Сколько нужно информации, чтобы "закрыть" Фургала

Как журналист Сафронов и губернатор Фургал могли пройти в высокие сферы, если по ним длительное время велась работа российских спецслужб? О череде громких дел последнего времени поговорили генерал ФСБ Александр Михайлов и председатель совета директоров "Правды.Ру" Вадим Горшенин.

— Аресты сотрудника Роскосмоса, журналиста Сафронова, и губернатора Фургала вызывают у меня непонятные чувства. Если, как заявил Хинштейн, губернатор находился в базах МВД, начиная с 1990-х годов, если знали, что были убийства людей, а по Сафронову набрали 7 томов дела — как этим людям позволяли выбираться в депутаты, губернаторы, серьезную стратегическую госкорпорацию? Они же все проходили фильтр спецслужб.

— В Советском союзе КГБ очень часто принимал или не принимал меры, исходя из политической целесообразности. Я очень хорошо знаю, что когда намечался политический визит Леонида Ильича Брежнева за границу, спецслужбы сразу закрывали створки на несколько месяцев до или после этого визита. Мне думается, что сегодня наши спецслужбы очень часто уходят от понятия политической целесообразности.

Вернемся к губернатору Хабаровского края. Я знаю и понимаю, что материала было "за гланды". На момент его избрания материала было много, но не было политической воли, когда можно было сказать: "Выходим на реализацию". Вот этот длительный период нахождения в разработке материала — просто удар по престижу государства. Логичный вопрос: почему столько лет мы наблюдали, как набирает подкожный жирок этот губернатор, имея такие хвосты, за которые простого слесаря упаковали бы на следующий день.

Что это за выборочность? Ведь закон — электрическая розетка. Пальцы сунул — получил удар, независимо от того, губернатор или простой человек. Все равны перед законом, но бывают равнее. Одни своих не сдают, а других, когда он уши свои поднял повыше, уже зачехляют.

Но дело еще в том, что когда депутат Госдумы — даже с точки зрения ведения оперативной работы по нему надо получить какие-то разрешения, санкции. Я опять же помню советские времена: было множество священных коров, начиная от секретаря райкома партии и секретаря райкома комсомола. Мы не могли по ним работать в полном объеме, используя весь арсенал. Здесь то же самое. Есть люди, по которым нельзя даже прослушку включить.

Так что мы получили очень неприятный эпизод. И я думаю, что на нём очень долго позиция будет педалировать.

А что касается Сафронова, то тут есть у меня своя версия. Мы не знаем материалов, что, в каком объеме он передал, за деньги, без денег… Я знаю, что сегодня у нас нет западной агентуры, работающей на идейно-политической основе. Раньше ненавидел какой-то начальник Советский Союз, коммунистическую партию и идеологию, вот и вставал на путь враждебной деятельности, не получая ни копейки.

А сегодня у нас все делается за деньги. Но пока мы ничего не знаем, не можем ни обвинять, ни оправдывать. Но буквально на днях я был на радиоэфире, где по Сафронову проводился опрос. 28% голосовали за то, что спецслужбы действовали правильно, 38% — что нет, это провокация. И где-то 30 с хвостиком решили, что "подождем, надо понять". Это разумная категория. Но меня заинтересовали эти 38%, которые сказали: "Мы не верим. Всё сшито белыми нитками". Вот это тот самый протестный электорат.

Люди многим верить перестали, часто говорят: "Мы лучше к бандитам обратимся, они честнее, чем правоохранительные органы". Что касается Сафронова, то спецслужбы разработали методику разработки его и доказательства. Совершенно справедливый вопрос: как же он попал в Роскосмос?

— Конечно. Проверка-то была.

— Что два месяца решали? Могли бы сказать кадровику: "Потяни время. Мы сейчас его оприходуем, и после этого уже все встанет на свои места". Или уже Рогозину могли сказать: "Слушай, давай-ка ты воздержись от этого самого. Мы всё равно…"

Но если была уже предварительная договоренность о его приеме на работу и вдруг его не принимают, то если он реальный агент, он насторожится, что такое. Можно спугнуть саму ситуацию. Тем не менее, думается, что просто никто не стал обращаться к Рогозину, предупреждать его от этого. Хотя, я полагаю, два месяца назад материалы были.

— Семь томов за два месяца не делают.

