Последний народный артист

Лев Дуров — актер удивительно широкого творческого диапазона. Кажется, ему доступно все: от высокой античной трагедии до бытового фарса. Перебирая в памяти сыгранные им почти за пять десятилетий роли в театре и кино, я обратил внимание на любопытный факт: Среди этих ролей — и главных, и эпизодических — практически нет неудачных, провальных работ.

- Лев Константинович, первый вопрос напрашивается сам собой. У вас достаточно известная фамилия. Вы имеете какое-то отношение к знаменитой цирковой династии?

- Сегодня в нашем обществе почему-то стало модным отыскивать собственные корни. Я тоже занялся своим генеалогическим древом и вот что узнал: в нашей фамилии были и знаменитая кавалерист-девица Надежда Дурова, и цирковая династия не менее знаменитых артистов Дуровых, и даже генерал-губернатор, тоже Дуров, знаменитый, правда, в основном тем, что у самого Пушкина в карты пять тысяч рублей выиграл. - В общем, предки у вас славные. А родители?

- Родители у меня были не знаменитыми, но замечательными. Им со мной приходилось нелегко: в детстве я получал двойки и постоянно дрался. Несколько раз даже из школы исключали. Но отец меня никогда не ругал. Максимум, на что он был способен, — не разговаривать со мной несколько дней. Правда, лучше бы он ругался: его молчание было самым страшным наказанием, поскольку я его очень уважал. По профессии отец был так называемым "мирным" взрывником — он пробивал тоннели в горах, взрывал пни, когда землю расчищали под пашню. В войну был в ополчении, вернулся с ранением ноги. Отец никогда в жизни не пил и не курил. И никто не слышал от него ни одного бранного слова. Кстати, с этим связана одна любопытная история.

Однажды мы с отцом грузили дрова. Он плохо закрепил (зачалил, по-нашему) бревно, и оно рухнуло мне на ногу, раздробив косточку на лодыжке. От страшной боли я выругался, причем матом. Отец потом со мной целый месяц не разговаривал, хотя именно этот месяц я пролежал "закованным" в гипс по его же вине.

Мама была научным сотрудником военно-исторического архива, который находился в Лефортовском дворце. Здесь же, на территории музея, мы и жили — в конюшне. Я не шучу, мы действительно жили в екатерининской конюшне. Комнаты, вероятно, в своей прошлой "жизни" были стойлами. Выглядели они странно: длинные и узкие, словно пенал. И еще одно яркое воспоминание из детства: один туалет на сорок коммуналок.

- Вы были в семье единственным ребенком?

- "Мода" на одного ребенка появилась в нашей стране несколько позже. Так что у моих родителей было трое детей. Я — средний, старшая сестра стала журналисткой, работала на телевидении, младшая — инженер-строитель.

- А сколько детей у вас?

- У меня тоже абсолютно нормальная семья, но — по нынешним меркам. Так что ребенок всего один. Дочь. Никаких скандальных подробностей о своей жизни пообещать не могу, их просто нет. У меня чисто актерская семья. И вот что характерно: все мы — я сам, моя жена Ирина Кириченко, дочь Катя Дурова и даже зять Владимир Ершов — работаем не просто на сцене, а на одной сцене. В театре на Малой Бронной. Старшая внучка, Катя, поступила в Гуманитарный университет, на факультет религиеведения. Есть еще внук — младший, Ваня.

- Вы сердобольный дедушка? Дневники у внука проверяете?

- Нет, никогда. А зачем? Сам учился в школе, знаю, что это такое. У меня было два дневника: один для родителей, другой для школы.

- Сейчас принято ругать школу, говорят, она не воспитывает...

- Школа не воспитывает, она только учит. Воспитывает семья.

- Говорят, в последнее время еще и компьютер молодежь воспитывает?

- Мой внук рассказывал, как он занимался в компьютерном зале. Пришла тетя Нюся, уборщица, и сказала: "Ну, недоумки, сидите, тыкаете пальцем, ходить вы уже давно разучились, скоро ведь и думать разучитесь. Будете смотреть в этот экран, и у вас только один палец будет работать указательный, которым вы тыкаете, больше ничего у вас не останется!" Я считаю, она в чем-то права. Все радуются: ах, как хорошо, что мой ребенок разбирается в компьютерах! И не понимают, что прикованность к компьютеру лишает ребенка детства. И деться от этого некуда: прогресс есть прогресс.

