“ВОССТАНЬ И ПОМНИ: САМ ТЫ БОГ!” - 21 мая 1999 г.

Об Адаме Мицкевиче

Прошлый год был назван ЮНЕСКО годом Адама Мицкевича. Юбилей великого польского поэта предшествует 200-летию со дня рождения нашего Александра Пушкина. Имена эти неразрывно связаны между собой.

Для России, Петербурга и Москвы страницы жизни Адама Мицкевича имели совсем особое значение.

Первый день в Петербурге. После сырых стен камеры-кельи в виленском монастыре бернардинцев. После семи месяцев заключения и допросов славившийся “железной рукой” Новосильцев именем наместника Царства Польского искал участников студенческих обществ. Адама Мицкевича спасло упорное молчание товарищей: его имени не назвал никто.

Следствие оказалось в тупике: по всем показаниям Мицкевич непричастен, но по духу (тут будущий председатель Государственного совета Российской империи Новосильцев не ошибался никогда!) — виновен без снисхождения. Выход был найден: гимназического учителя Мицкевича срочно отправили в Петербург за назначением “по ведомству народного просвещения”. Пусть в столице сами определят место и характер его ссылки.

Семьсот пятьдесят верст дороги. Без отдыха. В зябкой осенней поземке. И созвучием вихрю перебаламученных чувств, тоски по потерянным родным местам — трагедия города на невских берегах 24 октября 1824 года. Первый день Мицкевича в Петербурге был первым днем Петербурга после страшного наводнения. Крошево лачуг, заборов, немудреного скарба нищеты. Вереницы погребальных дрог. И надо всем в свинцовом мареве туч — взлетевший на скалу всадник. Торжествующий. Неумолимый. Медный.

Потом будет другой Петербург. Другие встречи. Откровенность дружбы. Восторги друзей перед его поэтическим даром. Полнота гражданского сочувствия. Общность мыслей и чувств приведет Мицкевича и Пушкина в промозглых, захлестанных дождем сумерках к тому же всаднику. В пушкинских бумагах сохранятся тексты Мицкевича — фрагменты незаконченной части “Дзядов” — “Друзьям-москалям”, “Олешкевичу”, “Памятник Петру Великому”... Они увидят свет только в 1832 году, в далеком Париже. И тень петербургского памятника ляжет отсветом на эти строки. Отсветом строгим и точным — смысл самодержавия, судьбы России, Европы, человечества:

Шел дождь. Укрывшись под одним плащом,
Стояли двое в сумраке ночном.
Один, гонимый царским произволом,
Сын Запада, безвестный был пришлец;
Другой был русский, вольности певец,
Будивший Север пламенным глаголом...
Гость молча озирал Петров колосс,
А русский гений тихо произнес:
“...Во весь опор летит скакун литой,
Топча людей, куда-то бурно рвется,
Сметает все, не зная, где предел.
Одним рывком на край скалы взлетел.
Вот-вот он рухнет вниз и разобьется,
Но век прошел — стоит он, как стоял.
Так водопад из недр гранитных скал
Исторгнется и, скованный морозом,
Висит над бездной, обратившись в лед.
Но если солнце вольности взойдет
И с Запада весна придет к России —
Что станет с водопадом тирании?”.

Сегодня все чаще приходится сталкиваться с переоценкой русской истории, субъективной и зачастую просто малограмотной. В одних случаях, это безусловное восхваление самодержавия во всех его проявлениях, в других — незнание фактов. Так появляются на радио выступления неких историков, утверждающих, что “потемкинские деревни” — всего лишь клевета на гениального государственного деятеля, сумевшего в 2—3 года заселить все новоприсоединенные южные губернии. Рядом — “разоблачение” декабристов и отказ от включения в очередное издание энциклопедии “Москва” имен Добролюбова, Писарева, даже Чернышевского.

Но для современников Пушкина лучшей характеристикой для польского ссыльного было то, что в Петербурге он накоротке сходится именно с декабристами, становится другом Рылеева и Бестужева.

В Москве Мицкевич оказался в декабре 1825 года. События на Сенатской площади ошеломляют его. Он не скрывает своих убеждений, не отрекается от новых друзей. Когда со временем, уже после гибели Пушкина, поэт Александр Креницын напишет запрещенные стихи, в них будут строки:

Рабы! Его святую тень
Не возмущайте укоризной:
Он вам готовил светлый день,
Он жил свободой и отчизной...
Высоких мыслей властелин,
Мицкевичу в полете равен,
И как поэт, и гражданин
Он был равно велик и славен...

Сравнение с Мицкевичем в тридцатых годах прошлого столетия было равносильно признанию за творчеством художника самого высокого революционного накала, духа вдохновенной и самоотверженной борьбы со всем тем, что представлял собой николаевский режим. Мицкевич-поэт также получает признание именно в России. Он не преувеличивает, называя себя в “Дзядах” “безвестным пришлецом”. В Вильнюсе его знали, главным образом, в студенческой среде. В России Мицкевича узнала вся читающая публика. Здесь выходят первые большие сборники его поэзии, в том числе на польском языке.

Не было такого литературного салона в Москве где Мицкевич не был бы самым желанным и почитаемым гостем. Он блистательно импровизирует у Зинаиды Волконской, становится завсегдатаем собраний у Вяземского, Киреевских, Шевырева, Василия Львовича Пушкина. Это русские друзья сумели сократить ссылку польского поэта и вообще дать ему возможность выехать из России.

В апреле 1929 года Василий Львович пишет Вяземскому: “На этих днях был у меня Мицкевич, мы говорили о тебе и сожалели, что ты не с нами. Он отправляется в Дрезден, а оттуда в Италию или, может статься, в Париж, смотря по обстоятельствам. В 6 номере “Телеграфа” напечатана величайшая похвала Мицкевичу и мои стихи к А.Пушкину”.

Разрешение на выезд Мицкевичу пришлось оформлять в Петербурге, где он, кстати сказать, поселился в том самом доме каретника Иоахима на Большой Мещанской улице, откуда только что выехал Гоголь. Перед отъездом из Петербурга поэт счел для себя необходимым вернуться в Москву, проститься с дорогими ему людьми. И с последней надеждой увенчать брачным союзом свою пылкую любовь. Но известный хирург, профессор Московского университета Яниш не захотел видеть ссыльного учителя мужем своей дочери Каролины, а Каролина не нашла в себе сил переступить отцовский запрет. Через много лет она станет женой очень среднего русского литератора и известной поэтессой Каролиной Павловой.

Мицкевич в Москве — тема специального исследования. Как было бы хорошо, если бы оно дополнило разработанную Польским культурным центром юбилейную программу! Мы не должны оставаться в долгу у светлой памяти “польского москвича”, как называет его известная современная польская писательница Мария Кунцевичева. К сожалению в книгах, вышедших к юбилею Мицкевича на его Родине, в Польше, московские и петербургские эпизоды жизни писателя даже не упоминаются.

Нина МОЛЕВА.
Доктор исторических наук,
кандидат искусствоведения.