Вот будет лето, поеду на дачу...

Воришки, для которых Владимир Ильич немало сделал, его не любят. Взяв на вооружение его нетленный лозунг «Грабь награбленное» и наплевательское отношение к чужой собственности, они не уважают Ленина и не перечитывают его труды. Убедилась в этом четвертый раз, приехав после зимы в свой дачный домик в далеком от города Новом Тукшуме Шигонского района. Опять там побывали гости, которых не приглашали.

Осенью мне тихо думалось: что еще у меня можно взять? Вроде все более-менее ценное уже вытащили. Последние воришки так не думали — их интересовала мягкая мебель. Они выдрали три секции из мягкого уголка, прихватили два кресла, не торопясь, открутили гардины вместе с занавесками, сняли люстру небывалой деревенской красоты, взяли матрас и одеяло. Вывалили из шкафов все тряпье, явно не найдя там обновок от Кардена. Эти были гуманисты — они оставили подушки, одну чашку, одну рюмку и четырехтомник Ленина. Их заинтересовали любовные романы с яркими картинками, которыми я снабжала местных романтических бабулек.

Мои воры сентиментальны и тянутся к красоте. С незапамятных времен висит у меня на стене глиняное кашпо, утыканное сухими веточками и цветочками. Каждый раз воры срывают его, выбрасывают веточки, несут к выходу, а потом видят, что кашпо старое, битое и клееное. И гуманно оставляют брошенным на столе. Дверь в дом отжимали. В сенях сорвали замок. Все разбросали, но без гадостей.

Перед этим год назад аккуратно была снята антенна. Чуть раньше «поработали» ребятами с большим чувством такта и еще большие эстеты. Когда мы в тот раз приехали, открыли дом, то все вроде было на своих местах, чисто и прибрано. И только через час увидели, что нет иконы. Ножей. Ржавого нагана с гражданской войны, найденного на огороде. Книг по цветоводству и уголовному праву. Ленин в своем красивом синем переплете как стоял, так и остался. Уже в сенях увидели, что шкаф-сейф открыт и прощай моторчик для воды, электроплита и девять шампуров (один оставили). На крыльце, видимо, на долгую память, бросили фомку.

Уверена, что в этот момент дрогнули сердца сотен тольяттинских дачников. И каждый из них может составить свой перечень украденного, нагло поруганного. Ранней весной, когда протаптываются первые тропинки к дачам, наши садоводы и огородники берут с собой валерьянку и валокардин — стресс неминуем. Летние домики наших горожан очень среднего достатка никак не защищены. Первые вести после этой зимы: в Федоровке на большом массиве отрезаны все провода, в Мусорке местные ( или приезжие) шакалы прошлись по целому порядку — ломали двери, били стекла, жгли в домиках костры, в Портпоселке из ветхих избушек вынесли все вплоть до гнутых вилок, в Нижнем Санчелееве глянулись лопаты, вилы, тяпки и прочая, прочая до бесконечности.

Мудрые и опытные дачники усмехнутся: надо все вывозить и хитро прятать, нечего домишки по-доброму обставлять, урожай лишь бы сберечь — и на него лихоимцев хватает. Согласная я.

И все-таки дело не только в трех помидорах и кочане капусты. Люди (повторяю, очень среднего достатка) уезжают к своим делянками из города, который жевал и душил их всю зиму, уезжают от службы, которая как ни хороша, но утомляет, уезжают из четырех стен квартиры, которая становится клеткой. Глаза скучают по зеленому простору, душа — по простой радости, будь то цветочек или первый огурчик, тело ждет солнца, незатейливой физической работы. Это у нас называется отдыхом — не все же по Канарам шустрить. И вполне естественно желание худо-бедно обустроить свои домишки, халупки, навести уют, чем-то украсить. Не новьем, конечно, но хоть как-то, хоть чем-то. Тут и находятся «добры люди», которые если не воруют, то пакостят, гадят, другими словами — плюют в душу. Самое противное, что я ни разу не слышала, чтобы этих лихих молодцев наказали или кому-то вернули украденное. О самосуде наслышана: если попадался вор или пакостник на месте, его хорошо били. И будут бить. Где-то нанимали казаков, но это летом. А зимой наши владения и фазенды порой с решетками на окнах и с крепкими запорами становятся добычей дармоедов любого толка.

