Красная валюта Приморья

Ирина, молодая симпатичная девушка, ходила между бассейнами-ванными и, словно древнерусская сеяльщица, широкими взмахами руки "распыляла" остро пахнущую рыбой смесь, похожую на песок. Малек плотными и быстрыми косяками следовал за ней, покрывая рябью водную гладь. Здесь, в основном производственном помещении Рязановского экспериментально-производственного рыбоводного завода, что в Хасанском районе, находится свыше 10 миллионов малька кеты и около миллиона — симы, которые уже в эти дни будут спущены в речки Рязановку, Пойму и Нарву. Можно сказать, что Ирина прощалась со своими "питомцами". Да и коллектив завода тоже: для него закончился важнейший технологический цикл, в ходе которого истрачены изрядные финансовые ресурсы, кстати, поступающие из федерального бюджета, а этот малек — конечный результат, если хотите, конечный продукт завода, а также ученых-рыбоводов. Продукт весьма, надо сказать, не дешевый, но который, по сути, будет выброшен в реки, скатится в море, там нагуляется и.., может быть, года через три-четыре вернется. Так что же, бюджетные деньги на ветер, вернее, в воду? КАК КЕТА ПОЯВИЛАСЬ В РЯЗАНОВКЕ — Споры о том, нужно ли развивать искусственное воспроизводство лосося или нет, велись всегда, — рассказывает директор Рязановского рыбоводного завода Елена Януш. — Как будто и непонятно, что естественное воспроизводство лосося было бы возможно, если бы мы, люди, оставили в покое естественные условия, в которых оно будет проходить. Тогда природа сама бы все регулировала. Мы же и черпаем рыбу без меры, и безоглядно уничтожаем нерестилища. Все это, бесспорно, так. Уже всем очевидно, что человек, который не может выжить без природных ресурсов, должен помогать и их возобновлять. Тем более это ему под силу. И сама история возникновения рыбоводного завода на Рязановке это весьма убедительно доказала. В самый разгар споров насчет необходимости искусственного воспроизводства, в конце 70-х — начале 80-х годов, специалистам ТИНРО удалось пробить идею строительства завода на совершенно "пустой" реке. Тогда в Рязановке и в самом деле водились лишь гольян да пеструшка. Может, когда-то сюда и заходил лосось, да только к 1986 году, когда завод запустили в эксплуатацию, о нем здесь уже никто не помнил. В этом же году на ближних речках заготовили кету: не сетями, а соорудив сложные заграждения. Если какая-то самочка была не готова к икромету — каким-то образом специалисты это определяют, просто взглянув на особь, то ей давали возможность "дойти до кондиции" в садке. Но в любом случае рано или поздно каждую особь отлавливали и, словно младенцев, чтобы, не дай бог, не побить, перевозили в цеха. Ну а тут все по технологии, которая начиналась с простейшей процедуры — усыпления: деревянной колотушкой между "глаз". Может, и выглядит это неэстетично, но иначе никак нельзя: можно попортить брюшину, и тогда рыбину оставалось только выкинуть, вернее, употребить по прямому назначению. А дальше все просто: выдавили икру, заложили на хранение, оплодотворили, получили малька, вырастили его до кондиций сеголетки, едва достигающей веса в один грамм, а весной, именно в это время, выпустили в "пустую" Рязановку. Эксперимент превзошел все ожидания. Через три года в речку на нерест зашли первые особи, а через четыре в ней появилось свое стадо кеты. И всем спорам конец. А МЫ ИХ ТАНКАМИ С тех пор технология искусственного воспроизводства лосося, весьма затратная, на наших российских заводах практически не изменилась. Разве что на Рязановском стали выращивать молодь симы, поистине золотой рыбы, а это процесс еще более трудоемкий. Ведь ее выпускают не едва заметной сеголеткой, а двухлеткой, достигающей в длину 10 сантиметров и более. Связано это с тем, что такой малек, выпущенный на вольные "пастбища", лучше выживает, быстрее набирает вес. К тому же часть малька симы не скатывается в море, а остается в реке, и ему нужно успеть приспособиться к новым условиям. Очевидно, все достаточно хорошо представляют, что происходит дальше — через три-четыре года нынешний малек становится добычей промысловиков. Правда, до нерестилищ взрослые особи могут и не дойти. В один из засушливых годов, например, погибли все нерестилища на реке Нарве, и если бы не Рязановский завод, то еще долгие годы она оставалась бы пустой. А лет пять назад наши доблестные морпехи проводили совместные с американскими беретами учения на полуострове Клерка, а там — устья рек Рязановки и Поймы, которые и были успешно перепаханы гусеницами десантников, залиты дизтопливом. Рыба в речки просто не пошла. Но это, как говорится, экстремальные ситуации, которые, впрочем, достаточно полно показывают наше отношение к нерестовым речкам. А в целом труд коллектива Рязановского завода не пропадает даром. Благодаря его усилиям стадо лососевых и в море, и в "подведомственных" речках сохранилось. Вот