Россия — Югославия: Ни одно Общество нельзя кроить по чужим образцам.

ОДНАКО СВЯТОЕ — ОСТАЕТСЯ СВЯТЫМ

Всего несколько лет назад нам говорили, что капитализм не может иметь “человеческого лица”, зато социализм это лицо обрести может. Но профессионалы от идеологии не верили в то, что проповедовали “массам”. Сами не верили и не допускали возможности рождения подобной личной убежденности других. Не в этом ли главная причина исчезновения их “несгибаемых” когорт, перевоплощения в любую ипостась — от религиозных фанатиков или проповедников оккультных наук до теоретиков сексуального просвещения в дошкольном возрасте, ниспровергателей всех достижений советской науки? Долой все нравственные ограничения, все десять заповедей, по которым, кстати сказать, человеческое общество только и может существовать.
“Не убий”, не имевшее отношения к какой-либо идеологии, — просто к сущности человеческого бытия, сменилось яростным “убей!”. Каждого, что оказался на твоем пути. “Не укради” превратилось в сплошное разграбление страны, народа, соседа. “Не прелюбодействуй” — в профессию, расползающуюся тысячами откровенных призывов о любом виде “досуга”, в ставшей субботним десертом передачах для патологических импотентов под шепоток диктора: “Вы можете нас смотреть всю ночь”.
Именно таким оказался ныне восхваляемый лик капитализма. Но ни одно общество нельзя кроить по чужим образцам. Для этого существуют исторические посылки. Они созрели и у нас в восьмидесятых годах. Другой вопрос, что в окружении власть имущих не было ни теоретиков, ни грамотных экономистов. Знаменитая формулировка: “Сначала начнем перестройку, а там будет видно” стала роковой. Стимулировала процесс распада государства и общества.
“Процесс пошел”. Главным стало овладевать чуждым языком, устраивать родных за рубежом, вести “светскую жизнь”, читать какие-то “лекции” в чужих университетах, получать баснословные гонорары в “зеленых” за бесконечные худосочные мемуары и — не замечать пропасти, в которую обрушились государство и народ. Не замечать — значит не испытывать ответственности, укоров совести, стыда.
Сокращение армии, уничтожение военно-промышленного комплекса, выброшенные буквально на улицу военные специалисты — все оправдывалось простым вопросом: а с кем теперь воевать?
И вот трагедия человечества на пороге третьего тысячелетия — хладнокровное, на глазах у всего мира уничтожение страны, которая не так, как хотелось бы обладателям самого совершенного оружия, стала решать свои внутренние проблемы. Тучи самолетов и ракет над маленькой Югославией. Чтобы “остановить кровопролитие в Косове”, — сотни убитых и раненых по всей стране, разбитые жилые дома, взорванные заводы, перепаханные воронками аэродромы. И после первой бомбежки слащавый голос московского теледиктора: “Они уже стали привыкать!”
Привыкать к чему? К смерти? К потере домашнего очага? Работы? Такого маленького и хрупкого человеческого благополучия?
Даже в сухом тексте энциклопедического словаря конца прошлого столетия нашлось место для далеко не энциклопедического замечания: “Основною чертою сербского характера является безграничная, почти экзальтированная любовь к независимости. Все сербы считают себя равными и равноправными. Любовь к независимости заставляла многих бросать и дом, и семью, и отправляться в горы, на “четованье” гайдуцкое, чтобы вооруженною рукою мстить притеснителям своего народа; по временам поднимался на ноги и весь народ”. Нет в Европе другого народа, который бы удостоился подобной характеристики.
В начале нашего столетия москвичам была знакома вывеска со словом “Невесинье” на Солянке, в домах Сербского подворья, от которого варварская перепланировка улицы оставила всего один и далеко не в лучшем состоянии (№ 4). Смысл слова тогда был понятен каждому. Маленький городок на речке Горной Неретве в Герцоговине в 1875 году восстал против турецких сборщиков налогов и сопровождавших их жандармов. Из Невесинья восстание распространилось на всю южную часть страны.
Годом позже там же повстанцами в ходе войны, которую Сербия и Черногория объявили Оттоманской империи, были на голову разбиты отряды знаменитого Селим-паши. Невесинье стало символом независимости народа и его успехов в борьбе. Поэтому его имя получило образованное в Москве Сербское общество. Русские помогали Сербии чем могли. Сначала даже без участия государства. Именно так возникло Славянское вспомогательное общество под руководством известного московского врача-терапевта Н.С. Спасокукоцкого. Доктор предоставил для его деятельности свою квартиру, там же оказывал медицинскую помощь каждому, кто обращался в Общество. Было и Славянское культурное общество, объединявшее беженцев с Балкан. Во главе него стоял Федор Корш.