А вообще я считаю, как бы компьютеры плотно ни вошли в нашу жизнь, человек всегда должен оставаться человеком. С чувствами, с эмоциями. Ходить в церковь. В каждом должен быть его дух. И Библия на этом по-строена, и все заповеди Христа.

- Лев Константинович, вы, если не ошибаюсь, одним из последних получили звание народного артиста СССР?

- Да. Мы со Спиваковым были в одном указе, говорят, в последнем. Очень смешная история вышла. Мне позвонили из приемной президента и сказали: Лев Константинович, вот такого числа Михаил Сергеевич Горбачев будет вам вручать звание народного артиста Советского Союза. Я говорю: сейчас посмотрю, ладно? Открыл свою книжечку, посмотрел и вижу, что у меня съемка. "Извините, ради Бога, у меня съемка в кино". — "Вы нас плохо понимаете, что ли?" - "Нет, нет, я очень хорошо понимаю, но у меня съемка". — "Странно".

И повесили трубку. Прошел месяц. Через месяц опять звонок: Лев Константинович, президент Михаил Сергеевич Горбачев такого вот числа будет вам вручать звание. Я говорю: "Можно я посмотрю? Знаете что, я занят в этот день, у меня спектакль и еще к тому же выездной" - "Вы, наверное, плохо нас понимаете?" - "Нет, нет, очень хорошо". Прошло полтора года. И позвонил мне не кто-нибудь, а Коля Губенко и говорит: Лева, будь ты неладен, я министр культуры, чтобы ты в понедельник явился ко мне, мы с тобой соседи по улице. Убью, если тебя встречу. Я говорю: хорошо. Пришел. Он протянул мне папку, вот эту синюю, и сказал: я вручаю звание народного артиста СССР Льву Константиновичу Дурову. Я взял эту папку, и у меня во что-то мягкое провалились пальцы. Он так взял и дунул, и мне в грудь пыль, я весь стал серого цвета. Оказалось, она полтора года пролежала, моя папка. Так и не получил из рук Михаила Сергеевича. И пусть Михаил Сергеевич на меня не обижается, я действительно относился и отношусь к нему с огромным уважением.

- Очень интересная история. Я сразу вспоминаю, что вы большой специалист по актерским байкам. И я знаю, что вы обещали написать продолжение своей книги "Грешные записки". - Ой, вы знаете, как-то не хватает таланта. Это ведь так не просто. На меня жали, жали, и я написал. И написал так быстро и спокойно. А когда это становится профессией — нет.

- Если не ошибаюсь, вы любите перевоплощаться не только на сцене, но и в жизни. Ходят слухи, что вы когда-то занимались гимнастикой. Это так? - Ой, нет, опять, наверное, журналисты все напутали. Нет, я никогда не занимался гимнастикой, но я заканчивал 358-ю московскую школу, на Почтовой улице. Она называлась школой чемпионов, из нее вышли все первые чемпионы Советского Союза по гимнастике. Там был такой замечательный педагог Корольков. Он, во-первых, заставлял нас всех драться, две пары перчаток на всю школу было, и каждый должен был выходить на ринг и драться. Ринга, впрочем, не было. Стояли шведские скамеечки, спортивные, низенькие. И каждый — близорукий ты или не близорукий, кашляешь ты или не кашляешь, должен был выходить на этот ринг. Корольков воспитывал мужественных людей. А гимнастикой, нет, не занимался, никогда. Я вообще вот так, профессионально ни одним видом спорта не занимался. Всем потихонечку. Немножко занимался боксом, немножечко катался на коньках, немножечко играл в футбол, правда, у меня и разряд был. Конным спортом. Артисту вообще чем-то одним заниматься нельзя. Особенно силовыми видами спорта, уронят тебя на газон — ты хромой, и все, ты не играешь спектакли. Это очень опасно. Так же, как и в хоккей. А штангой — ты накачаешься и будешь неподвижный, как медведь, на сцене. Это опасно. Вот лучше всем понемножку. Так я и занимался.

- И все это пригодилось.

- Да, конечно. Как про меня сказали, самый скакучий артист. Да, я такой!

