“Никто не знает, какой возбудитель болезни будет угрожать нам завтра”

Беседа с членом-корреспондентом Академии медицинских наук Вадимом Покровским

— “Россия стоит на пороге эпидемии СПИДа, которая может поставить под угрозу само существование нации”. Это ваше заявление, Вадим Валентинович, наделало много шума. Вы готовы его подтвердить? Или это был полемический ход? Ведь в Африке есть государства, где 30—40 процентов населения заражены ВИЧ-инфекцией, и ничего — существуют...
— В этих странах очень высока рождаемость. Она-то и компенсирует потери от СПИДа. У нас рождаемость много ниже. Если в нынешней России будет поражено два процента населения (а больше СПИДом, чаще всего, — люди молодого возраста, то это нанесет стране непоправимый демографический ущерб. Конечно, ситуация не безнадежна. В нынешнем году мы отмечаем значительное снижение заболеваемости. В Тверской области, например, число новых случаев сократилось на 40 процентов. Однако столь оптимистическая информация касается лишь тех регионов, где эпидемия уже зафиксирована и с ней борются.
— Где гром грянул и мужик перекрестился?..
— Да. Но другие регионы находятся в очень большой опасности.
— Например?
— Москва, Московская область и прилегающие к ней Брянская, Ярославская, Тульская области. Здесь эпидемические вспышки могут вот-вот начаться, так как в этом регионе социальная обстановка не очень хорошая, достаточно много наркоманов, распространяются сравнительно дешевые наркотики. Кстати, о социальных факторах. В Москве потребляется героин — дорогой ампулированный препарат, что, видимо, несколько замедляет темпы распространения заболевания. Московская область победнее, там потребляются сравнительно дешевые растворы препаратов, которые изготавливаются в антисанитарных условиях. В результате здесь резко возрастает число пораженных ВИЧ-инфекцией. Необходимо подчеркнуть: снижение числа новых заражений, о чем я говорил, может оказаться временным явлением. Возможности местных бюджетов очень скромны. А именно на них ложится основная нагрузка в борьбе со СПИДом. На федеральном уровне противодействие вспышкам ВИЧ-инфекции очень слабо. На эти цели деньги три года вообще не выделялись. Очевидно, считается, что дыры в федеральном бюджете можно латать и за счет сокращения ассигнований на борьбу со СПИДом. Это ошибка. Ведь мы еще не знаем, какой новый фактор может осложнить ситуацию в ближайшем будущем. Вспомните внутрибольничную вспышку ВИЧ-инфекции в Элисте. Там я подсчитал, сколько инъекций было сделано и сколько шприцев попало на центральную дезинфекционную станцию. Оказалось, что половина из них не дезинфицировалась, а именно это привело к заражению семидесяти детей. Казалось бы — сравнительно небольшое отступление от правил, а какие тяжелейшие последствия!
Вот я и задаюсь вопросом: а с чем мы еще можем столкнуться. Ответа пока нет.
— Вы упомянули о наркотиках. Сейчас в различных публикациях по проблеме СПИДа четко прослеживается триада: наркотики — проституция — СПИД. Какие взаимосвязи здесь прослеживаются?
— О чем можно с уверенностью говорить, так это об эпидемии СПИДа среди наркоманов. До 1995 года у нас не было ни одного больного, который заразился бы (достоверно!) при употреблении наркотиков. С тех пор социальная обстановка изменилась к худшему, изменилась и эпидемическая ситуация. Причем, огромную роль сыграли здесь готовые растворы наркотиков, о которых я уже упоминал.
— Своего рода “наркотический самогон”?
— Да. И вот характерный пример. В Твери приезжая женщина сняла дом и поселилась там со своими десятью детьми. В доме поставили чан, где варится наркотик. Готовую порцию разливают по кастрюлям и бутылкам.
Дом этот широко известен. Технология получения “удовольствия” такова: к щели в заборе подходит человек, жаждущий уколоться и просовывает туда свой шприц, который принимает у него детская рука. Чистый это шприц или грязный — никого не интересует. Через некоторое время шприц этот (а может быть и другой) возвращают владельцу уже полным в обмен на тридцать рублей. Если у потребителя есть, скажем, только двадцать — одна треть жидкости из шприца выдавливается обратно в общую емкость. Совершенно очевидно, что какое-то количество шприцев принадлежало зараженным людям, там оставались следы больной крови. В результате — вспышка заражений.
— А что же правоохранительные органы?
— Что они могут сделать? Посадить в тюрьму мать десятерых детей? Нельзя. Посадить детей? Тоже нельзя. Не будем забывать и о том, что за спиной этой женщины наверняка есть какой-то богатый и влиятельный наркобарон.
— Вы хорошо знаете обстановку в Соединенных Штатах. Чтобы американцы сделали в подобной ситуации?
