Война продолжается...

Конец февраля 2003 года. Транспортный военный самолёт набирает высоту и через несколько часов приземляется на аэродроме г.Моздока.
В этом году тёплая погода не баловала предгорья Кавказа.
Небо затянуто белёсой плёнкой плотных облаков. Воздух перенасыщен влагой, нудно моросит снежно-дождевая пыльца, бьют в лицо злые порывы ветра, срывая с мокрых крыш домов прозрачные сосульки, которые вдребезги разбиваются о грязный асфальт и хрустят под ногами.
Слушатель Военно-воздушной академии им. Ю.А. Гагарина майор Сергей Бойчук знакомит меня с лётчиками эскадрильи. Есть среди них те, кто прошёл Афган, осетино-ингушский конфликт, чеченскую войну. Особенно хочется поговорить с молодёжью, теми, кто, несмотря на трудности смутного времени, несёт нелёгкую службу.
— Я окончил Сызранское вертолётное училище в 1998 году и оказался невостребованным Российской армией. С дипломом в кармане ездил по лётным частям, искал работу. Было очень обидно. Учёба, мечты — всё коту под хвост, — рассказывает молодой лётчик по имени Руслан, участник второй чеченской войны, — посоветовали добрые люди: езжай на войну, там большая текучка. Мне повезло, я летаю, получил новое звание, есть перспектива. Если “духи” не собьют.
Он как-то суеверно глубоко вздохнул, его губы тронула грустная улыбка.
Нет определённости, стабильности, порядка не только в обществе, но и в душах людей. Это страшно, особенно на войне. А искать место службы Родине самому? Такого не могло присниться даже в бредовом сне в те времена, когда я служил в Советской армии.
Мои мысли прерывает Володя Ходаковский — высокий двадцатипятилетний блондин в зелёной пятнистой куртке.
— Про Абдулмина вам рассказать? Классный лётчик. Кстати, многие офицеры родом с Кавказа. Мы зовём его Абдул, сокращённо. Родился в Дагестане, лезгин — смельчак из смельчаков.
Владимир воодушевлённо рассказывает.
— Помните, как немецкие радисты кричали в эфир: “Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!” Так и в Чечне бандиты по голосу определяли, что в небе находится винтокрылый штурмовик Абдулы, и в страхе прятались в подземные норы от огня его “двадцатьчетвёрки”.
Первое боевое крещение он получил в районе Ботлиха. Из густой зелени ударил пулемёт, прочертив на хвостовой балке вертолёта рваные дырки, выстрел из зенитной установки покорёжил ракетный блок. Абдул развернул нос вертолёта навстречу смертельным зарницам, хладнокровно определил цель и спокойно выпустил ракеты по противнику. От огневой точки в целости чудом сохранилась видеоплёнка, на которую ваххабиты снимали бой с вертолётами и самих себя. Бородатый, вооружённый до зубов оператор успел заснять пикирующую “двадцатьчетвёрку”, а сам отправился в мир иной. Ох, и любят бандиты позировать и снимать свои злодеяния.
Потом были Карамахи. Ваххабиты, заранее укрепив позиции, отвечали ураганным огнём на действия федеральных войск. Пехота залегла на подступах к селению. Лётчикам поступил приказ: уничтожить ваххабитскую мечеть, кирпичный особняк тестя араба Хаттаба, превращённых в огневые точки. Отработав точно по цели, Абдул вдруг заметил, как на специальных подъёмниках плавно подымается крыша школы, и тут же гремят выстрелы по вертолётам и пехоте. Никогда нельзя недооценивать врага, особенно в боевых действиях на собственной территории. Лётчик доложил командованию и получил приказ сходу атаковать новую цель. Вертолётчики уничтожили все огневые точки врага, и к вечеру селение было взято.
Как-то на гражданском аэродроме из-за сложных метеоусловий долго не давали взлёт. Полёт был необходим как можно скорее. Срочно требовалась огневая поддержка “краповым беретам” — роте специального назначения внутренних войск, окружившей в горной долине группировку наёмников.
Гонцы, посланные на стартовый командный пункт, возвращались ни с чем, кляня дождливую погоду и всех чертей на свете.
Абдул не выдержал нервного напряжения и обратился на горском языке к неизвестному диспетчеру. Свою убедительную эмоциональную речь он закончил на чисто русском языке:
— Мы защищаем родину, твой и мой Дагестан. Или ты не патриот, братан?
Послышался глубокий вздох, и прозвучал ответ:
— Патриэт, патриэт... Это ты, Абдул? Взлетай, земляк, во имя мира на нашей земле.
Подобный нестандартный радиообмен, нарушения режимов полёта возможны только на войне. Какие-то неожиданные ситуации создают условия, когда человек для достижения цели осознанно идёт на нарушения законов, рискует жизнью и побеждает.
