вопрос был с землей, не решен до сих пор, но Дума подошла к его решению вместе с правительством. Вы посмотрите, как Дума работает над основным законом страны в сфере экономики - над бюджетом. Своевременно. Такого никогда раньше не было. При всех спорах, при всем напряжении, при известном кипении страстей все-таки проблемы решаются. И это весьма позитивно.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: Во время одной из поездок вам задали вопрос об оппозиции, и вы оригинальную формулу употребили: либо это хулиганы, а если не хулиганы, то оппозиция. Я не совсем ее понял. Можно, я впрямую спрошу? Есть ли, на ваш взгляд, в России нелегальная оппозиция - та оппозиция, которая, допустим, стремится свергнуть нынешнюю власть? И есть ли легальная?

- Судя по тому, что происходит иногда, например, взрыв памятника Николаю II либо вещи аналогичного порядка, можно сказать, что нелегальная часть оппозиции существует. Хотя не думаю, что у них есть хоть какой-то шанс добиться своей цели подобными средствами в сегодняшней России. Думаю, что это абсолютно невозможно. Что же касается легальной оппозиции, то здесь не все так просто. Потому что у нас нет точной политической структурно выстроенной жизни в стране. Ее нет, потому что у нас нет устойчивых общенациональных партий. Больше они носят все-таки такой характер политических клубов. Но основа для создания таких партий есть. Если в ближайшее время будет принят закон о политических партиях, и они смогут распространять свое влияние не только в рамках Садового кольца, но и на территориях, смогут там эффективно работать, и если эти партии будут произрастать до Садового кольца именно с территорий страны, то в этом случае у нас можно будет говорить о том, что, допустим, правительство сформировано чисто по партийному принципу. И тогда явно будет проявляться какая-то легальная оппозиция, которая не согласна с теми предложениями или идеями, и с той политикой, которая проводится правительством. На сегодняшний день можно сказать, что у нас, разумеется, есть легальная оппозиция, но поскольку правительство у нас не сформировано по строго партийному принципу, а сформировано по профессиональному принципу, ясно, что при принятии тех или иных решений кто-то из представителей различных политических сил согласен с одним вопросом, с другим не согласен. При решении вопросов в сфере экономики, допустим, мы часто сталкиваемся с левой оппозицией. При решении других вопросов правительство получает критику со стороны правых партий. И те и другие выступают в качестве оппозиции по отдельным решениям, которые принимает президент.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: Скажите, надо ли менять Конституцию? На днях стало известно, что один из авторов Конституции 1993 года подготовил новую редакцию Конституции. И там довольно существенные предлагались перемены, в частности правительство парламентского большинства, а у президента остаются функции в основном по сохранению государственных гарантий граждан и в целом законности. Что вы думаете об этом обо всем?

- Мы, когда задумались о федеральной реформе, об образовании федеральных округов, о принципе формирования Совета Федерации, исходили из того, что надо сделать все, чтобы не затронуть основополагающие принципы Конституции, и нам удалось это сделать. Несмотря на, казалось бы, невозможность решить эти проблемы в данных рамках. Я не думаю, что на сегодняшний день все возможности Конституции мы исчерпали. Там заложены очень глубокие идеи, мысли, и они изложены с помощью хорошей юридической техники, поэтому не уверен, что нам нужно спешить с изменением Конституции.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: Владимир Владимирович, не можем, естественно, обойти чеченскую проблему в разговоре. В этой чеченской кампании мы вступаем во вторую зиму. Каковы, на ваш взгляд, на сегодняшний день итоги и военные, и политические? Как скоро совершится радикальный переход от собственно военных методов к политическим?