— Все зависит от их содержания. Если мы говорим о материалах прослушки, то можете представить, сколько мы можем наговорить текста за сутки. Но меня больше тревожит степень недоверия к спецслужбам, которое очень выгодно противнику.

Как собирается информация для спецслужб

— Мне кажется, было сразу две ошибки спецслужб. Первая ошибка — нельзя было это делать сразу после голосования за Конституцию, поскольку Жириновский уже объявил: мы обеспечивали вам голосование, а вы к нам со сталинскими рукавицами. С другой стороны, на Сафронове, кем бы он не был, лежит шлейф дела Голунова.

И потом, он работал в ранге журналиста, а журналист не имеет допуска к гостайнам. Вы сами знаете, какие есть допуски. Он мог снабжать секретной информацией зарубежные спецслужбы, только разговаривая, имея источники в ВПК.

Если бы его задержали хотя бы с одним или двумя источниками, у меня бы вопросов не было никаких. Но когда задерживают одного и говорят, что мы теперь докажем, у меня здесь вопросы, конечно, появляются к качеству следствия.

— Мне фраза Жириновского напомнила какой-то торг вообще. Вы как голосовали: по убеждениям или чтобы получить преференции от Госдумы или государства? Вы за нашу Конституцию голосовали или стоите в сторонке и просто обеспечиваете электорат для принятия политического решения, по сути, чужой страны, как это прозвучало? Поэтому не шибко-то здорово.

Сафронов — журналист. Чем выше уровень журналиста, тем выше степень доверия к нему со стороны тех, кто с ним разговаривает. Люди рассказывают ему какие-то вещи, чтобы он ориентировался в той или иной отрасли. И очень часто они завышают свои полномочия, разглашая сведения, но оговаривают: это не для печати, это просто чтоб ты знал. Мы знаем много работавших с тем же Роскосмосом журналистов. Они осведомленные, но это не значит, что они свою осведомленность выплескивали куда-то.

Полная информация собирается как пазл. Ее элементы могут быть по сути несекретными, но когда они собираются вместе, то превращаются во взрывной материал, действительно интересный противнику. Ему часто интересна аналитика, прогнозы, куда пойдет военно-техническое сотрудничество, что и кому мы будем предлагать на международном рынке.

Вопрос к болтунам, которых у нас много, особенно среди тех, кто никогда не читал закон "О государственной тайне", а надо было прочитать, потому что там широкий спектр вопросов, подлежащий засекречиванию. А если болтун выложил нечто запретное — надо его привлекать за разглашение государственной тайны. Думаю, что сам факт этого многих привел в состояние дрожи, так как многие, кто общался с Сафроновым, сейчас думают: не сболтнул ли я чего лишнего?

И то, что вы говорите по Голунову. Это две разные вещи. Там была заданная провокация. Полиция, действовавшая в интересах третьих лиц, решила сделать все просто на хапок. Тот же Голунов в своих разоблачениях упоминал конкретных лиц и их конкретные действия. Сафронов этого не делал, он ушел от персонификации информации, скорее всего.

Плюс ситуация по Голунову развивалась на низовом уровне в ОВД, а с Сафроновым — на достаточно приличном уровне. Вряд ли можно ожидать такую же реакцию, как в отношении Голунова. Мы не знаем, что передавал Сафронов. А Голунов выступал с критикой каких-то проблем, которые вызывали в обществе с известной степенью возмущение, настороженность.

— Я фамилию Голунов вообще не знал до событий.

— Я тоже.

— По Сафронову, наверное, нет такого возмущения, потому что Голунова взяли по массовой статье с подбросом наркотиков. И это может каждый из нас примерить на себя. Надеюсь, что после этой истории этого стало меньше.

— Я хотел бы в это верить. Наши не всегда умные правоохранители не примеряют ситуацию на себя. Тот же президент говорит: "Хватит кошмарить бизнес", но каждый кошмарящий считает, что это к нему не относится.

— Он просто не считает, что он кошмарит. Он пользуется своим положением немножко.

— Да-да. И поэтому, конечно, реакции никакой нет. Поэтому я не верю, что мы вот так сейчас, раз, стремительно. Пройдет генерация, год-два пройдет, уйдут люди, которые работали, помнят эту историю. И если сама ситуация с точки зрения отчетности в системе МВД не изменится, соответственно, придут новые, придут честолюбивые партнеры, как писал Добронравов.

Беседовал Вадим Горшенин

К публикации подготовил Михаил Закурдаев