Позже, после официального объявления Сербией и Черногорией войны Турции, появился среди командующих славянской армией русский генерал Михаил Григорьевич Черняев. Герой Крымской войны, который потом служил на Кавказе, в Средней Азии и был уволен в отставку совсем молодым — за независимость суждений и неприятие бюрократического начала в армии. Он первым угадал в событиях в Невесинье начало международного кризиса, по собственной инициативе вступил в сношения с Белградом и был им приглашен для участия в военных действиях.
Узнав о намерениях генерала дипломатическое российское ведомство сделало все, чтобы помешать их осуществлению. В Петербурге Черняеву отказали в получении заграничного паспорта — он сумел добиться его в Москве. Не мешкая генерал пересек границу — телеграфное распоряжение задержать его опоздало. Назначение Черняева главнокомандующим сербской армией вызвало массовый приток добровольцев из России. Тогда российская дипломатия, вопреки всем своим “миролюбивым” намерениям, была вынуждена принять участие в развертывавшихся военных действиях. Но без Черняева. Его неумение и нежелание приспосабливаться к тайным побуждениям российского правительства сделали свое дело.
Протянуть братскую руку помощи балканским народам всегда побуждало русских духовное родство.
Веками не прекращавшаяся борьба южных славян с иноземным игом препятствовала развитию национальной культуры. Поэтому немудрено, что их изобразительное искусство формировалось за рубежом, вокруг мастеров, не теряющих национального своеобразия мышления и мировосприятия.
Самой известной, во многом определившей развитие авангарда XX столетия, становится школа Антона Ашбе. Она работала в Мюнхене 14 лет (1891—1905 г.г.) и определила творческий облик ведущих художников многих стран Европы и Соединенных Штатов. Из ее стен вышли такие русские мастера как Игорь Грабарь (словен по национальности), Мстислав Добужинский, Осип Браз, Иван Вилибин, Дмитрий Кардовский, а также Василий Кандинский, Алексей Явленский, Марианна Веревкина. К Ашбе привозил полный состав учеников своей академической мастерской Архип Куинджи. У него бывали Валентин Серов и Илья Репин.
Но не только ученики связали этого выдающегося педагога с Россией. Именно в Москве сорок лет назад вышло первое и пока единственное исследование теории и практики Антона Ашбе, — переведенная на сербо-хорватский язык книга профессора Э.М. Белютина “Школа Антона Ашбе. К вопросу о путях развития художественной педагогики на рубеже XIX-XX веков”. Академик Игорь Грабарь назвал ее “трудом, выявляющим и замыкающим треугольник общности идейных и творческих устремлений”.
В его представлении, треугольник этот состоит из педагогической системы Павла Петровича Чистякова, — “всеобщего учителя русских художников”, воспитавшего Сурикова, Репина, Поленова, Врубеля, Серова. Именно Чистяков первым обратился к раскрепощению и выявлению в человеке творческих — “сущностных” сил. Второй вершиной треугольника Грабарь считает Антона Ашбе, продолжившего тот же процесс освобождения творчества, но уже, по его словам, “на дыхании нового столетия”. И третьей — самого автора книги — живописца и педагога Элия Белютина, возглавившего к концу 1950-х годов единственное в Советском Союзе массовое художественное движение профессионалов “Новая реальность”.
Сербская живопись в самых ярких своих проявлениях вышла из школы Антона Ашбе. Ее талантливый представитель Риста Вуканович, известный картиной “Народный певец”, начал свое профессиональное образование в Петербургской Академии художеств и закончил у Ашбе. К старшему поколению учеников Ашбе относится Джура Якшич — сербский живописец, поэт и писатель, всю жизнь проработавший преподавателем рисунка.
Тема военного быта, неукротимого сопротивления — главная, многовековая и нескончаемая в сербском искусстве. Но былые краски меркнут в сравнении с днем сегодняшним. Варварские бомбежки обрушили США и их союзники на головы свободолюбивых сербов.
Ну, а сегодняшняя Россия? Ее судьба, как показывает история, неотделима от участи братьев-славян. Все повторяется. Но пока сирены воздушной тревоги не воют на улицах русских городов... Станет ли цена льющейся ныне сербской крови ценой русского прозрения? Дорогой ценой.

Нина МОЛЕВА.
Доктор исторических наук, профессор,
член Союза писателей и Союза художников СССР и РФ.