- Лев Константинович, вами сыграно ролей немало, но вот роль предателя из "Семнадцать мгновений весны", как мне кажется, потрясающая. Вы сами-то что думаете? - Вы знаете, я сначала хотел отказаться. Мне показалось, что играть какого-то мерзавца, единственного человека, которого Штирлиц убивает, очень противно, правда? Стал перечитывать сценарий и думаю: "А что это за явление — провокатор? Ведь это самое страшное, что может быть, — доносчик и провокатор. И я стал думать: "А что же толкает человека на это?" И потом понял. Я такого же и в театре играл человека, да, похожего, — я играл Яго в "Отелло" в спектакле Анатолия Эфроса. Вот спросить: за что Яго ненавидел Отелло? За все. За то, что Дездемона его жена, за то, что он черный, но генерал, а я белый, но поручик. Ну, за все! Это комплекс неполноценности. Человек ущемленный. Это и в театре так бывает, вот ходит по театру человек с таким лицом, как будто ему недодали, недоплатили. И Клаус мстит человечеству вот таким образом за свою несостоятельность, по крайней мере я так решил для себя. И поэтому здесь какая-то сложность. Я понимаю, почему вам нравится, как я сыграл, это многие мне говорили. Еще даже мне многие коллеги говорили: "Слушай, как жалко, тебя Слава так рано убил, потянуть бы еще серии на три!" Я отвечаю: "А сколько бы я людей на тот свет отправил?" Они говорят: "Тогда вовремя, тогда вовремя он тебя ухлопал".

- А вы любите эту картину? - Обожаю! Хотя, вы знаете, ведь это в конечном счете все равно сказка. Разведка — это нечто другое. Это так же, как "Подвиг разведчика", как "Джордж из джаза". Потому что разведка — это очень сложная, во многом безнравственная, а во многом патриотичная, или как там сказать, не знаю, профессия.

- Лев Константинович, и все-таки мне бы хотелось вернуться к актерским байкам. Когда, с чего вдруг вы начали их коллекционировать? - Честно говоря, уже не помню, как начал. Но потом, когда Юра Никулин еще был жив, однажды я видел его выступление по телевизору, где он сказал, что у него чуть ли не полмиллиона анекдотов в коллекции. Я подумал: а почему бы мне тоже не начать собирать. Правда, не анекдоты, а самые настоящие истории из жизни, которые иногда повеселее будут! Прямо как в знаменитой поговорке: "Нарочно не придумаешь".

- Думаю, читатели нам не простят, если вы не поделитесь байками — и актерскими и житейскими, которые случились с вами, но не вошли в вашу книгу "Грешные записки".

- Да легко! Когда я впервые выезжал за границу, я должен был сдать небольшой экзамен перед партийной комиссией, собранной из разного рода старых большевиков и активистов. Вопросы мне задавали самые глупые: "Какой флаг Советского Союза?" - "Череп икости!" - ответил я. На вопрос, какие знаю столицы союзных республик, я нарочно назвал Воркуту, Череповец, Магадан, Кострому. Эти шуточки, однако, экзаменаторы не оценили и поездку на съемки за рубеж мне запретили. В итоге сцену убийства Клауса в фильме "Семнадцать мгновений весны" снимали не в Германии, а в Подмосковье.

Еще однажды я вместе с театром отправился на гастроли. Расположился в купе, лег спать, поскольку время было позднее. А молодые артисты, которые ехали в соседнем купе, купили в дорогу крепких напитков, но о закуске забыли. Поезд тронулся, извлекли бутылку, и кто-то из молодых отправился ко мне попросить чего-нибудь на закуску. Я, злой оттого, что меня тревожат, сказал, что у меня ничего нет. Тогда молодой артист спросил, что это за банка стоит на столике. Я откровенно пояснил: "Это бальзам, мазь для роста волос". Артист, естественно, не поверил, но, вернувшись в свое купе, рассказал о средстве от облысения, и все дружно посмеялись. И тогда я решил этих ребят разыграть. Через некоторое время дверь в их купе открылась, и показалась моя голова, покрытая густыми черными волосами. "Вот, — сказал я, — передозировал бальзам. Переборщил? Есть у кого-нибудь ножницы?" Молодые артисты обомлели — сказался эффект неожиданности, да еще легкий хмель. Один из слабонервных даже грохнулся с верхней полки и серьезно повредил себе локоть. А дело было просто. После ухода просителя я долго не мог уснуть и ворочался на полке, а затем увидел висящий на крючке шиньон соседки по купе. План мщения созрел мгновенно.