- Сначала два слова, собственно, о проблеме. Вы сказали - вторая кампания. Не было бы никакой второй кампании, если бы нам ее не навязали. Это же очевидно. Если в первую так называемую кампанию речь шла о независимости Чечни, и в конечном итоге Россия согласилась с этим, я, знаете, сейчас не побоюсь сказать, согласилась ценой национального позора, но согласилась с этим. И что мы получили? Мы получили не самостоятельное государство Чеченская Республика, а территорию, оккупированную бандформированиями и религиозными экстремистами, территорию, которую начали использовать в качестве плацдарма для нападения на нашу страну и для раскачивания ее изнутри. С таким положением не только Россия, ни одно другое государство мира не согласится. Мы долго терпели. Для того чтобы защищать независимость Чечни, не нужно было нападать на соседние места. Это агрессия, которая вылилась уже на другую территорию Российской Федерации. И даже после этого мы не сразу приняли решение об операции в Чечне. Только после четырехкратного нападения на Дагестан и взрывов домов в Москве мы окончательно убедились в том, что нам не решить этой проблемы без ликвидации банд террористов на территории самой Чеченской Республики. Только после этого мы приступили к операции. Сегодня, я в этом абсолютно убежден и думаю, что подавляющее большинство наших граждан так считает, уйти, бросить опять - было бы непростительной ошибкой. Но что делать дальше? Дальше нужно доводить дело до конца с точки зрения военной составляющей. И здесь, я думаю, нам нужно переходить к тому, что мы сейчас уже начали делать. А именно: мы на постоянной основе посадили там 42-ю дивизию, очень хорошо подготовленную, неплохо обученную и лучше всех других дивизий оснащенную. Мы сейчас там практически закончили размещение бригады внутренних войск. Непосредственно боевые действия с бандформированиями в некоторых горных районах будут продолжать спецподразделения, они должны состоять из профессионалов. То есть самую острую, самую опасную часть работы боевой составляющей этой проблемы должны решать профессионалы. Вместе с тем постепенно мы должны нормализовывать там ситуацию, создавать органы власти и управления. Ведь там даже судов не было нормальных с точки зрения понятий цивилизованного общества. Что там были за суды? Расстрелы на площадях, избиение кнутом, вот и вся судебная система, которая там была. И так во всех сферах управления. Это все подлежит восстановлению и реконструкции. Это требует времени. Самая главная проблема, которую нужно решать сегодня, это проблема социальной реабилитации и экономического восстановления Чеченской Республики. Нужно наконец, чтобы многострадальный чеченский народ осознал, понял и поддержал окончательно те усилия, которые предпринимаются Россией в направлении восстановления жизнедеятельности этого региона России. В значительной части это задача уже решена, но еще многое предстоит решить. В части создания обстановки доверия населения. Уверяю вас, далеко не все настроены на противодействие усилиям федерального Центра. Уверяю вас, что многие члены чеченского общества, многие чеченские граждане чувствуют себя обманутыми боевиками. Понимают, что их просто использовали и эксплуатировали для достижения целей, которые ничего общего не имеют с интересами чеченского народа. Я бы так определил эту ситуацию на сегодняшний день и еще раз хочу сакцентировать на этом внимание: главный упор теперь будет делаться на социальную реабилитацию и экономическое восстановление.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: А кто возьмет на себя создание мер доверия между гражданским населением, между женщинами чеченскими, между мужчинами чеченскими, которые не все боевики, и военными? Известно, что это очень больной вопрос для чеченцев.

- Только сами чеченцы это будут делать.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: А военные?

- Разумеется, военные тоже. Но решить проблему Чечни можно, только опираясь на самих чеченцев. Военные решают там огромное количество задач, даже не свойственных армии. До сих пор сегодня для того, чтобы пенсии и заработная плата бюджетникам в Чечне дошли до простого человека, до сих пор используются финансовые учреждения Министерства обороны.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: А кто глава Чечни?

- Глава Чечни? У вас сомнения? Кадыров.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: У меня нет сомнений. Я сам в Чечне не бываю, но те, кто бывает и взаимодействует с чеченцами, говорят, что он частично контролирует территорию, кто-то ему подчиняется, кто-то нет. Конфликты разные возникают по этому поводу.