Есть, правда, милые исключения. Ханыги залезают в тот или иной домик с одной целью — найти и выпить, неважно что. Дальновидные дачники оставляют для них бутылку-другую. И записку: «Угощайтесь, только не громите». Пьют, не громят, в ответ пишут: «спасибо, хозяин». Трогательно до слез, но крайне редко.

После разгрома на даче редко кто обращается в милицию с официальным заявлением — все равно не найдут и искать не будут. А нет заявления — нет повода для тревоги, у сельской милиции итак дел невпроворот, зачем ей жизнь усложнять. А я бы все-таки подговорила дачников, пострадавших от грязных ручек, провернуть эту акцию — всем вместе, массово и с энтузиазмом написать заявления. Взятая у вас вещь бесследно ведь не пропадает, она где-то живет без вас.

Моя летняя односельчанка по Тукшуму тольяттинская жительница Нина Трухина в начале марта тоже получила пощечину — дом обворовали. Она оставила заявление в Шигонском РОВД, периодически интересуется его судьбой. На днях и я это сделаю, потому что сельцо наше маленькое и авторы грабежей вычисляемы. Тем более старые кресла далеко не увезешь, они где-то рядом, может быть, на соседней улице.

Соседка Терентьевна, местная жительница, по приезду меня обругала как хотела: ездить надо чаще и хороших вещей не возить. Часть моего имущества она от мародеров спасла ( отдельное ей спасибо). И с присущем ей мордовским юмором добавила:
— Ты не расстраивайся, у нас за зиму магазин не раз грабили — до сих пор врагов ищут.

Следует заметить, что буквально четыре года назад греха такого в Тукшуме не было. Село было многолюдное, работящее, друг у друга не крысятничали. По известным экономическим причинам сейчас здесь остались одни пенсионеры. А пустые домишки скупались за копейки, предприимчивые риелторы ( немало тольяттинских) продавали их пропойным людишкам, которые что в городе, что в селе работать не любят. А кушать и выпить им хочется всегда, они и приноровились поворовывать в селе. У кого лук из бани, у кого курицу, у кого табуретку. Местные по преклонности лет с ними не связываются, а участкового за восемь лет моего пребывания я там ни разу не видела — перевелись трепетные Анискины.

На фоне всеобщего весеннего обострения, повышения всяческих цен, задержки зарплаты тема может показаться мелковатой — подумаешь, грабли спендюрили, подумаешь, в душу плюнули — утрешься и дальше пойдешь. Раз плюнут, два, а на третий возьмешься с огорчения листать оставленные тома Ленина, и лозунг «грабь награбленное» станет сердцу близким. Этого, что ли, от нас добиваются?! Вы вспомните хоть один сериал, кроме «Деревенского детектива», где бы расследовали вот такое мутное дело — не вспомните. У «звезды» деньги или машину стянут — вся страна делает стойку. Слово вор чуть ли героическое, на экранах это вообще мать Тереза с наколкой на руке.

Мне не нравится, когда дети, приезжая с мамами-папами, дедушками-бабушками на дачку, уже привычно спрашивают:
— А что на этот раз грабанули?
И тут же зарекаются:
— Вырастем и никогда дачу заводить не будем — все равно житья не дадут.

Мне не нравится, что на стареньком диванчике, помнящем еще мою бабульку, кто-то незвано сидел. Мне не нравится, что парящее чувство эйфории от блаженства на крылечке пропадает от созерцания чужого окурка. Мне не нравится вид выломанной подонками двери. Мне многое не нравится…Особенно то, что я не могу плюнуть в ответ.

Галина ПЛОТНИКОВА, "Площадь Свободы" (Тольятти)