только достается оно, повторимся, частным предпринимателям, никакого отношения к воспроизводству лосося не имеющим. И не было бы вопросов, если бы это происходило в период "развитого социализма": тогда все было государственным, и государственные же затраты сторицей возвращались обратно в казну. Но теперь-то весь промысел в частных руках, которые, не секрет, не гнушаются и приловить к выделенным квотам, и продать улов "налево" либо переработать частным образом и выбросить продукцию на практически не контролируемые рынки необъятной России, где с нужными документами проблем никогда не было. И что ж выходит: государство собственным бюджетом, из которого выделяются весьма скудные средства на социальные программы, способствует накоплению валютного жирка у "рыбных" коммерсантов? ПОЙДУ НА ПЛАХУ, НО ДЕНЕГ НЕ ДАМ — Все это так, — комментирует Елена Януш, — но государство в лице Госкомрыболовства России, финансируя искусственное воспроизводство лосося, сохраняет стадо Дальнего Востока для будущих поколений. Если нам не удастся навести порядок, привлечь коммерсантов к этому делу, то может, наши дети будут морально готовы вести рыбоводство цивилизованными методами. Вот именно: морально мы не готовы "дружить" с природой, потому что ничего тут выдумывать не надо — все уже придумали, скажем, японцы. Там в этой сфере умело и просто соединили науку, государственный, общенародный и коммерческий интерес. Вот лишь некоторые примеры. Существуют рыборазводные заводы — и большие, и малые. Те, кто непосредственно занимается воспроизводством и выпускает малька на вольные пастбища, получают квоту в первую очередь. Есть коммерсанты, которые покупают на заводах малька и выпускают в речку или ручей, которую арендовали, — они тоже пользуются преимущественным правом промысла на своем водоеме. И это логично: ведь фактически они, купив эту рыбу еще в стадии сеголеток или старше, очень рискуют. Лосось, конечно, вернется туда, откуда начал скатываться в море, но в каком количестве, точно сказать никто не может. А некоторые пошли еще дальше: арендовав у государства целые заливы с чистейшей водой, они устраивают садки длиной в несколько сотен метров и в них доращивают молодь, опять же купленную на рыборазводных заводах. В основном так нагуливают симу — наиболее в Японии ценную рыбу. Никто не в ущербе, у каждого свое дело, а главное, инвестиции в это своеобразное производство самым чудесным образом делятся между государством и предпринимателями, если это слово применимо к японцам. Кстати, те же японцы поставляют нам оборудование для заводов, подобных Рязановскому, на 300-400 тысяч долларов в год. За то, что в море ловят нашего лосося. Наверное, могли бы этого и не делать, однако понимают, что в России эта отрасль может просто умереть, и тогда очень сильно оскудеют традиционные пути миграции, скажем так, "российского" лосося — ведь у "японского" другие тропы и другие пастбища, а собственный народ кормить надо. Вот таким образом организовать дело нам пока не по силам, может, потому, что промысловые компании по-прежнему не желают инвестировать возобновление морских ресурсов. Министр внутренних дел России Борис Грызлов, недавно побывавший в Приморье, имел в виду именно наш край, когда заявил, что браконьерство в рыбной отрасли достигло немыслимых масштабов. Уж очень склонен наш коммерсант к легким деньгам. Не умеющий работать на долгосрочную перспективу и желая быстро набить карман, он, не задумываясь, идет на браконьерство, на нелегальный прилов и потом на полулегальный сбыт. Причем готов рисковать чем угодно — рыбодобывающими судами, которые могут попасть под конфискацию, снастями, даже собственной свободой, но только не своими инвестициями в искусственное воспроизводство лосося. И совершенно зря: риска здесь практически никакого нет, потому что лосось возвращается всегда. В чем убедились уже владельцы трех частных рыборазводных мини-заводов, что успешно работают на Сахалине. А у нас в Приморье, между прочим, речек, пока "пустых", но которые в принципе могут иметь собственное стадо лососевых, куда как больше. За технологией "зарыбливания" далеко ходить не надо — на том же Рязановском вам подскажут, что и как делать. ......Ирина, может, в последний раз разбрасывая корм своим питомцам, безусловно, знала, какие испытания их ждут. В речках — пеструшка, впрочем, уже мало способная "схавать" сеголетку. Зато разнообразной птицы хватает — кулик, цапля, которые, по словам главного рыбовода завода Валентины Павловой, в предвкушении пира уже оккупировали берега. В море у них тоже недругов хватает, но все равно при самом худшем раскладе 50 процентов от этого выпуска вернется. Это примерно 15 тысяч тонн взрослых особей. Красная валюта России, которая вложила в них деньги и которой, как всегда, придется делиться с браконьерами разных мастей — и в море, и на реках.

Евгений ИЗЪЮРОВ, "Владивосток"