- Конечно. А как вы хотели? Чтобы после десяти лет беспредела, который там творился, пришел человек, даже облеченный доверием народа, даже бывший муфтий, то есть религиозный лидер республики, и за несколько месяцев, за год даже все восстановил и поставил под контроль? Как вы думаете, это реально? Конечно, нет. Хочу, чтобы и сомнений ни у кого не было. У нас будет только один центр власти в Чечне - Ахмад Кадыров. Он назначен президентом России и будет исполнять свои обязанности до тех пор, пока мы не перейдем к другим способам решений политических вопросов подобного рода, к избранию руководителя республики. Либо если он сам по каким-то соображениям уйдет и не сможет дальше исполнять свои обязанности, потому что, уверяю вас, работа там не сахар.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: А, кстати, как тогда вы относитесь к последним контактам представителей "Союза правых сил" с представителями, как я понял все-таки, чеченских боевиков? И "Яблоко", по-моему, тоже было.

- К контактам с представителями боевиков отношусь негативно. А с представителями вообще чеченского общества - другое дело...

МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ: Если точно, то они заявили, что надо вести переговоры с президентом Чечни...

- С каким президентом?

МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ: С Масхадовым.

- Президент Чечни избран в нарушение Конституции Российской Федерации, и для нас он легитимным не является. Но более того, даже если считать, что Масхадов президент, у него срок полномочий истекает в январе следующего года. Поэтому если кто-то хочет вести с ним переговоры, то мы не будем мешать, но не считаю, что это продуктивный путь решения.

МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ: Насколько вообще это вредно и опасно за спиной армии вести переговоры с лицами, которые воюют против этой армии?

- Я думаю, что политические контакты не вредны. Не думаю, что это наносит существенный ущерб моральному состоянию войск. Потому что все в войсках знают, что окончательное решение за президентом, за мной. А у меня есть на этот счет твердое убеждение: все, кто с оружием, должны быть преданы суду. А как этого добиться? Существует много способов, и все эти способы возложены на Вооруженные силы и правоохранительные органы.

МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ: Было принято решение, что части армии в Чечне будут размещаться в населенных пунктах, а не в поле. Почему так долго понадобилось идти к этому?

- Почему так долго шли к этому решению? Во-первых, это решение еще подлежит проработке в практическом сценарии. Во-вторых, я не думаю, что это был долгий путь. Просто никто не думал, если по-честному, никто не думал, что вот эти самые боевики, о которых сейчас только что было упомянуто, перейдут к террору против собственного народа. Кто-нибудь об этом раньше думал? Все считали, что в чеченском обществе мы никогда не найдем поддержки. Оказалось, что это не так. И боевикам пришлось перейти к террору против собственного народа. А это поставило на повестку дня вопрос о защите этого народа от боевиков. Вы знаете последние трагические события: взрывное устройство на площади - пострадали мирные жители, знаете о том, что большое количество религиозных авторитетов было уничтожено боевиками, невзирая на возраст. Знаете о покушениях на глав районных администраций Чеченской Республики. Никто не думал, что федеральным властям удастся найти опору в чеченском обществе. Но это было сделано, и это вызвало обратную, ответную реакцию со стороны бандитов. Они перешли к физическому уничтожению. Конечно, это поставило на повестку дня вопрос о защите мирного населения, и, конечно, мы будем это делать.

МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ: Насколько чеченский опыт, в том числе и негативный, повлиял на концепцию военной реформы?

- Повлиял. Повлиял, потому что стала очевидна некая структурная расхлябанность, что ли. Стало очевидно, что значительная часть материальных ресурсов для Вооруженных сил уходит в те сферы и области, которые не востребованы сегодня и вряд ли будут востребованы завтра.

МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ: Армия должна быть профессиональной. Это уже завершенное, законченное решение или еще нет?

- Армия должна быть профессиональной. Это значит, что мы должны отказаться от массового призыва на срочную военную службу. Я думаю, что нам вряд ли удастся решить этот вопрос быстро, но это достойная цель.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: Вопрос о "Курске". Всякая трагедия - это всегда урок. В данном случае - какой урок?

