Символ мученичества за веру в творчестве Прокофьева и Эйзенштейна

В последние годы фильмы «Александр Невский» (1938) и «Иван Грозный» (1942-1946), созданные кинорежиссером Сергеем Эйзенштейном и композитором Сергеем Прокофьевым, воспринимаются чуть ли не как прискорбные примеры «атеистической пропаганды» и «культа личности Сталина». Если чем и можно извинить доморощенные укоризненные суждения о продуктах совместного творчества Эйзенштейна и Прокофьева, то только тем, что они повторяются с чужого голоса. Очевидно, пришла пора освободиться от идеологизированных ярлыков и стереотипов и задуматься о духовном смысле шедевров отечественного кинематографа.

Важным вкладом в раскрытие подлинного содержания искусства Эйзенштейна и Прокофьева стали исследования, осуществленные сотрудниками Музея музыкальной культуры имени Глинки Мариной Рахмановой и Ириной Медведевой. Искусствоведы пришли к выводу о том, что создать адекватное представление о художественной концепции музыки к картине «Иван Грозный» невозможно без обращения к песнопениям Русской Православной Церкви. Освобождение от идеологических штампов позволило провести реконструкцию замысла композитора. После публикации партитуры впервые была осуществлена запись полной версии музыки Прокофьева к «Ивану Грозному» с включением в звуковой ряд композиций в исполнении церковного хора.

В ходе работы над фильмом об Александре Невском Эйзенштейн и Прокофьев соприкоснулись с церковными источниками, рассказывающими о драматической борьбе русского народа с агрессией Тевтонского ордена в XIII веке. Характерной особенностью «Жития Александра Невского» и «Повести о Довмонте» являются многочисленные библейские параллели и ассоциации. В частности, из «Повести о Довмонте» создатели кинокартины заимствовали сравнение братьев-рыцарей Тевтонского ордена с солдатами египетского фараона и царя Ирода, которые убивали невинных младенцев.

Разрушая православные монастыри, тевтонские инквизиторы заживо сжигали монахов, а также женщин и детей, искавших убежища в монастырских стенах. Сообщение распространенной редакции «Повести о Довмонте» о зверствах католиков в пригородах Пскова в 1269 году подтверждается документами Тевтонского ордена: «Ливонской рифмованной хроникой», «Посланием магистра Отто фон Лютенберга горожанам и купцам Любека 1269 года» и «Посланием городского совета Риги горожанам и купцам Любека 1269 года» (В.И.Матузова, Е.Л.Назарова. Крестоносцы и Русь. Конец XII в.—1270 г. Тексты, перевод, комментарии. М., 2002). Рассказы о сожжении тевтонскими рыцарями монахов, женщин и детей в Снетогорском и Мирожском монастырях в 1299 году содержатся в различных списках «Повести о Довмонте» и почти во всех русских летописных сводах (В.И.Охотникова, Повесть о Довмонте. Исследование и тексты, Л., 1985). Основанный на «Повести о Довмонте» сюжет «Крестоносцы во Пскове» символизирует разрушение православных святынь слугами диавола, – за отказ переменить веру «воинство безбожных халдеев» предает мечу и огню детей народа Божия.

Образ отроков, ввергаемых в огонь врагами истины, получил дальнейшую разработку в фильме «Иван Грозный». Эйзенштейн и Прокофьев включили в киноленту древнерусское «Пещное действо» – литургическую драму, исполнявшуюся в Успенском соборе Кремля в воскресенье Святых Отец, за неделю до праздника Рождества Христова. Представление рассказывало о чудесном спасении трех отроков из огненной печи, в которую они были брошены нечестивым вавилонским царем за отказ поклониться идолам. В древности во время Пещного действа три отрока пели ирмосы – церковные песнопения. Архивные исследования доктора искусствоведения Марины Рахмановой показали, что, стремясь подчеркнуть важнейшие мотивы сюжета, Эйзенштейн и Прокофьев фактически создали новые текст и музыку для Пещного действа. Эйзенштейн сам сочинил стихи: «Ввергаемы мы есмы безвинно царю языческому за непослушание в пещь огненную, пламенную, халдеями раскаленную. Преданы мы есмы ныне в руки владык беззаконных, отступников ненавистнейших, царю неправославному и злейшему на всей земле. Нет у нас ныне ни царя, ни князя праведного, Господу угодного, дабы отроков защитить, Божий суд совершить, царя прегордого укротить. Умалены мы, Господи, паче всех народов, и унижены ныне на всей земле. Почто, халдеи бесстыдные царю беззаконному служите? Почто, халдеи бесовские, царю сатанинскому хулителю, мучителю радуетесь? Ныне чудо узрите: будет унижен владыка земной Небесным Владыкою. От смерти спасает, из пламени избавляет, царя низвергает и укрощает».

И в «Александре Невском», и в «Иване Грозном» образ отроков в пещи огненной содержит указание на хорошо известный всем православным христианам символ мученичества за веру. Обозначение этой темы в произведениях, созданных в условиях гонений на Русскую Православную Церковь, вряд ли служило лишь иллюстрацией к историческим сюжетам. Эйзенштейн и Прокофьев указали на духовную проблему, выходящую далеко за рамки исторических событий XIII и XVI веков.

Юрий Клиценко

О том же самом читайте на английской версии ПРАВДЫ.Ру: https://english.pravda.ru/science/19/95/380/10280_nevsky.html