Я объявляю пьянству бой, а как не выпить перед боем?

"Гарики за много лет" привез в Новосибирск Игорь Губерман. Вчера его концерт состоялся в большом зале городской филармонии. Диссидент, один из активистов "самиздата", он изобрел уникальную форму самовыражения — "гарики" (бабушка его называла Гариком): в четыре рифмованных строки он "утрамбовывает" основные постулаты философии жизни и смерти, их вечного противоборства.

Фото: Я объявляю пьянству бой, а как не выпить перед боем?

Я объявляю пьянству бой, а как не выпить перед боем?

Свое поэтическое творчество Губерман называет "стихоложеством" и говорит, что четверостишия рождаются с болью, как дети — "только, наверное, этот процесс более психологический, нежели физиологический".

Учитывая "пятую графу" и связанные с этим сложности при получении высшего образования, Губерман из всех вузов Москвы избрал институт инженеров транспорта. Здесь он познал радости всесоюзных строек. Потом работал инженером-наладчиком, ездил по всей империи. "Со мной ездила бригада наладчиков, все — бывшие зеки. Это была моя первая встреча с настоящими людьми", — говорит автор "гариков".

Отдав моральный долг родине молодым специалистом, будущий классик занялся научно-популярной литературой. Его перу принадлежит книга о бионике "Третий триумвират", которой зачитывались школьники всего Советского Союза. Под псевдонимом он написал повесть о народовольце Морозове и серию статей в журнале "Знание — сила". А потом оказалось, что все это время он только прикидывался советским писателем, популяризирующим науку, рождая каждый день по несколько антисоветских четверостиший. После того, как его приятели издали в Израиле первую книгу Губермана, органы наконец-таки поняли, кто мутит интеллигенцию. В итоге два провокатора-уголовника продали ему краденые иконы, а судья извинялась перед диссидентом, что дала ему срок с конфискацией имущества: "Уж больно хорошая у вас коллекция, кому-то наверху очень понравилась".

В лагере Губермана цитировала вся зона. Затем последовала ссылка и работа в разрезо-строительном управлении. После освобождения Губерману уже не давали писать даже о науке. Тогда он уехал в Израиль, где ему уже никто не мешал писать.

Он искренне любит евреев и русских, посвящая каждому народу одно из двух отделений концерта. Не скрывает, что любит женщин, считая их превосходными созданиями, за которыми будущее мира. Любит друзей, среди которых врачи, инженеры, жену и свою русскую тещу и продолжает "растлевать" души матерной правдой, зарифмованной в гениальных четверостишиях. "Я абсолютно искренне считаю эту лексику естественной частью "великого, могучего, правдивого и свободного". А внутренняя убежденность — она ведь делает чудеса", — говорит Губерман.