- Моральный, прежде всего. Моральный для всех нас. Главное, что вызвало такую реакцию в обществе, что естественно в сердце каждого человека отразилось. Во-первых, мы все как бы ставили себя на место наших подводников, каждый чувствовал себя, как будто он там находится. Поэтому было так больно. Потом, чувство бессилия, конечно. Это было самым страшным. Потому что вроде вот она, лодка, мы знаем, где она, а сделать никто ничего не может. Но это был и урок в чисто практическом плане, в том плане, в котором уже был поставлен вопрос о структурной перестройке в армии, о военной реформе. Мы должны знать прогноз экономического развития, должны знать, сколько денег у нас будет в бюджете в ближайшие 10 лет, сколько из этих средств мы должны направить на оборону и куда конкретно. Мы должны иметь не огромную, расплывчатую, а небольшую, но мобильную высокопрофессиональную и хорошо подготовленную, обученную и, разумеется, в техническом плане хорошо оснащенную армию.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: Вы много раз говорили о том, что все российские проблемы лежат внутри страны, но тем не менее за короткий срок вы совершили много зарубежных поездок. Это были обязательные международные мероприятия, и это были страны, с которыми Россия имеет общую границу. Скажите в целом, какая логика внешних контактов России?

- Во-первых, вы правильно сказали, были обязательные международные поездки, в которых нужно было принять участие. Кроме того, надо было и раздать некоторые долги, которые накопились за последние десять лет. Долги именно в дипломатическом плане, потому что состоялась серия визитов к нам глав государств и правительств, и очередь была за нами. Но в некоторых странах руководители России не появлялись по двадцать лет. Например, в Монголии. Хотя это наш ближайший сосед и в геополитическом смысле не последняя из стран для нас. Но если говорить о приоритетах, они строятся исходя из приоритетов внутренней политики и прагматичных интересов экономики. Если вы обратили внимание, то действительно я посещал или те страны, с которыми мы непосредственно граничим, либо те страны, которые являются нашими крупнейшими партнерами, - это в основном индустриально развитые страны "большой восьмерки". Должен сказать, что накопился целый комплекс вопросов, которые нужно было решать, - с этим и связана определенная наша активность. Я бы даже сказал следующее: мы в свое время, в советские времена так напугали весь остальной мир, что это привело к созданию огромных военно-политических блоков. Пошло ли это нам на пользу? Конечно, нет. Но десять лет назад мы почему-то решили, что все нас так сердечно любят и все остальные должны быть семеро с сошкой, а мы одни с ложкой, если говорить о странах "большой восьмерки". Нам даже и ложку не нужно, достаточно только рот раскрывать, а галушки сами нам будут туда забрасываться. Выяснилось, что и это не так. Мы должны избавиться от имперских амбиций, с одной стороны. А с другой стороны - точно и ясно понимать, где лежат наши национальные интересы. Бороться за эти интересы, формулировать их ясно. Но при этом оставаться, конечно, в добрых отношениях с нашими соседями и партнерами. Для того, чтобы создать такую обстановку, нужно объяснять свои действия, нужно общаться.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: В этой связи хочу спросить. Коль скоро в ваш маршрут в этом году не попали все бывшие восточноевропейские страны соцлагеря, не означает ли это, что они не относятся теперь к нашим стратегическим партнерам, и что мы будем общаться с Западной Европой через их голову? Раньше дружили только с Восточной, а теперь только с Западной Европой?

- Нет. Не означает. Это означает только одно: Россия никому себя навязывать не будет. Мы будем работать с теми, кто хочет этого. Многие из стран Восточной Европы, также как и мы 10 лет назад, кстати говоря, резко переориентировали свою внешнюю и внутреннюю политику, экономическую политику на страны Запада. За что же их винить, мы сами пытались это сделать. Теперь приходит понимание того, что имевшийся ранее уровень межгосударственных отношений должен быть абсолютно деидеологизирован, но использован для получения взаимной выгоды от развития прежде всего экономических связей.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: А как быть со странами с проблемными режимами. Вы были на Кубе, в Северной Корее. В России, как я понимаю, ожидают приезд президента Ирана. То есть с этими странами как Россия будет строить отношения?