- А вас когда-нибудь коллеги разыгрывали? - Ну конечно же! В одном спектакле я играл предателя-полицая и обычно после реплики жены: "А что, если вернется советская власть?" - кричал: "Ну и где она, эта советская власть, где?" И при этом начинал картинно бегать перед женой, заглядывать под стол, в сундук, как бы разыскивая эту советскую власть? И вот на очередном спектакле в очередной раз я выкрикиваю: "Ну и где она, эта советская власть?" и заглядываю под стол, потом открываю крышку сундука и вижу — там кнопками прикреплен плакат: "Да здравствует советская власть!" Я, право слово, застыл в онемении, а затем согнулся от истерического смеха? А однажды, кстати, Юрий Никулин надо мной подшутил. Отправил мне письмо на английском языке, в иностранном конверте, в котором меня приглашали в Голливуд для съемок в каком-то американском фильме. Я обзвонил всех своих знакомых, в том числе позвонил и Никулину. "У меня такой же вызов! — сообщил Юра. — Давай оформляться?" Я послал запрос и долго-долго ждал ответа, пока наконец не пришел такой же иностранный конверт, в котором лежала записка на русском языке: "Счастливого пути в Америку. Твой Никулин".

Хотите еще баек? Их есть у меня! Однажды я не успел купить вовремя елку. Елочные базары уже опустели, я бегал-бегал, время шло к вечеру, а было уже 31-е число? Махнул рукой и отправился восвояси. Зашел в скверик. И тут из сумрака меня окликнули: "Мужик! Елка нужна?.." - "Еще как!" - "Ну, иди сюда, забирай за трояк?"

Я бросился к человеку, а у того и в самом деле под мышкой большая елка. Отдал ему три рубля, мужик сунул мне верхушку елки и пропал. Я попробовал двинуться — никак. Елка держит, зацепилась за что-то. Дернул посильнее — ни в какую. И тогда я догадался, что мне подсунули растущую в сквере елку и что этот мужик, вероятно, уже не одного простака надул на три рубля.

- Вы с тех пор елок не покупаете?

- Как же — покупаю! Это ж традиция. Вообще Новый год и Рождество — это мои самые любимые праздники.

- А день рождения? - Знаете, я иногда даже забываю, что у меня день рождения. Меня поздравляют утром, я говорю: "С чем?" - "Да ты что, спятил, что ли?"

- В 2002 году вы не забыли свой день рождения? - Нет, напомнили.

- Я не имею в виду круглую дату, я имею в виду спектакль, который к дню рождения поставлен. - Да, это подарок театра мне и подарок нашего главного режиссера, Житинкина Андрея. Это была его инициатива. Именно эту пьесу он нашел для меня, Дюрренматта "Метеор". Когда я прочел, пьеса мне очень понравилась, она сложная и парадоксальная, непростая, философская пьеса. С радостью принялся за работу, и мы сыграли.

- Так это подарок или работа? - У актера работа — это и есть подарок, когда он получает роль. Когда он видит список при распределении и его там нет — это горе. А когда там есть его фамилия, это праздник. Так что это подарок.

- Лев Константинович, а вы смотрите современное кино? - Да, конечно.

- Что нравится сейчас?

- Странно, меня другое волнует. Кино смотрю, но думаю: чего же руководители каналов не могут между собой договориться? Переключаешь, по всем каналам одно и то же. Братцы, ну нельзя, ну договоритесь хотя бы между собой!

- А вы боевики любите? - Нет. Когда-то была классическая картина, "Великолепная семерка", и ее никто не переплюнул, потому что там была гуманная идея. Группа тех еще типов собралась в кучку и решила защитить мексиканских крестьян. Там была идея замечательная, добрая. А когда ты видишь безнаказанность, и что это просто столкновение каких-то бандитских групп, или кто-то украл в банке миллиарды — чушь, идеи нет никакой, смысла нет.

Мы не понимаем, что делаем с нашими детьми, внуками. Они уже травку, цветочки, бабочек почти не видят. Они видят только, идет Шварценеггер, разбрасывает мозги по стенам, и он становится неким героем. Мы однажды тоже сделали безнравственный шаг: Павлика Морозова, предателя, сделали героем. Это было тоже безнравственно по отношению к детям.

- Ну хорошо, Павлик Морозов, как вы говорите, подлец. А почему же тогда Тарас Бульба, убивший сына, — герой?

