Эдуард Лимонов: «В России созданы все условия, чтобы уничтожить политику»

Но вождь НБП смотрит в будущее с оптимизмом
Знаменитый "Бункер" национал-большевиков на Фрунзенской закрыт. По указанному на сайте НБП телефону отвечают раздраженные люди, советующие забыть этот номер. Но редакция "Правды.Ру" изыскала возможность встретиться с известным писателем и харизматическим лидером "нацболов".

После серии уточняющих звонков, корреспондента "Правды.Ру" встретил на одной из станций метрополитена связной от Э.Лимонова, который и провел его на нынешнюю "явку" вождя. Невзрачный промышленный район Москвы, грязный подъезд (даже не верится, что в столице такие еще сохранились) убогого дома. Дверь на втором этаже открывает сам знаменитый писатель. Он приглашает пройти в зал. На книжных полках — книги Лимонова, политическая литература, на стене — несколько фотографий и плакатов, отобранных со вкусом, в основном в стиле провокационного политического авангарда. На полу — гиря и пара старых гантелей. Провожатый уходит на кухню, и мы остаемся с Лимоновым тет-а-тет. Перед ним, на некрашеном столе, вкусно пахнущем древесиной, — расчерченный от руки листок с планом на неделю. В случае налета на квартиру, такой легко быстро уничтожить.

Перед началом интервью беспрестанно звонит телефон, факс никак не может пройти, возникает томительная пауза, которую я пытаюсь заполнить комплиментом, вспоминая, как тринадцать лет назад мне в руки впервые попал "Эдичка", и как я непроизвольно смеялся, прочитав "непристойности" - неконтролируемая реакция на сознательное разоблачение писателем подсознательных импульсов. Лимонов недовольно морщится: "Не вижу там ничего смешного", и добавляет, что его "Подросток Савенко" позначительней и пользовался на Западе большим успехом. Причины недовольства я понял в конце нашей беседы.

Шестьдесят лет Лимонову никак не дашь, длинные волосы он состриг, на носу простенькие очки. Маленькая бородка, белые щеки тщательно выбриты, по ходу беседы он время от времени подкручивает усы. Вид несколько потухший, голос тихий, в общем, ничего примечательного, и только выразительные карие глаза выдают натуру страстную и впечатлительную.

Что на сегодня представляет собой НБП? Каков ваш формальный статус?

Партия давным-давно исключена из политического процесса, еще осенью 1998 года, когда нас не зарегистрировали как общероссийскую организацию. Мы существуем до сих пор со статусом межрегиональной общественной организации. Единственная привилегия, которую дает регистрация — это участие во всероссийских выборах. Вот нас ее и лишили. С тех пор мы подавали пять раз документы, но всякий раз нас под различными предлогами отфуболивали, и сейчас дело дошло уже до того, что в прошлом году приостановили деятельность нашей общерегиональной общественной организации по ходатайству управления юстиции Московской области. А сейчас идут суды по ликвидации Национал-большевистской партии. Следующее заседание суда состоится 8 апреля. Так что вполне возможно, что нас еще и ликвидируют. Что можно сказать? Поскольку мы привилегий не имели, то от ликвидации ничего не потерям. Мы и так существуем как классическая радикальная организация — власть нас репрессирует, избивает наших активистов. Не умея подавить организацию разумными методами, власть перешла к тактике беззаконных репрессий.

Какую же угрозу вы несете власти?

Как радикальная организация, НБП достаточно многочисленна. Согласно закону мы должны иметь не менее десяти тысяч членов. У нас больше — тысяч двенадцать человек в пятидесяти регионах России. То есть, мы представляем достаточно значительную группу населения. Это далеко не идеальная организация в смысле дисциплины и организованности. Тем не менее, по российским и по мировым масштабам, это очень крупная организация, и как таковая она представляет потенциальную опасность для абсолютистской и неразумной власти, каковой наша власть является. Приведу пример — существует национал-демократическая партия Германии, имеющая в парламенте своих представителей. У них — восемь тысяч членов. Поэтому когда не информированные журналисты говорят: "Вот, мол, какая-то маргинальная партия", это вызывает у меня иной раз злость, а иной раз улыбку снисхождения, потому что люди не знают, о чем они говорят.

Мы никак не подходим под определение экстремистской организации, поскольку за нами нет убийств, ни капли крови не пролили. Ни один суд не признавал нас экстремистской организацией. И не может признать, поскольку все, за что в последнее время действия наших активистов наказывают - это идет по статье административных правонарушений. Поэтому ярлык, приклеенный когда-то СМИ, конечно, не юридическое понятие. Тем не менее, он дает государству предлог для гонений.