- У нас в прежние времена со многими из этих стран отношения в области экономики, политики строились на идеологической базе. Нам нужно абсолютно деидеологизировать эти отношения, но использовать тот уровень межгосударственных связей, который был. Главное здесь - ничего не растерять. Вот вы упомянули Кубу. По разным оценкам - у кубинских наших партнеров одни оценки, но по нашим оценкам, долг Кубы перед Россией составляет 22 млрд. долларов. Некоторые объекты, а их достаточное количество на Кубе, не достроены, заморожены и брошены. Мы только в прошлом году истратили на консервацию недостроенной атомной электростанции на Кубе 30 миллионов долларов. Что же мы так делать будем каждый год? Что нам с этим всем делать? Пора, наконец, вернуться к этой проблеме, посмотреть, что там происходило за последние годы, сколько вложено, и, сохраняя очень добрый характер отношений, высокий характер межгосударственных отношений, разобрать те завалы, которые образовались за последнее время, и выходить на какой-то конструктивный путь развития, смотреть в будущее, что дальше мы будем делать. На той же Кубе в никелевой промышленности на 75% уже сидят канадцы и плодотворно работают.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: Мы уже туда не попадем.

- Последние переговоры показывают, что туда уже трудно попасть. Есть проблемы уже. В сфере туризма, допустим, активно работают испанские фирмы, активно работают французские фирмы. Нас там тоже нет. И это при всем том, что у нас задел был очень хороший, межгосударственный, который мы почему-то стесняемся использовать.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: Это касается Ирана и Ирака?

- Это касается и этого региона тоже. Здесь есть определенное своеобразие, которое заключается в необходимости учета озабоченности международного сообщества, связанной с проблемами безопасности. Мы, как постоянный член Совета Безопасности ООН, как член большой "восьмерки" должны учитывать эту озабоченность. Но, повторяю, не забывать и про свои национальные интересы. В том же Ираке или Иране происходят существенные изменения. В Иране очевидные изменения. Вот вы вспоминали о наших внешнеэкономических связях, а для Ирана Федеративная Республика Германия открыла кредитную льготную линию "Гермес", по-моему, в 1 миллиард марок или даже в 2 миллиарда, здесь я могу ошибиться. Во всяком случае, вот на какой уровень выходят отношения между Европой и Ираном. А нам-то что стесняться?

МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ: Приход новой американской администрации вызвал очень заметные стенания среди нашей политической элиты, во многом воспитанной на общении с демократами. Ожидается некая жесткость в силу того, что позиции республиканцев в отношении России будут крайне жесткими…

- Во-первых, мне с вами трудно согласиться, что мы должны прогнозировать ухудшение российско-американских отношений. Мой анализ новейшей истории показывает, что, когда к власти в Соединенных Штатах приходили республиканцы, не было ухудшения даже американо-советских отношений. Я не вижу оснований для того, чтобы американо-российские отношения стали хуже. Нам всегда удавалось найти с республиканцами нужный тон и нужный ключ в общении друг с другом. То, что сейчас говорит вновь избранный президент Соединенных Штатов, а он говорит о том, что мы в области безопасности и обороны можем строить отношения действительно с чистого листа, потому что - и дальше очень важно - Соединенные Штаты и Россия не являются больше врагами или противниками так, как это было в прежние советские времена, разве это не позитив? Это, мне кажется, серьезное заявление, дающее основание надеяться на добрые отношения между Россией и Соединенными Штатами в будущем. Мне кажется, что у нас есть хороший задел. Задел, сделанный администрацией президента Клинтона. И я уже говорил об этом, очень хотел бы надеяться на то, что эта эстафета будет принята новой администрацией. Мы надеемся на это и готовы к тому, чтобы сотрудничать позитивно, позитивно.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: О проблемах СНГ мы еще не говорили. Их, наверное, много. Последний год жизни нашего Содружества как врач вы скорее бы определили как выздоровление или по-прежнему умирание?

- В наших отношениях со странами СНГ мы переходим от политического формализма к пониманию того, что нам нужен постоянно действующий механизм консультаций в СНГ. Это первое. Второе. Нам нужен инструмент, который бы позволил нам создать условия для более тесной интеграции прежде всего по экономическим вопросам. Как вы знаете, мы вообще развиваем отношения со странами СНГ по различным направлениям: на односторонней основе, на двусторонней и с группами стран. Мы используем любую возможность для того, чтобы сблизить наши позиции и сделать наши взаимоотношения более выгодными, более эффективными, так, чтобы эти отношения приносили реальную пользу людям, которые проживают в наших государствах, и нашим экономикам. Но не будем забывать, что на пространствах бывшего СССР в странах СНГ проживают более 20 миллионов граждан России, те, которые считают русский язык своим родным языком. Поэтому, для нас, конечно, отношения со странами СНГ - не с СНГ как организацией, а со странами СНГ - были и будут приоритетом номер один.

МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ: Сейчас мы выводим все наши базы из Грузии, в том числе из тех районов, которые нынешней властью в Тбилиси не контролируются... А ведь есть серьезная проблема лояльности Грузии по отношению к нашим действиям в Чечне.

- Зачем мы приняли решение о выводе наших баз с территории Грузии? Мы приняли это решение только после того, как эту проблему подняла сама Грузия. Грузия - независимое государство, суверенное, она не хочет на своей территории иметь российские базы. Хорошо это или плохо для Грузии - это должно решать само грузинское руководство. Это не наше решение. Единственное, о чем мы думаем - о том, чтобы это не происходило таким образом, как это было во время вывода наших военных подразделений из Восточной Германии, когда сотни тысяч людей оказались в голом поле без инфраструктуры и возможности к нормальному существованию. Это требует определенного времени, и мы готовы это сделать и будем делать по договоренности с грузинской стороной. При этом, разумеется, будем руководствоваться нормами международного права и добрососедскими отношениями с нашими грузинскими соседями.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: Такое ощущение, что резко улучшились отношения с Украиной буквально в последние дни или нет?

- Это ошибочное впечатление.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: Не улучшились?

- Я сейчас объясню, в чем, на мой взгляд, ошибочное впечатление. Они действительно резко улучшились, но не за последнее время. Они резко улучшились после нашей встречи с президентом Украины в Сочи. Они резко улучшились потому, что мы уже там принципиально договорились, что мы в интересах российского и украинского народов разрешим наболевшие проблемы, которые скапливались в течение десяти лет. Это прежде всего проблемы экономического характера, проблемы, которые давали основания утверждать, что наши украинские партнеры не всегда в некоторых вопросах в газовой сфере корректны. И я считаю, что президент Кучма принял абсолютно правильное и экономически обоснованное решение о разрешении спора в энергетической сфере. Это делает Украину абсолютно цивилизованным партнером не только для нас, но и для европейского сообщества. Это выводит Украину в качестве самостоятельного партнера в решении энергетических общеевропейских проблем вместе с нами. Мы выступаем с продуктом, они могут выступать в качестве самостоятельного игрока на этом поле в качестве страны, которая предоставляет транспортные услуги, трубопроводный транспорт, и это создает самое главное - обстановку доверия между нашими странами. Это дает нам возможность выйти на решение и других вопросов, в частности в области кооперации. А у нас по проблемам ВПК огромная кооперация с Украиной. В некоторых областях Украина потребляет до 80% комплектующих из России, а мы, в свою очередь, до 80% комплектующих с Украины. Это дает нам возможность в сфере электроэнергетики прорабатывать вопросы и решать их в интересах Украины, не забывая об интересах Российской Федерации. Это дает нам возможность скоординировать усилия более взвешенно на международной арене. То есть я бы сказал, что действительно за последние месяцы наступило качественное и в лучшую сторону изменение отношений между Россией и Украиной.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: Думаю, что коллеги со мной согласятся, будучи журналистами, и в этой связи представляя сегодня как бы всех сегодня российских журналистов, обязаны вам задать вопрос о том, каково, на ваш взгляд, положение со свободой слова и печати в 2000 году? Не ожидает ли нас резкое ухудшение и того, и другого в 2001 году?

- Не ожидает. Мне думается, что единственное, на что должны обращать внимание журналисты, это на экономическое состояние, состояние экономики.

ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ: Экономики своих органов?

