Введенская церковь в Дмитрове

Мы продолжаем ежевоскресные публикации рассказов наших читателей о любимых храмах и монастырях. Сегодня Лилия Малахова рассказывает об истории церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы в Дмитровском районе Московской области. При этой церкви несли свой подвиг незаметные внешнему взору святые исповедники XX века, там же они и похоронены.

Фото: Фото: AP

Подробнее о воскресной акции нашей рубрики: Нарисуйте портрет любимой церкви

Фото: AP

Первое упоминание о Введенском храме встречается в дозорной грамоте 1625 года, которая сообщает, что "храм Введения Пресвятой Богородицы, что в Конюшенной слободе, стоит пуст" из-за сильного обветшания. Здание было деревянным, о чем свидетельствует документ 1707 года. Ныне существующий каменный храм был возведен "тщанием прихожан" во второй половине ХVIII века. Храмоздателями, или, выражаясь современным языком, спонсорами постройки, выступили мещанин Ф. К. Макаров и семья Толченовых. Установить точную дату постройки храма не представляется возможным, большинство документов указывают на 1766 год, но в храмозданной грамоте сказано, что она выдана священнику Дорофею Трофимову Преосвященным Сильвестром (Страгородским, +1802) 4 июня 1762 года. Такое расхождение объясняет клировая ведомость 1887 года, которая сообщает, что грамота была выдана прежде окончания строительства храма. Придел святителя Николая освящен 24 октября 1764 года, 15 июня 1765 года — придел свв. мучеников Кирика и Иуллитты и, наконец, 10 сентября 1768 года епископ Переяславский и Дмитровский Геннадий (Границкий, + 1773) освятил главный престол в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы. Таким образом, 1766 год является усредненной общепринятой датой постройки храма. В документах тех лет указывается, что церковь "состоит во всяком благолепии, утварью достаточна", количество дворов в приходе в разные годы колеблется от 89 до 94, число прихожан — около 350, "дворянских, приказных и раскольников не имеется, а причта положено по штату издавна: священник — один, диакон — один и два причетника". К тому времени церковь владела 2650 квадратными саженями земли и деревянным зданием, в котором размещалось приходское училище. В 1786 году священник Симеон Наумов и "все тоя церкви прихожане" "всем коштом" подали прошение на высочайшее имя, чтобы "при оной церкви вместо деревянной колокольни построить каменную". Разрешение было получено и была отстроена трехъярусная колокольня по проекту архитектора Осипова Н. П. Однако за высоким куполом храма звон был плохо слышен в округе, что немало огорчало местных жителей. Поэтому спустя 46 лет неугомонные зареченцы добились разрешения надстроить четвертый ярус. Колоколов было восемь, из них самые большие весили: 213 пудов (3400 килограммов) работы московских мастеров и 75 пудов (1200 килограммов) работы дмитровского мастера Константина Сизова. Об остальных колоколах сведений нет.

Хронологию служения священников удается восстановить лишь частично. Первым упоминается "Дмитровской десятины староста грядской Введенский поп Василий Михайлов" — 1744 год. В 1748 году отец Василий овдовел и ушел в Борисо-Глебский монастырь. Бывший при нем диаконом Дорофей Трофимов занял его место, а диаконом стал племянник о. Дорофея Иван Димитриев. В 1777 году священником назначен Семен Емельянов Наумов. Диаконом в 1785 году стал Е. Петров. С 1806 года служит священник Никита Алексеев Романовский, а по его кончине, с 1841 года, — его внук Василий Иванов Попов. 26 мая 1858 года священником назначен Василий Николаев Лебедев, усердием которого в 1868 году на Введенском кладбище (современная Красная горка) построена деревянная "холодная" Всехсвятская церковь. Средства на строительство пожертвовал архимандрит Московского ставропигиального Симонова монастыря Евстафий (Романовский). Сразу обращает на себя внимание совпадение фамилий и обстоятельств. Судя по всему, о. Евстафий был родственником почившего о. Никиты Романовского. Можно предположить, что таким образом сын почтил память отца в родном селе.

Введенская церковь имеет необычайно пышное для сельского храма убранство. Более всего поражает центральный иконостас — шестиярусный, золоченый, с объемной барочной резьбой. Уникальны его Царские врата — они вырезаны из цельного куска дерева, так что если смотреть на них из алтаря, то видна одна целая доска с прорезями по местам и даже иконы апостолов и Благовещения невозможно вынуть из их мест, они представляют одно целое с вратами. В такой же технике выполнен ряд икон праздничного чина. Неизменно обращают на себя внимание центральное семиярусное паникадило, украшенное ветвями и цветами райских деревьев и фигурами ангелов и трехметровый крест, являющийся наиболее точной копией чудотворного Яхромского Креста. В храме имеются три точных списка чудотворных икон Божией Матери: Феодоровской, Казанской и Тихвинской. Представляет интерес кафельная плитка, образующая великолепную "ковровую дорожку" от входных дверей храма до амвона. Орнамент в стиле "модерн" из переплетающихся белых лилий не напечатан поверх плитки, а набран из кусочков цветного пигмента подобно мозаике и спрессован, благодаря чему этот рисунок практически нестираем. Имеется клеймо производителя: "Косъ и Дюрръ. Мясницкая, 13". Настенная живопись принадлежит "свободному художнику" П. В. Кузяеву, который работал в храме в 1872-м и 1879-м годах.

