Хметьевские ароматы

Репортаж с полигона бытовых отходов

Изумрудными были дали, от неба веяло теплом и покоем, когда не ждешь даже сиротливого дождика. Пела душа, истосковавшаяся по приволью, и хотелось распластаться в озими, чтобы одуреть от запахов весенней земли. Еще сойдя с электрички в Солнечногорске, предвосхищал эту благодать и мысленно торопил автобус, который помчал меня дальше, на встречу со всей этой лепотой.

Но едва отошел от конечной остановки автобуса и начал взбираться с асфальтовой лентой на вершину холма, главенствующего над округой, как мое радужное настроение начало портиться. Точно огромные оранжево-желтые жуки, ползли, иногда замирая на подъеме, тяжелые, перевозящие нечистоты “КамАЗы” с московскими номерами. И уже опустошенные, они легко скатывались с горки, неизменно оставляя за собой ароматы помойки.

Мерещилось даже, что помойкой воняли деревья и дома в поселке Хметьево. Но автобус, которым я возвращался, уж точно начал смердеть, когда в него, словно сельди в бочку, втиснулись все собравшиеся на конечной остановке. Мне казалось, что и от меня исходили тошные запахи, а может, так оно и было — ведь я тоже провел около двух часов там, среди бытовых отходов, где люди что-то искали и находили под неумолчный гомон воронья и чаек, очевидно, с недалекого Сенежа.

Этим автобусом ехали и двое клинских безработных, с которыми я познакомился на московских отбросах, сваливаемых в километре от Хметьева. Пока ходил по поселку, а это часа три, и расспрашивал его жителей о местной экологической обстановке, они торчали у дороги, дожидаясь редкого второго маршрута на Солнечногорск. Были бы на-легке — давно бы укатили на попутке, но мои новые знакомые подтащили к остановке четыре сумки, набитые бутылочками с жидким, пополам с кофе шоколадом.

— Только приехали, — рассказывали они, — а тут этот “КамАЗ” и вывалил богатство... Хотите попробовать высококалорийный продукт...

— Да знаю, знаю, едал, — увернулся я.

— Ведь у нас как, — прибавляли они вес своему фарту, — в одной коробке или даже бутылке что-то обнаружат несъедобное — и вся партия товара под откос...

Если б так, думал, шастая по свалке. Сколько приходилось слышать и читать, как из-за пищевых отравлений страдали и погибали люди. Но всегда ли надо сплавлять, имея армии нищих, весь товар на помойку, коли он не испортился, а лишь просто не отвечает некоторым вкусовым нормам? Уценить. Выбрасывают же по дешевке на продажу продукты из стратегических запасов, срок годности которых или на пределе, или уже истек. Тут отвечает государство... А выгодно ли частнику радеть о малоимущем? Поддерживать цены на высоте — и в паровозные топки летит пшеница. Скажете, что это было-де в Америке в годы экономической депрессии. Но и мы корчимся от конвульсий. Голова пухла от увиденного. А женщина меж тем наполняла на моих глазах бидон той же шоколадной жидкостью. “Боже, — щемило глубоко внутри, — не жуки навозные — люди, а разве лучше с протянутой рукой...”

— Сева, — уже по-свойски спрашиваю одного из клинских безработных, — а что вам еще попадалось на свалке?

— У-у-у... лучше спросить, чего не попадалось. Все было: одежда, семга, вино, мед, шампанское, варенье, ряженка...

По правде говоря, думал, что он немножко заливает: ишь, семга, мед... Но когда поговорил с жительницей поселка Хметьева. Лидией Уваровой (фамилия изменена по просьбе собеседницы), Сева показался мне человеком, который ведает не о всех богатствах и тайнах помойки.

— Знаете, — рассказывала мне Уварова, — у нас здесь живет семья из Белоруссии, переселенцы, ни он, ни она нигде не работают, а дочь их тут как-то предлагает: “Тетя Лида, хотите йогурт, какой вам: ананасовый, клубничный, апельсиновый?..” “Мама купила?”. “Нет, с помойки”. Чтобы узнать побольше о возможностях помойки, спрашиваю девочку: “А в обед что ты ела?”. “Курицу с рисом, тоже с помойки”.

Наборчик составляется — рот разинешь. Во, во... Как я его растянул в удивлении, когда увидел возле административного здания помойки множество легковушек! Кому принадлежат эти шикарные иномарки и что делают здесь их владельцы? Ну, кто-то приехал скупить стеклотару по дешевке. Бомжи могут предложить ее десятки ящиков. Кстати, те же бродяги могут и “обуть” все четыре колеса вашей машины. Местный бульдозерист указал на двоих мужиков: “Вот только что нашли всю резину на “Жигуль”. Да чего здесь не сыщешь...” — и в подтверждение этого достал из-под сиденья электрический чайник. Не удивился, если бы при мне нашел автомашину, мало ли их разыскивается властями.

И все-таки, какие пути-дороги приводят сюда эти “мерседесы”? Сюда... Надо пояснить, как это место называется официально — это ведь в народе его помойкой окрестили, а на воротах красуется: “Полигон твердых бытовых отходов Хметьева. Государственное предприятие “Экотехпром”. Вон как: не помойка и не свалка, а полигон. А на полигоне и “Мерседес” не стыдно припарковать, хотя, как не называй, ароматы одни и те же. И интересы... Одним — что-то отыскать: Другим — все хорошо, надежно зарыть: здесь действуют современные технологии. Лишь только затрамбовывается и закрывается слоем земли с применением современной техники один участок, как тут же готовится к приему отходов другой, благо под боком песчаный карьер. Может, я поведал бы о полигоне и чуть побольше, но тут с посторонними немногословны:

— Побеседуйте с нашим руководством. Оно в Москве: Большая Полянка, 42. А посмотреть, пожалуйста.

И впрямь: лучше один раз увидеть. Майский день. Надоедливое жужжание одинокой, очухавшейся на первом тепле мухи. Представляю, сколько всего на этом зловонном холме копошится, шевелится и кружится в летнюю пору. Правда, есть организация, которая уничтожает здесь крыс и насекомых.

А что делать с почвенными водами, просачивающимися отсюда к поселку и расположенной там же артезианской скважине? Воду из нее здесь, на холме, не пьют и даже не моют ею машины. Пользуются привезенной, как сказали мне жители Хметьева. Местная содержит железа в десять раз больше нормы, об остальных параметрах умалчивается.

То, что не доходит до поселка с холма, наверняка доберется с заброшенного карьера, расположенного по соседству с полигоном, чуть ниже его. Сюда долгое время одним из местных заводов сваливался шлам — порошок, выпадающий в осадок при электролизе меди, цинка и других металлов. Бурое нутро карьера, точно злокачественная опухоль на здешней земле, которая, наверное, содержит все элементы таблицы Менделеева. И хочется крикнуть, глядя на чуждый человеку пейзаж: “Внимание! Опасная зона!” Но тысячи и тысячи людей уже переступили страшную черту, за которой экологическое бедствие, за которой протекает неведомая нам доселе жизнь.

Но самое ужасное — видеть на помойке детей. Они похожи на тоненькие стеариновые свечи, которые быстро, на глазах сгорают.

Владимир ЧЕРТКОВ.
Обозреватель “ПРАВДЫ” — Интернет”
Московская область.