- Насчет того, герой ли Тарас Бульба и правильно ли он поступил, это уже не ко мне, это к Гоголю, это не я. Я не утверждал, что Тарас Бульба поступил правильно. Но Тарас Бульба — отец, и он распорядился судьбой и жизнью своего собственного сына за измену. С Павликом Морозовым история совсем другая. Никакого хлеба отец Павлика Морозова не утаивал. Он раздавал вид на жительство, для того чтобы спасти беженцев от голодной смерти, и не получал за это ни копейки, никаких взяток отец Павлика Морозова не брал. Это просто так понадобилось потом, превратить мальчика в героя. Вообще ребенок и взрослый человек — это совсем разные вещи. На одной конференции я так заявил, давно-давно еще, про Павлика Морозова, и на меня набросились, меня хотели уничтожить и выгнать отовсюду. Я просто одному человеку, который меня хотел уничтожить, сказал: "Хорошо, вы расскажете неожиданно дома какой-нибудь антисоветский анекдот. И вы согласны, что ваша девочка Таня побежит в КГБ и донесет на вас?" А он был человек восточный. Он окончательно сник, сидел и молчал. Я говорю: "Вот, понимаете, такая же история". И на этом мы разошлись.

- Давайте плавно перейдем от творчества к вашей личной жизни.

- Ну, давайте попробуем.

- Кто главный в вашем доме?

- Главный в доме — конечно, кот Миша. Он огромный и своенравный. Не терпит тепла и любит гулять под дождем.

- Большинство артистов в быту абсолютно беспомощные люди. Прямо как дети — ничего делать не умеют... Вы помните, когда, например, гвоздь в стену забили или пылесос в руки брали?

- Ваше утверждение либо ошибочно, либо совсем не про меня. Я с детства был родителями к хозяйству приучен. Готовить умею и так называемой мужской работы по дому не чураюсь. А когда был помоложе, любил резать по дереву. Даже мебель своими руками делал. У меня до сих пор стоит в квартире напольная книжная полка, так ее гости за антиквариат принимают. А сестре от моих щедрот книжный шкаф достался. Говорят, красивый получился.

- Значит, с руками у вас все в порядке. А с характером? - Характер у меня, так скажем, непростой, но диктатором я бы себя не назвал. Разве в отношении себя самого. Я понимаю, что звучит не слишком серьезно, но — вы только не смейтесь — у меня очень сильная психологическая аура. Скажем, решил бросить курить — и бросил. Сразу, в один день, хотя до этого курил всю жизнь, с первого класса. Те, кто знает вкус табака, поймут, что это сделать не слишком просто. То же самое было и с алкоголем.

- Пить-то вы тоже с первого класса начали?

- Конечно, нет. И вообще, что значит "пить"? Сейчас мне врачи алкоголь полностью запретили, но и раньше, когда можно было употреблять, я не злоупотреблял. Во всяком случае, "под мухой" меня никто никогда не видел. И это при том, что от застолий и всякого рода артистических фуршетов я никогда не отказывался. Вино, как говорится, меня не брало. Хотя я бы сказал по-другому: это я не позволял ему брать верх над собой. Кстати, на мой взгляд, именно сила воли помогла мне выжить после инсульта. И не просто выжить, но и вернуться на сцену.

- Съемки, сцена — это замечательно. А как вы отдыхаете?

- Никак. Я лет двенадцать не имел того, что нормальные люди называют отпуском.

- А как же зарубежные поездки?

- Вот этим кино и замечательно: оно дает актеру возможность поездить по миру. Людей, что называется, посмотреть и себя показать. И немного отдохнуть заодно. Вот мне и посчастливилось поездить.

- И где больше всего понравилось?

- А везде. В Америке, Мексике, Сингапуре, Англии и во многих других местах.

- За границей вас узнают, требуют автографы?

- К счастью, не всегда. Видимо, у меня внешность такая обычная, мужицкая, простецкая, что ли. Но если уж узнают, автографы, конечно же, даю. Причем где только мне не приходилось расписываться! Даже, извините, на туалетной бумаге. Но чаще всего автографы даю на билетах. Желаю всего наилучшего. Меня однажды поклонница обвинила: "А вы в прошлый раз мне уже такое написали!" Я рассмеялся и написал: "Здравствуй, попа, Новый год. С Первым мая!" Поклонница очень обрадовалась. Еще бы: такого автографа больше ни у кого нет.

- Вам не обидно, что вас никогда не зачисляли в ряды секс-символов?