Цель любой власти - это приход к власти. Как вы к этой цели приближаетесь?

Цель любой разумной партии — не приход к единоличной власти, я не верю что в сегодняшней ситуации, кто-то один может придти к власти. Мы бы с удовольствием поучаствовали, и это наше стремление, в решении судеб своей страны в коалиции с другими оппозиционными партиями. Спектр их может быть очень широким, вплоть до либералов. И, безусловно, коммунисты.

А как вы сейчас относитесь КПРФ?

Все-таки это оппозиционная партия, ее идеология оппозиционная, но мы бы хотели от КПРФ более решительных действий. Мы считаем, что КПРФ десять лет выполняла роль клапана, через который выпускали пар. Она была нерешительной, не использовала те возможности, которые у нее были в первых парламентских созывах. КПРФ, собственно, ничего не смогла сделать для улучшения позиций тех слоев населения, которые она представляет. Она ограничилась словесными заявлениями и это плохо. Тем не менее, мы всегда были за сотрудничество, и никогда не предъявляли претензий. КПРФ же постоянно предъявляла нам претензии - то им наш флаг не нравился, то еще что-то. На самом деле, было элементарное нежелание подвинуться. У нас все высокомерные — и власть, и оппозиция.

Готовы ли вы пойти на объединение с КПРФ?

Я полагаю, что КПРФ будет вынуждена спуститься с высот своего высокомерия и обратиться к различным союзам, в том числе, и с нами. Должны быть построены новые абсолютно баррикады, и на них, окажутся люди, которые раньше были немыслимы по одну сторону.

Ваша оценка кампании по бойкоту выборов?

Безо всякого ханжества, я думаю, что она была успешной, мы, безусловно, сбавили процент явки. Конечно, мы не можем бороться с административным ресурсом, который нагло фальсифицирует результаты выборов. Кто может поверить, что в Ингушетии или в Кабардино-Балкарии 97% проголосовали за Путина?! А в Татарстане или в Башкирии 90%!. Я в это совершенно не верю, и мое предположение не просто эмоционально, оно основывается на простых предположениях — ни татарам, ни башкирам не за что любить режим Путина. И все равно официальные результаты показывают 64%, пришедших на выборы. Это очень не плохо. Я думаю, что если бы были объявлены реальные результаты, то все выглядело бы удручающе плохо для власти. Если бы КПРФ предъявила результаты альтернативного подсчета, то была бы моральная точка опоры для опротестования результатов. Если они не законны, как мы сейчас предполагаем, то силы, которые у власти - преступны.

Сейчас вся оппозиция манипулируется администрацией президента — то Глазьева натягивали, то Харитонова. У вас есть контакты с АП?

С нами никто, никогда не шел, и не пытается идти на контакт, и мне никто, никогда, ничего не предлагал. Нас просто пытаются раздавить, возьмите процесс, затеянный против меня и моих товарищей в Саратове, Если говорить о спецслужбах, то они объясняют это тем, что я - непредсказуемый человек. Имеется в виду, что я - человек самостоятельный.

А если бы предложили?

Есть одна только тема для обсуждения - регистрируйте нас, соблюдайте ваши собственные законы, и мы пойдем на выборы, и там пусть народ решит - чего мы достойны.

А вас прослушивают?

Безусловно, прослушивают — и квартиры, и помещения, и наружное наблюдение присутствует, в том числе и здесь (Э.Л. показывает рукой во двор). В феврале пытались против меня устроить провокацию, подбросить оружие. Я узнал даже имя начальника этой операции. В свою очередь, мы добились возбуждения уголовного дела против сотрудников ФСБ за избиение нашего товарища Димы Бахура в январе этого года. Уголовное дело открыто Хамовнической прокуратурой, было очень тяжело, но были свидетели, записаны номера автомобилей. Диму вывезли за МКАД, били жестоко, он провалялся пятнадцать дней в больнице. ФСБ после случая с Бахуром отступило в сторону, но за нас теперь взялся РУБОП.

Кто ваши спонсоры? На что живет партия?