- Экономики страны. Единственное, от чего они должны зависеть, это от экономической составляющей. Они должны быть независимы от всех. Они должны развиваться на собственной экономической базе. А для того чтобы иметь такую возможность, нужно сохранять соответствующие темпы роста в стране и добиваться того, чтобы государство, как мы уже говорили в начале, гарантировало условия нормального функционирования экономики. Никаких опасений с точки зрения закручивания гаек в административной сфере не предвидится. Мне представляется, что это вообще контрпродуктивно для самой власти. Потому что общество хочет иметь свободную прессу.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: Еще два вопроса или даже три. Каким вы хотели бы видеть себя в глазах российских граждан? Почему я об этом спрашиваю? Потому, что некоторые российские граждане уже написали книжки про маленького Володю и даже, говорят, какой-то скульптор отлил уже в бронзе ваш маленький скульптурный портрет. В связи с этим не опасаетесь ли вы, что однажды приехав в какой-нибудь российский город, на центральной площади увидите Владимира Владимировича с рукой, которая указывает на светлое завтра?

- Никогда об этом не думал. Но понимаю, что когда кто-то делает что-то подобное, видимо, руководствуется самыми лучшими соображениями и, видимо, относится ко мне по-доброму, хорошо. Хочу за это поблагодарить, но просил бы этого не делать. Просил бы ни книжек не писать, ни бюстов не отливать. Не могу, правда, активно этому противостоять, но очень прошу этого не делать. Считаю, что это недопустимо.

Я бы хотел, чтобы граждане меня воспринимали как человека, которого наняли на работу. Наняли на работу для исполнения определенных функциональных, профессиональных обязанностей на определенный срок, воспринимали бы как человека, с которым заключили трудовой договор на четыре года. Трудовой договор заключается по результатам выборов, выборы были проведены в марте, как мы знаем, текущего года. Этот трудовой договор, по нашей Конституции, заключается на четыре года. Что будет после исполнения этого мандата, будет видно.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: Последнее десятилетие этого столетия было для России очень тяжелым, с такими глобальными переменами. И, наверное, все признают, что было очень большое участие Бориса Ельцина, первого президента России, в создании этих больших глобальных перемен. Скажите, есть ли у вас ощущение, что у Бориса Николаевича есть какие-то навыки, которые бы вы, может быть, хотели бы перенять для себя или, например, хотели бы ими обладать просто от природы? Говорят, что у Ельцина была очень сильная интуиция.

- Во-первых, я бы хотел сказать, что к первому лицу любого уровня приглядываются всегда с повышенным интересом. И всегда можно что-то предъявить в качестве претензии. Я думаю, что и сам Борис Николаевич, глядя на прожитые за последнее время годы, наверное, что-то сделал бы по-другому и более эффективно, но в одном ему нельзя отказать в отличие от многих других. Это человек, который мог на себя взять ответственность. Это важнейшее качество для руководителя такого ранга. Он не боялся брать на себя эту ответственность. Должен вам сказать, что он никогда не навязывал мне своих решений, даже тогда, когда я фактически был у него в подчинении, когда я был председателем правительства в то время, как он был президентом. У него свой стиль отношений с людьми, он мне очень импонирует. И уж тем более, конечно, не навязывает каких-то решений сегодня. Но интуиция действительно у него сильная, и у него очень большой опыт, опыт международных связей. Некоторые вещи, которые мы с ним обсуждали, я брал на вооружение, использовал, но не потому что он предлагал мне сделать так или иначе, он просто как бы размышлял вслух. Я кое-что у него утащил и использовал.

ТАТЬЯНА АЛДОШИНА: Может быть, самый последний вопрос про наступающий Новый год и новый век. Есть ли у вас какое-то особое чувство к этому празднику?

- Год был достаточно напряженным для меня, я вообще привык работать очень интенсивно и если этот темп снижается, я чувствую себя не в своей тарелке. Но, пожалуй, этот год был особенно напряженным, для меня, во всяком случае. Каких-то особых чувств и переживаний в связи с наступлением нового века, откровенно говоря, не возникает, не успел еще об этом подумать. Но Новый год я просто люблю как очень добрый праздник, с которым связаны ожидания. На мой взгляд, результаты последних месяцев последнего года дают нам возможность думать о будущем в позитивном ключе. Мне бы очень хотелось, чтобы такое настроение было не только у меня, но и у всех граждан России.