- Нет, знаете, я как-то никогда не испытывал комплексов оттого, что у меня не 1,90 рост и не косая сажень в плечах. Зато помню, как когда-то, в Школе-студии МХАТ, скороговорки нужно было разучивать, я сочинил такую: "Как бы мне бы да красы, как бы мне бы да усы, как бы роста мне да пыл, я б герой-любовник был".

- А вы в молодости мечтали, что будете знаменитым артистом?

- Ой, да вы знаете, я эти слова не люблю: "знаменитый, звездный..." Просто я в Доме пионеров три года был в театральной студии, мне понравилось. Но никто не думал даже, что я поступлю. А когда пошел поступать в театральное училище, меня приняли во МХАТ, я и закончил. А потом так и пошло, так судьба сложилась. Нет, вообще известность — это чушь, это все ерунда. Надо просто работать честно, и все.

- Правда ли, что вы плохо водите машину и несколько раз попадали в автомобильные аварии?

- Я действительно езжу неаккуратно — вечно тороплюсь. Да и вообще люблю быструю езду. Понимаю, что это опасно, сам был свидетелем нескольких ужасных аварий, но уроки впрок не идут. Успокаиваю себя тем, что моя машина и гражданская ответственность застрахованы, хотя и понимаю, что это глупо. В аварии попадал — но мелкие. Договаривался с жертвой обычно на месте.

- Любопытно, как вы оправдываетесь перед инспектором, если тормозят?

- А никак. Главное — не произносить пошлых фраз типа: "Не стыдно артиста грабить?" Обычно спрашивают со вздохом: "Ну, Дуров, что будем делать?" Отвечаю: "Инспектор, давай обнимемся!" Срабатывает безотказно: "Уезжай к чертовой матери!" Лишь однажды это не сработало. Однажды инспектор меня обыграл очень красиво, он сказал: "Я вас люблю и уважаю как профессионала, позвольте и мне быть профессионалом". И тут я покраснел от стыда. А он, возвращая права со штрафной квитанцией, добавил: "Берегите себя, вы нам очень дороги!.."

- Давно вы за рулем?

- Двадцать один год. И все время на ВАЗах: "копейка", "девятка", "пятерка"? Сейчас вот пересел на "ИЖ". А первым моим автомобилем был "Олдсмобил" в фильме "Вся королевская рать". Я никогда не сидел за баранкой, а играть должен был шофера кандидата в президенты США. Ну, меня перед началом съемок потренировали полтора часа — всего-то и надо было подъехать к Жженову и Козакову, которые стояли и беседовали. "Мотор!" - я подъезжаю и нанизываю на ручку двери всю операторскую группу вместе с камерой. Она, к счастью, не разбилась.

- По поводу "ИЖ" - за какие такие заслуги он вам достался?

- Это мой первый и единственный опыт участия в телерекламе. Чувствовал себя там замечательно, потому что ничего, ни одного слова вранья не сказал. Я сказал, что "ИЖ" - это такая машина, с просторным салоном, с багажником и с четырьмя колесами. Я не сказал, что она лучше "Мерседеса", ничего этого я не говорил. Говорят, что успех машины "ИЖ" очень сильно возрос, после того как я это... помог отечественной промышленности. Они мне за это подарили "ИЖ". Надеюсь, у меня его не угонят, как "Мерседес" у Жванецкого

- А сколько вам сейчас лет, кстати?

- Ой, не помню! Я ж вас предупреждал, что дат не запоминаю. Хотя? За семьдесят, кажется, перевалило. Возраста я не боюсь. У меня примерно тот же взгляд на него, что и у великой Анны Маньяни. Когда к ней пришел фотограф с ее фотографиями, Анна долго рассматривала их, потом разорвала и сказала: "Подлец! А где морщины? Я на них потратила 55 лет, а ты их убрал! Переделывай!" Кстати, обычно журналисты после вопроса о возрасте спрашивают, верю ли я в жизнь после смерти? Я уже готов к этому вопросу.

- Ну, хорошо. Вы верите?

- Да. И в переселение душ тоже. Кем буду в следующей жизни — не знаю, а в прошлой, по крайней мере мне так кажется, я тоже был актером. Не в Европе. На Руси — в Ярославском театре, откуда все и начиналось. Мне кажется, что и своих коллег, и зрителей я встречал еще раньше и мы знакомы давным-давно. Они, как и я, ничуть не изменились.

Денис Лобко