У нас нет спонсоров, живем как можем. Что-то собираем сами, что-то идет с газеты, что-то из моих денег, что-то заработали на выборах, когда помогали оппозиционным кандидатам. Очень плохо живем. Мы не могли платить за помещение, и сейчас тоже надо искать деньги, чтобы его оплачивать. В России созданы все условия, чтобы уничтожить политику. И ее успешно уничтожают. Но я думаю, с нами этот номер не пройдет, поскольку мы развились до такой степени, что нас трудно остановить. Если НБП вытеснят в подполье, это будет минус для всех. Люди в организациях окажутся предоставленными сами себе. Что они будут делать, какими методами сражаться - это большой вопрос. Лучше, если бы я и центральный комитет могли контролировать их как прежде.

Ваше отношение к "Комитету 2008"? И, вообще, что ждет страну через четыре года?

Бороться нужно ежедневно, и мы приветствуем всех, выступающих против этой абсолютистской системы, против власти, которая не терпит не то, что соперников, но даже союзников. Она стремится оставить только себя, все остальное выжечь, вытоптать.

И даже с Ходорковским готовы сотрудничать?

У Ходорковского нет политической организации.

А с Березовским?

Пока нам никто ничего не предлагал. Но мы стали бы сотрудничать, я полагаю, поскольку это необходимо в интересах всех. Нам нужна политическая свобода, чтобы участвовать в решении судеб страны.

Но, с другой стороны, налицо вопиющая апатия населения вообще, и молодежи в частности? Как быть?

Кто вам сказал, что есть апатия? Большинству всегда все было неинтересно. Возьмите уже упомянутую германскую НДПГ, родственную нам, — там 8000 членов, у нас — 12000. Политикой не могут заниматься все. Мы просто испорчены, извращены понятием КПСС, которая предполагала миллионы членов.

Я имею в виду гражданские чувства, движение антиглобалистов...

Гражданские чувства просыпаются в годину великих бед почти у всех. А в обычное время они есть далеко не у многих. На Западе менее одного процента населения увлечено политикой. А в сравнении с антиглобалистами, мы не так богаты. Они тратят гигантские деньги на то, чтобы привезти людей в какой-нибудь Сиэтл отовсюду. Им дают деньги корпорации. У нас после 1993 года задавлены свободы. Первыми вытоптали радикалов, назвав их экстремистами, а теперь взялись даже за такие респектабельные организации как "Яблоко" или СПС. Если бы у нас была бы свобода, пусть даже денег не было, то просто расцветали бы сто цветов. Людей удручает то, что политика не приносит видимых результатов. Они видят — КПРФ сидела в нашем парламенте, и толку никакого. Есть люди очень сильной пассионарностью, которые идут вопреки всем трудностям, а есть те, кто работают только в таком климате, когда они видят результаты своего труда. Люди не равны по своим психическим и энергетическим ресурсам.

Ваша партия — национал-большевистская. Каково соотношение национального и социального в ее программе?

Это все не суть важно, о нас судят по делам. Мы создавали НБП десять лет назад как партию социальной и национальной справедливости. С тех пор цели не изменились. Когда 600 тысяч русских из 900 тысяч на территории Латвии не имеют права голоса — это и тема национальная, и социальная. Мы боремся за права "русскоязычных" в Прибалтике, "захватывали" вагон на литовской границе, совершали другие акции.

Ваш прогноз политического развития России на ближайшее время?

Как не странно, я смотрю с большим оптимизмом, несмотря на все репрессии и, может быть, благодаря им. Что вызывает у меня оптимизм? В 1998 году мы были изгоями, и, наверное, единственными жертвами режима. С тех пор многое изменилось. Теперь против власти выступают и правозащитники. Я никогда не думал, что окажусь в одном лагере с Еленой Боннéр. Демократам, какой-нибудь Хакамаде или Немцову, которые лишены политического пространства, - им еще хуже там, потому что они не привыкли к уличным формам борьбы, которыми мы владеем. Но в любом случае, мы сейчас по одну сторону баррикады. Более того, произошел раскол и в самом правящем лагере, арестом Ходорковского власть недвусмысленно дала понять, что никто сегодня в России не может жить спокойно, что под любым предлогом у него могут отобрать то, что есть. И это отлично — все энергичные силы общества, в том числе и интеллигенция, которые традиционно затевают перевороты, заговоры, они против власти. И мы объединяемся не по дням, а по часам.

На предложение поговорить о литературе Лимонов не соглашается, мол, ему это совершенно неинтересно. "Если б я не сидел в тюрьме, и не нужны были деньги, я бы вообще не писал сейчас книг". Он дает понять, что писатель в нем угас, и все его помыслы — целиком о политической борьбе.

Беседовал Максим Артемьев