— Боюсь, там устроили бы суд Линча. Однако, продолжу о наших делах. По городу Калининграду недавно разъезжал грузовик, с которого всем желающим продавали бутылочки из-под “Кока-колы”, наполненные самодельным наркотическим раствором. Американская журналистка рассказывала мне, что на одном из рынков Одессы, по ее наблюдениям, за два часа было продано двести бутылок наркотиков. Кстати говоря, нынешняя вспышка ВИЧ-инфекции началась на юге Украины, а потом перебросилась в Россию, особенно сильно поразил Калининградскую, Тверскую, Ростовскую, Нижегородскую области и Краснодарский край.
Проститутки-наркоманки часто получают плату за свои услуги наркотиками. Так что связь здесь очевидна. Не будем и тут забывать о влиянии социального фактора. Мы видим несчастных женщин с Украины (из зоны вспышки СПИДа!), которым нечего продать, кроме своего тела (работы-то нет!). Они пополняют ряды московских проституток — в столице их сейчас до 80 процентов общей численности. Мы фиксируем появление в Москве проституток, зараженных ВИЧ-инфекцией. Скорее всего, без наркотиков и здесь не обошлось.
— А нельзя разорвать цепь: лечить наркоманов принудительно как когда-то лечили закоренелых алкоголиков?
— Такие идеи высказывают в дискуссиях работники правоохранительных органов. Но наркоманов сегодня в России не менее полутора миллионов. Изолировать их для принудительного лечения не просто. Кроме того, человек уколовшийся один раз, по милицейским нормам, — не наркоман. А с позиции медиков он может оказаться опасным, как носитель инфекции.
— Так что же делать?
— Работать. У нас есть программа. Эффективность ее доказана, я об этом упоминал. Но я так же говорил и о проблемах ее реализации.
— А на создание вакцины против СПАДа в ближайшее время — есть надежда?
— К сожалению, здесь пока перспективы весьма туманны.
— Один из ваших коллег в Америке сказал, что СПИД — еще не предел кошмара. Вы с этим согласны?
— Двадцать лет назад, когда я начинал работать в эпидемиологии, ВИЧ-инфекции не было, мы не знали о ней. Сейчас она — глобальная опасность, сопоставимая с мировой войной. Между тем эпидемиологию нередко вообще не рассматривают как науку. Это неверно. Эпидемиология — отнюдь не прикладная дисциплина, но фундаментальная отрасль знания. Она оказывает влияние даже на исторические процессы, поскольку эпидемии — социальное явление, о чем мы уже говорили.
Нельзя считать постоянными отношения людей (как биологического вида) с миром микробов. Здесь огромное значение имеет хозяйственная деятельность человека, социальные процессы, которые неизбежно приводят к встрече с новыми массовыми заболеваниями. Микробы хорошо приспосабливаются к людям, в том числе — и к продуктам их питания, жизнедеятельности. Возникают проблемы даже с такими возбудителями, о которых раньше не особенно беспокоились.
— А именно?
— Например, иерсиний. Это “родственник” чумы. Массовый иерсиниоз связан с тем, что люди создали мощную холодильную индустрию — от крупных продуктовых баз до домашних холодильников. Оказывается, что пониженные температуры, которые для других микробов неблагоприятны, для иерсиния — наиболее оптимальны.
Другой пример — “болезнь легионеров”. Возбудитель ее — легионелла — живет в стоячей воде и в легкие человека попадала нечасто. Но вот участники съезда Американского легиона стали жаловаться на недомогания. Возникло множество домыслов, вплоть до рассуждений о диверсии: у Легиона много врагов. Оказалось же все просто — в кондиционерах отеля, где проходил съезд, в стоящей воде появилась легионелла. Ее проникновение в легкие с мелкими частицами влаги вызывает тяжелейшие злокачественные воспаления.
Берусь утверждать — никто не знает, какой возбудитель будет угрожать нам завтра.
— А эпидемиология может создать защиту от этих кошмаров будущего?
— Думаю, что может. Тем более, у нас в России эпидемиология развита лучше, чем в других странах. У нас блестящая эпидемиологическая школа. Но эти возможности требуют реализации. Сейчас в Институте эпидемиологии из двадцати лабораторий в функциональном состоянии находятся две-три. Но лучше обстоят дела и в других эпидемиологических центрах. И не дай нам Бог столкнуться с новой эпидемией, когда эпидемиологические центры будут полностью разрушены, а специалистов не останется.
Борьба с эпидемиями в значительной мере зависит от социального устройства государства. Там, где работает эффективная противоэпидемическая система, там можно противостоять СПИДу, о котором мы с вами говорили. У вируса иммунодефицита человека достаточно мало средств распространения — по воздуху он не передается, значит есть возможность его эффективно сдерживать. Такова медицинская сущность проблемы. Но есть эпидемии, борьба с которыми требует готовности государства бросить все необходимые средства на борьбу с ними. Так было, например, в семидесятые годы в СССР в период борьбы с холерой. Тогда пришлось задействовать самые разные службы — от эпидемиологической до военных, транспортных и других. Все было организовано как надо и эпидемия была быстро локализована, а затем ликвидирована.

Беседовал Александр ДРАБКИН.