Бомж.. сын мента

Банальная семейная ситуация: гражданский брак (уже не первый у неюных людей), ребенок, не сложившиеся отношения, разрыв. Разрыв грубый: с кулаками, бранью, бегством из дома женщины с ребенком. Пятилетние их скитания по разным углам, и странная (а может, естественная) женская надежда, что мужчина вернется в семью. Несмотря на то, что он снова женат, и уже официально. Вряд ли стоило вторгаться в чужую жизнь и отношения, если бы они не привели к факту незаконному и вопиющему — ребенок этой несложившейся пары оказался бомжом.

Подростка, наверное, давно бы защитили социальные и правоохранительные службы, если бы отец несовершеннолетнего бомжа не являлся... начальником Селтинского РОВД. И его сейчас меньше всего волнует то, что 16-летний подросток уже год нигде не зарегистрирован. Между тем оба его родителя прописаны в одном доме: этот дом для семьи начальника милиции, жившего до этого в маленькой квартирке, помогло построить МВД УР.

В ордер были вписаны гражданская жена и ребенок. Но в 14 лет мальчик получил паспорт... с новой пропиской. Отец выписал его из своего дома и прописал по адресу фактического проживания: после распада семьи мальчик с матерью жили у старшей замужней сестры. Год назад подросток решил уехать в училище за пределы республики, и его выписали и из этой квартиры. Но он вернулся (что-то не понравилось в чужом месте) и остался без нормального жилья.

В доме отца — молодая жена с собственными детьми. В квартире сестры на 15 метрах жилой площади ютится семья из четырех человек, и он (весьма крупный подросток) — с матерью. Комнатка и кухонька превращены в спальню. Столом, обеденным и учебным, служат табуретки. А мальчик, представьте, собирается через год поступать в УдГУ и надеется на помощь отца, которого любит. Тут я не выдержала и спросила у подростка, говорил ли он отцу, что ему просто негде учить уроки?

- Да, и папа сказал, что я могу приходить в райотдел и заниматься в учебной комнате, — простодушно ответил парень.

В РОВД, вероятно и в каталажке, будет посвободнее, чем в крохотной кухне, где спит подросток. Но спрашивать — предлагал ли ему отец там спальное место? — я у мальчика не стала. Ему и так врачи ставят невроз, потому что об отношениях его родителей известно не только в Селтах.

Чего добивается мать? Того, чтобы сына прописали в отцовском доме, и он получил право на часть этого имущества. Чего хочет отец? Чтобы прежняя семья никак не ущемляла — морально и материально — его новую семью. Материальное ущемление уже есть — алименты, и на большее мужчина не согласен. В разговоре о ненормальном положении родного сына отец видит только корыстные интересы его матери, женщины, которую он со своей новой семьей ненавидит всеми фибрами души и которая прописана в "их" доме.

Шуму эта женщина, надо сказать честно, подняла много: ее жалобы появились в МВД и Прокуратуре УР, дошли до Комиссии по правам человека при Президенте РФ и были направлены в Прокуратуру УР.

Это ничего не дало: в МВД УР ответили резонно: "В ходе служебной проверки фактов для привлечения к дисциплинарной ответственности (бывшего мужа-начальника — ред.) не выявлено. Вопрос о предоставлении жилой площади не входит в компетенцию МВД". Проверок было много, и "скандальную" женщину категорически не пускают на личный прием к министру даже по записи. (По слухам, у Селтинского начальника милиции в министерстве репутация хлебосольного и радушного хозяина.)

Ответ из прокуратуры республики был еще более лаконичен: "Оснований для вмешательства прокуратуры не имеется". Доля лукавства и явного нежелания заниматься этим делом здесь как раз есть, но об этом позже.

Если убрать нравственную сторону вопроса об отцовской ответственности, то юридический вопрос об ущемлении жилищных и имущественных прав подростка лежит в сфере гражданского судопроизводства. Его должен решать суд. Решения селтинского суда о претензиях бывшей семьи на дом больше всех сейчас ждет отец 16-летнего бомжа.

"Вы не должны ничего писать до решения суда, — наступал на меня внушительных размеров собеседник, он же начальник РОВД. — Иначе мы расценим это как давление на суд и примем контрмеры!" "Редактор районной газеты уже плачет от этих баб, — почти дружески жаловался мне начальник РОВД. — Мы их видеть не можем!" "Бабы" - это бывшая гражданская жена и местная журналистка, сама многодетная мать, решившаяся вступиться именно за права ребенка. Кстати, эти женщины уже 8 месяцев не могут добиться, чтобы в Селтинском суде приняли их встречный иск. Что уж тут говорить об объективности и беспристрастии...

Между тем восстановить права подростка как на жилье, так и на имущество можно. И можно было бы давно, если бы его мать знала адреса помощи. Обращаться нужно было не в МВД, а в отдел семьи: обеспечение интересов несовершеннолетних — в их компетенции. Селтинский отдел семьи занимается этим делом только месяц. Составлен акт о ненадлежащих жилищных условиях подростка, и предписано отцу прописать его в 10-дневный срок. Мужчина "по-свойски" удивился официальному письму: "Что это вы мне указываете?"

И в этой ситуации проблема вряд ли решится на районном уровне, без вмешательства отдела семьи министерства соцзащиты. В защите прав подростка должна помочь (если отказалась районная, как это было в Селтах) Прокуратура УР: ее отдел по исполнению законов в отношении несовершеннолетних и молодежи. (Нужно знать, куда конкретно обращаться в каждом ведомстве. Обращение к"прокурору Зыкину" смахивает на некую абстракцию и грозит просто отпиской, как и случилось.) Но главной инстанцией решения этого вопроса, конечно, остается суд. И если не устраивает решение районного суда, есть Верховный суд УР.

- Почему вы защищаете интересы одного ребенка в ущерб другой семье?! — пытался "срезать" меня этим вопросом начальник милиции. Выгодно, конечно, нести моральные и материальные обязанности только перед теми, кого любишь сегодня. Но как вычеркнуть долг перед теми, кого родил и любил раньше? С глаз долой — из сердца вон и из дома тоже...

Юлия Ардашева, "АИФ Удмуртии"