Так случилось и осенью 1999 года. Вертолёты под командованием Абдулы ювелирно вышли в заданный район и неожиданно из облачности нанесли мощный бомбово-штурмовой удар по укреплённым позициям, уничтожив более ста бандитов.
Лётчик-дагестанец был представлен командованием к званию Героя России. Но штабные чиновники скупы на награды. Им “видней”, кто и как воюет. Через двадцать лет после афганской войны в устах боевых офицеров и солдат повторяется горькая фраза “афганцев” о награждении неучаствующих и поощрении тыловых крыс.
Майор Дмитрий Фёдоров сказал коротко и ясно:
— Любая война выносит на поверхность много дерьма.
К его словам можно добавить, что у нас в стране сегодня не только на войне кучи дерьма всплыли из мрачных глубин человеческого бытия и сознания. Серенькое, гнусное, паскудное, зловонное, оно везде и всюду пустило злокачественные корни, опутав своими непотопляемыми щупальцами души людей. Эта многогранная духовная война ещё отзовётся в будущем, непременно коснётся всех вместе и каждого в отдельности. И неизвестно, кто победит в итоге, а кто пойдёт ко дну.
Разные мысли приходили мне в голову, пока так называемый “бронепоезд”, часто останавливаясь, одиноко и медленно тащился от Моздока до Грозного. Два живущих сами по себе полюса — военный и мирный — разделяет узловая станция Червлёная. Казалось, одна земля, одна страна, одни люди, но как контрастно, противоестественно, резко меняются здесь окружающий мир и сам человек, вольно или невольно попавший в жернова гражданской войны.
Покрытые жёлтой окалиной разбегающиеся в разные стороны рельсы, проржавевшие болты и гайки, как грибы, вцепившиеся мёртвой хваткой в пересохшие и сопревшие от влаги деревянные шпалы, уныло торчат посреди пустынного, захламлённого перрона, станционных развалин, пустые глазницы окон брошенных кирпичных домов без дверей и крыш, вывороченные куски асфальта с порванными электрическими проводами, кабелями, тросами, с отколотыми осколками бетона, с вылезшей зловещей арматурой железобетонных столбов.
Весь этот хаос кричит только об одном: война продолжается.
Как подтверждение, по пути следования черепашьими шагами, ощерившегося стволами пулемётов и зенитных установок, установленных на специальных платформах в начале, середине и конце поезда, возникают из утреннего тумана уродливые силуэты деревьев, обугленных, почерневших, наваленных вдоль насыпи. Иногда за окнами мелькают километровые столбики, жестяные указатели, которые сорваны или насквозь пробиты пулями. На автомобильных переездах, вблизи жилых посёлков, выкопаны траншеи и окопы, из которых выглядывают чумазые лица солдат. С высоток поезд провожают тоскливые взгляды дозорных. Тщательно охраняются железнодорожные мосты. Окопы, траншеи, бункера, артиллерия, пара танков, дымящаяся полевая кухня, и не меньше взвода солдат приветственно машут руками. Ближе к Грозному в небе появляются юркие “двадцатьчетвёрки”, которые выполняют воздушное прикрытие поезда. Наконец, разбитые, безлюдные вокзалы Гудермеса, Аргуна позади и впереди Ханкала.
До середины марта небо затянуто облаками. Каждый день то снег, то дождь нудно моросит над Ханкалой. Грязищи по колено. Приходится постоянно мыть обувь и редко высовываться из палатки. С неделю нахожусь в гостях в офицерской роте спецподразделения “Витязь”.
С лейтенантом Максимом, который начал служить в отряде рядовым десять лет назад, познакомились в “бронепоезде”. Неразговорчивый, спортивного сложения офицер, убедившись, что я тот, за кого себя выдаю, пояснил:
— Не любим журналёров, много врут, приукрашивают, подавай им только подвиги, романтику, а проза службы, проблемы им до лампочки. Вы свой парень, вот и напишите, как нас дурят с выплатой боевых, как кормят, как обеспечивают жильём.
Я честно отвечаю ему, что исковыми заявлениями на Министерство обороны, МВД, ФСБ и другие силовые службы заполонены суды Владикавказа, Ростова и Москвы. Для примера привожу Моздокскую вертолётную эскадрилью, где судятся со своей частью около трёхсот солдат, офицеров, прапорщиков.
Действительно, кормят защитников Родины не ахти как, а о быте и говорить не хочется. За три года после прекращения боевых действий практически не построено ни дорог, ни жилья для временной группировки российских войск в Ханкале.
— Всё у нас временно, — шутят спецназовцы, — как сама жизнь, не живём, а выживаем.
Палаточные городки весной и летом утопают в грязи. Бросается в глаза частокол закопчённых труб, из которых постоянно тянется дым. Основная работа — это колка дров. Когда в декабре ударили лютые морозы, весь личный состав — от полковников до рядовых — усердно махал топорами. Две недели только и воевали с холодом. Летом в жару страшная духота. Никуда не спрячешься, кроме палатки, от палящих лучей солнца. Вода привозная, дрова привозные — всё временно.
