Василий Колташов: рабочий класс полностью обуржуазился

Какие люди, из каких слоёв делали революции век назад, и кто стремиться к этому сейчас? Как за это время изменился пролетариат? Почему нет больше классической революционной ситуации? Как и насколько обуржуазился рабочий класс и его сознание? Что представляют собой постсоветские левые движения и их адепты? Зачем им нужна эта игра? На эти и другие вопросы ответил директор Института нового общества, экономист Василий Колташов.

Читайте начало интервью:

Левые на Востоке Европы — новые, на Западе — мумифицированные

Неолибералы делятся на сравнительно честных и нечестных

Василий Колташов: Навальный и либеральная оппозиция — самые правые неолибералы-западники

— Василий, действительно времена меняются. Вы хорошо объяснили, почему сейчас пролетариат — совсем не тот, что был сто и даже несколько десятков лет назад, а многие левые движения мутировали в псевдолиберальные. Как это происходило, прежде всего на постсоветском пространстве?

— У нас, как ранее на Западе, произошло обуржуазивание этого самого рабочего класса и его сознания. Главная суть этого обуржуазивания — потребление. Общество, в котором ты можешь потреблять и продвигаться в системе экономической иерархии. Человек теперь не заперт в своем классе, а может выйти за его границы.

— Поэтому левые партии на Западе еще имеют какую-то базу, потому что у них есть традиция, а у восточноевропейских левых партий нет базы.

— Да, у них ничего нет.

— И они не знают, что делать с этим обуржуазившимся рабочим классом.

— Если бы они посмотрели внимательней, то увидели бы, что нынешнее общество — глубоко мелкобуржуазное. Это — общество собственников, хотя бы собственников квартир и домов, дачных и каких-то еще участков, гаражей и так далее.

Хотя, казалось бы — ну что такое квартира?… Левые могут сказать, что это — личная собственность, вполне естественно. Однако же, ведь был декрет советской власти об отмене частной собственности на жилье.

Социальное, но не социалистическое

Вот представьте, соберем наших обывателей и предложим ввести социализм, а вместе с ним — этот декрет, поэтому — давайте, граждане, подселим к вам тех, кому жить негде… — А нет, они, конечно, не за такой социализм.

И в этом смысле поворот общества влево — это поворот в значительной мере буржуазный, в сторону социального, но не социалистического государства. Здесь нет никакого политического компонента.

Это — права человека труда, доступ к высшему образованию, возможность больше зарабатывать и приобретать больше имущества, улучшать жилищные условия и тому подобное.

— Это напоминает патерналистское отношение, восприятие государства, как было и в Советском Союзе, государство должно помогать людям.

— Да, от государства требуется определенная функция, оно должно помогать человеку, обществу, помогать всем, предоставляя возможности.

— Это понимание обывателем социальной функции государства и социализма в современном обществе.

— Он, может быть, даже сказал бы, что это и есть почти социализм. Хотя это, конечно, не так.

— Революции начала XX века планировали и возглавляли образованные люди, выходцы из высших и средних слоев. Сейчас — совершенно другая картина?

— Да, сейчас картина — совсем другая. Сейчас к этому стремятся выходцы из массы наемных работников.

— Оторванные от корней.

— Корней исторических ни у кого из них нет, вообще в нашей политической истории ни у кого никаких корней нет, все играют. И монархисты ненастоящие, никто не настоящий. Но они сами верят, что они — настоящие, может быть, у них есть какие-то надежды.

— Получается, что все это — игра на публику?

— Вы представляете, плохо одетый, немножко закомплексованный, такой забитый молодой человек, начинает обращаться…

— Я — ваш будущий вождь.

— Да, и он начинает претендовать на роль сержанта или офицера какого-то движения. Вот он беседует с женщинами, мужчинами, которые размышляют, как им скорее погасить задолженность, ребенка в садик получше устроить, на даче что-то сделать…

Он им начинает что-то говорить с этим своим радикальным максималистским посылом. А они его не понимают и не поймут, потому что он их тоже не понимает. Он не понимает, что многие из них живут лучше, чем он, имеют шансы на дальнейшее улучшение и стремятся именно к этому.

Сто лет назад революцией занимался авангард, а теперь — арьергард. Это означает, что ситуация очень сильно изменилась. Это, конечно, тоже результат великой русской революции и советской модернизации, то есть без ХХ века не было бы такой картины в XXI.

Но анализировать это нынешним революционно настроенным кругам не хочется, им очень это не нравится. Они даже слушать об этом не хотят.

Левой максималисткой среде, которая у нас есть, очень не нравится анализ действительности, потому что он их опрокидывает с облаков фантазий на землю и бросает прямо в эту реальность, которую они не хотят замечать, потому что они ищут эмоционального выхода для себя.

То есть — просто они сами не могут вписаться в эту систему, экономически им очень сложно это сделать.

Поэтому им надо придумать какие-то другие цели и пути их достижения, но для этого им надо выдумать и другую реальность, которая сейчас вокруг них. Вот этим они в основном и занимаются.