Фото: AP

Советское время началось для Введенской церкви с изъятия ценностей —из храма вынесли всю драгоценную утварь, бесследно исчезли кресты, мощевики. С некоторых икон сорвали венцы и оклады — экспроприаторам всюду мерещилось золото. Под слоями извести исчезла живопись на фасаде. В 1937 году в Заречье приехал грузовик с солдатами. Всех жителей села согнали к церкви и объявили, что сейчас "по просьбам трудящихся" будут сбрасывать колокола — их звон мешал пролетариату строить светлое будущее. В тот день было уничтожено три самых больших колокола, в том числе московский гигант, причем он оказался столь велик, что для того, чтобы сбросить его, пришлось срочно разрушать одну из опор верхнего яруса — он не проходил через арку. Оставшиеся колокола были перевешены на нижний ярус. Отсюда их было слышно разве что в радиусе 50 метров, и они не так сильно раздражали начальство.

Тем не менее, храм никогда не закрывался. Даже во время Великой Отечественной войны в нем шли службы, а местные жители находили в нем убежище во время артобстрелов — в народе ходило убеждение, что "немец храмы не бомбит". Но на высокой колокольне разместили наблюдательный пункт, и, возможно, поэтому или по иной причине по храму было сделано несколько выстрелов из вражеских орудий. 5 декабря 1941 года один из снарядов пробил стену трапезной и разорвался в приделе святителя Николая. Осколки побили полы, срезали часть иконостаса и унесли жизни 11 человек. Погибшие похоронены в двух братских могилах на территории храма. С этим грозным временем связано местное предание. В те годы в Дмитрове жила некая Дунюшка, почитаемая верующими людьми за блаженную. Известно, например, что однажды она пришла в монастырский собор и закурила в нем, размахивая при этом руками. Когда ее спросили, что же она делает, то последовал ответ: "Дым гоняю". На следующий день собор полностью выгорел изнутри от пожара. Когда немецкие войска стали подходить к городу, была объявлена эвакуация населения. Одна из жительниц Заречья обратилась к Дунюшке с вопросом — нужно ли уезжать? Блаженная махнула рукой и сказала: "Не бойся! Ваш храм немца в город не пустит. Он до Второго Пришествия будет стоять". Так или иначе, но немецкие войска остановились в километре отЗареченской церкви на горе Волдынская, откуда так хорошо виден храм. Дальше они не прошли.

Минула война. Но мирное время оставалось для храма военным — приходилось неоднократно отражать попытки закрыть храм и во время хрущевских "безбожных пятилеток", и позднее. Но Господь и Пресвятая Богородица хранили Свой дом ради молитв подвижников, среди которых в первую очередь надо назвать схимонахиню Иоанну (Анну Сергеевну Патрикееву), духовную дочь и келейницу новосвященномученика Серафима (Звездинского), епископа Дмитровского. Владыка с юности окормлял Анну, называл ее "моя овечка", доверял ей свой архив. Анна сопровождала его во всех ссылках — для этого пришлось оформить ее удочерение епископом Серафимом, поскольку сопровождать "политических" разрешалось только родственникам. Анна Сергеевна являлась дочерью Сергея Павловича Патрикеева, одного из самых богатых и именитых людей. Его мать, бабушка Анны, почти все свои доходы направляла на строительство храмов. На ее пожертвования были построены трапезная Киево-Печерской Лавры, храмы в Сергиевом Посаде и Тихоновой пустыни, Гефсиманский скит. Те, кто приходит поклониться мощам преподобного Сергия, игумена Радонежского, видят у его ракки большой серебряный подсвечник, на который ставят свечи паломники — это тоже пожертвование этой благочестивой женщины. Сергей Павлович также был щедрым жертвователем на строительство и благоукрашение храмов и монастырей. Детей, а их в семье Патрикеевых было шестеро, с младенчества воспитывали сугубо церковно. Вся семья неукоснительно соблюдала Устав, постами и праздниками обязательно исповедовались и причащались все вместе — и дети, и родители. Но Анна изо всех особенно отличалась смирением и усердием к молитве и посещению святых мест. Как она рассказывала, однажды во время паломничества в один из монастырей, когда ей было лет шесть, она так усердно прикладывалась к иконам, что привлекла внимание некоего старца монаха. "Откуда ты?" — спросил он юную паломницу. "Из Химок", — ответило простодушное дитя. "Схимница из Химок, схимница из Химок…" — несколько раз повторил старец. Кто был сей подвижник, предузнавший в ребенке верную овечку стада Христова, — неизвестно.

Пройдут десятилетия, прежде чем сбудется это пророчество, а впереди — ссылки, тюрьмы, голод, скитания по чужим углам. Выросшая в роскоши, с многочисленными боннами и гувернантками, спавшая в кроватке с золочеными перильцами, Анна умирала в жуткой нищете, будучи персоной нон грата для властей, которые не знали, как избавиться от "враждебного элемента". Еще при жизни близкие ей люди замечали за нею прозорливость. Предсказала она и день своей кончины. Священник, причащавший ее, как-то пообещал приехать к ней на Казанскую. "Нет, батюшка, не успеешь, — ответила схимонахиня Иоанна. — Приезжай, пожалуй, денька на два пораньше". Отец Борис приехал раньше, поскольку уже было известно, что схимонахиня Иоанна просто так ничего не говорит, и причастил ее. Скончалась она в самый день Казанской иконы Божией Матери, которую так почитала. Отпевали ее во Введенском храме, и здесь, неподалеку от него, она нашла вечное упокоение в скромном уголке дмитровского кладбища, среди могил монахинь, так же, как и она, несших крест исповедничества в жестокое безбожное время. Две ее духовные дочери Антонина и Ирина приняли и сохранили для православного мира архив Серафима (Звездинского), его личные вещи и главную святыню — постригальные власы священномученика, которые теперь находятся во Введенском храме.

От редакции: Дорогие друзья, мы надеемся, что воскресные рассказы о любимых монастырях и храмах в рубрике "Религия" будут продолжены. Присылайте ваши истории.

Читайте самое интересное в рубрике "Религия"