Нет сушилок, нет прачечных, нет многого необходимого. Правда, “Витязи” не унывают, не жалуются. За гигиеной следят строго. Постоянно сушится на верёвках, в палатках обмундирование, вечером топятся бани. Днём бронетранспортёры выезжают на патрулирование Аргуна, Грозного.
Столица Чечни оставляет удручающее впечатление. Совсем другая картина, чем мы видим по телевизору. Помните уничтоженный фашистами Сталинград, восстановленный советским народом в кратчайшие сроки?! Практически Грозный похож на огородное чучело. Разбитый, одетый в грязные лохмотья, с безжизненными рукавами улиц, пустыми глазницами окон, мусором и грязью в скверах и сотнями чёрных ворон, с жутким карканьем оседлавших макушки редких деревьев. Жители попадаются редко, практически только мужчины. За три поездки по городу я видел только одного ребёнка, пятилетнюю девочку в мятой полинявшей шубейке, резиновых калошах и по-старушечьи повязанном шерстяном платке на голове. Может быть, всему виною была скверная погода или выходные дни? Не знаю.
В аэропорту “Северный”, в котором еле теплилась жизнь благодаря военным, разговорился с молодыми чеченцами-милиционерами. Как и спецназовец Максим, дотошно проверив мои документы, девятнадцатилетний Джалиль с горечью проговорил:
— Никому война не нужна — ни русским, ни простым чеченцам. Моя семья всегда дружила с русскими соседями. Я хотел стать военным. Поехал в г.Балашов, поступил в училище тыла. На меня ребята косятся, чечен, мол... Пришлось вернуться в Грозный, надо кормить мать, отца, сестёр, которые нигде не работают. Будет мир — буду учиться.
— Джалиль, кого ты считаешь виновником войны?
Не задумываясь, он ответил:
— Если в Кремле захотят, то в три дня войну закончат. Ваши и наши воры нефть делят, а народ страдает. Куда уходит нефть эшелонами из Чечни? Где деньги? Мы подсчитали, если хотя бы осталось 30% дохода республике, мы сами бы восстановили Грозный. Не надо нам подачек из Москвы, только русский народ озлобляют и опять воруют.
Откровенность чеченцев, которые постепенно скучковались вокруг нас, скажу прямо, меня шокировала. Пятидесятилетний мужичок, одетый в поношенную “зелёнку”, горячо поддержал Джалиля:
— У меня много русских друзей, и все говорят об одном: виноваты наши дудаевы, масхадовы, прочие доморощенные воровайки, ваши олигархи и их покровители. Не было бы нефти в Чечне, не было бы войны. Дагестану, Осетии, Ингушетии крупно повезло с отсутствием “чёрного золота”, иначе бы и им не сдобровать. В Ираке та же история...
На мой последний вопрос о референдуме, о выводе российских войск и о том, кто должен руководить республикой, дружно ответили:
— Референдумы, праздники, демонстрации, митинги, культурные мероприятия проводить надо — они сплачивают народ. Мы хотим жить в составе России, а значит, и российские войска всегда должны присутствовать на чеченской земле, охранять границы и служить стабилизирующим фактором. А президентом республики должен быть русский человек, хотя бы десять лет. У нас родовые кланы, вооружённые группировки будут без конца делить власть, деньги, нефть.
Такие слова я слышал от многих чеченцев, когда в декабре 1999 года ехал от Владикавказа до Моздока на попутных машинах. Скажу прямо, что мнение простых чеченцев во многом не совпадает с мнением официального Грозного. На днях счастливый Кадыров на всю страну заявил, что он будет выдвигаться на должность президента республики и без российских войск наведёт порядок в Чечне.
— К сожалению, мы это уже проходили, — усмехнулся командир “Витязей”, которому за кружкой чая я рассказал о своей беседе с чеченцами.
— Правы чеченцы в том, что рыба гниёт с головы. Будет порядок в Москве, наведём порядок в Чечне. Только бы не мешали... Сейчас обстановка странная, предгрозовая. Ни войны, ни мира. Долго так продолжаться не может. Безделье разлагает войска, которые находятся на враждебной территории, прячутся за колючей проволокой, минными полями, в бункерах, траншеях, окопах, комендатурах. Другая сторона забывает уроки войны, смелеет и наглеет. Подрастает молодёжь, воспитанная на крови, им бы только в руки автомат и крошить всё и всех. Ещё год, максимум — два, бездействия, и получайте третью чеченскую войну. Такого ужасного сценария политикам уже никто не простит. Ни в Чечне, ни в Кремле. Ещё есть время, пусть думают...

Александр Игумнов, член Союза писателей России
Фото автора

"Новости Югры"