Палаточный капитализм

Мысли и чувства бывшего москвича об обновлённой столице
Родился я в Москве. Там пошел в школу. Оттуда десятилетним мальчишкой убежал от фашистских бомб в Иркутск к отцу. На наш Кранопресненский район налеты немцев были особыми — кругом крупные предприятия. Одна Трехгорная мануфактура чего стоила...

Командировка в Москву по старым временам — приятное событие. И вот подвернулся случай поехать по редакционным делам.

Где жить, где остановиться? Одноместный номер в гостинице стоит столько, сколько путевка в санаторий в советское время с лечением, питанием и культмассовым затейником... Экономя деньжата, чтобы их хватило на пропитание, я решил остановиться у родственников. О них я расскажу ниже.

Москва сильно изменилась. Немало зданий в центре на Тверской и Садовом кольце с выщербленными стенами, пустыми глазницами окон. Стоят огромные дома, как гигантские животные с беззубыми челюстями. "Свежий глаз" заметил и грязные тротуары, не убранные мостовые и скверы.

Калининский проспект — сердце столицы — удивил особенно. Напротив известных современных магазинов, что в нижних этажах высотных домов, плотной километровой стеной выстроились ларьки. И так близко друг к другу, что только в двух местах можно между ними пройти. Если каждый ларек шириной в три метра, без интервалов, то сколько их на тысячи километров? В каждом обилие импортных товаров. Задумываешься: где же это все можно было достать, добыть, через какие таможенные кардоны провезти? Может, это гуманитарная помощь нашей стране? В каждой палатке одежда, выпивка, игрушки, галантерея — на любой вкус, возраст, на любую потребность. Торгуют старики, молодые парни и девчата. То, что вчера или час назад было в государственных магазинах, пожалуйста, покупайте с рук предпринимателей. А еще недавно они назывались спекулянтами. По всему проспекту десятки подворотен, ларьков, автофургонов — обменные пункты валюты. Меняют рубли на доллары по своему особому курсу.

За новым Арбатом знаменитый старый Арбат. Еще недавно здесь можно было купить солдатскую и генеральскую шинель, любые ордена и медали, включая звезды Героев, портреты вождей. Продавались даже Государственные флаги СССР и знамена прославленных дивизий. Остались и сегодня на Арбате нищие люди. Собирают милостыню. Некоторые играют на гитарах, поют и отплясывают. Играют на скрипках и гармошках. Перед каждым на земле шапка или банка...

В начале старого Арбата играл оркестр — пять-шесть музыкантов. Играли усердно, профессионально. Много было слушателей, и все клали деньги в бочонок. Я решил положить десятирублевку. Успел только наклониться над "кассой", как оркестранты заиграли популярную мелодию "семь-сорок", причислив меня к еврейской национальности. Играли песенки, куплеты из оперетт и частушки... Рядом со мной жена у мужа просила сторублевку (так расчувствовалась игрой женщина). Муж возражал, но жена настояла. И тут же оркестр, переключившись с известной "Сулико", заиграл для полноватой русской женщины известную "У самовара я и моя Маша"...

Посетив многие магазины, я отстал от мысли что-нибудь купить. Такой уж была традиция — не приезжать из столицы с пустыми руками. Магазины меня вообще перестали интересовать, после того, как я увидел трусы за 2500 рублей (две тысячи пятьсот). Я специально пишу прописью, чтобы не усомнился читатель в аккуратности корректоров. Понимаю, могут быть трусы и французские и американские и японские, могут быть из сатина и ситца, атласа и трикотажа... Все равно у трусов одно предназначение -- прикрывать зад, когда снимаешь брюки. Без американский трусов можно обойтись, а вот без питания не проживешь.

А есть ли наше государство вообще, усомнился я, зайдя в крупнейший московский гастроном на Калининском проспекте, тот, что до перестройки назывался "Новоарбатским". Гастроном весь куплен ирландской фирмой. Ее товары, витрины, цены и сервиз — за особые рубли. Работники магазина получают зарплату в валюте. Все это не для нашего человека. Таких магазинов сегодня много в Москве. Их издалека можно отличить, по витринам, дверям, ступенькам из мрамора.

Однажды я позавтракал в сквере напротив Белого дома, думая, что какой-нибудь телеглаз сейчас меня наблюдает. Не подвел я русский народ. Ел красные помидоры, сервелат, белую булку и запивал баночным пивом. Наверное, президент считает, что все россияне сервелат баночным пивом запивают...

Был такой известный ресторан в Москве — "Берлин", с прекрасной немецкой кухней. Здесь одним фирменным салатом "Берлин" можно было утолить голод. В этом ресторане ловили при посетителях в бассейне свежую форель и несли жарить на кухню (правда, из достоверных источников было известно: жарили рыбку из холодильника, а живую снова ночью пускали в бассейн). А какой здесь продавали шницель по-министерски из куриного мяса в сухарях! Сегодня это в памяти, как детская сказка. "Берлину" вернули прежнее название — "Савой", так его звали в старину. "Савой" огорожен белой металлической ажурной оградой. Расположен он в центре. Зайти за ограду сможет тот, кто не испугается цен в меню, выставленных у входа, да платы за посещение. Две сосиски здесь стоят двести рублей, столько же и бутылка пива. А сколько интересно стоит сегодня шницель по-министерски? Конечно, еда вся немецкая.

Уже перед обратной дорогой решил отдохнуть в парке культуры имени Горького. День был обычным, рабочим, середина недели. У входа двое рослых парней в десантных костюмах показывают мне на кассу. Там в окошке двое в таком же снаряжении просят пятьдесят рублей за вход! "Отец, может, у тебя льгота есть"? Не люблю слово "пенсионер", зато семьдесят произношу не без гордости! "Тогда иди гуляй за червонец". Билеты ни за полсотню, ни за десятку не дают. Ни одного буфета или кафе в парке не встретил. Зато под каждым деревом сидел частник в палатке с латком. У него было все: и экзотические фрукты, и мороженое, и шоколадное ассорти, и бутылочное и баночное пиво... Все, что твой душе угодно!

А вот и колесо обозрения. За сто рублей можешь описать круг, подняться над столицей, Москвой-рекой, парком. Дорого, скажешь, читатель, а если мама, папа с детьми?! "Колесо в парке частное, — говорит не без превосходства его владелец. — Я его купил"! Задумываешься, как купить запасное колесо к автомашине, а тут целый аттракцион в диаметре 250 метров в руках у собственника.

Найти туалет в парке непросто, хотя стрелки указателей на каждом дереве и почему-то все показывают в разные стороны. Туалеты тоже частные и каждый зазывает в свой. Вам не становится легче, когда у туалета нет ни "М" ни "Ж", но зато играет стереомузыка. Вход — червонец, и тут нельзя не вспомнить булку хлеба ценой за пятерку.

Теперь самое время рассказать о родственниках. Их в Москве у меня много. Живут мои родичи не хуже нашего, хотя и без сибирских коэффициентов. Они хорошо питаются, не хуже нас одеваются. А вот сибиряков считают очень богатыми, будто деньги у нас прямо в тайге, на деревьях растут.

Сестра встретила радушно. Да вот беда, муженек у нее в запойном состоянии. Говорит — болеет. Болезнь такая есть. Лечить бы ее, подумал я, не медикаментозно, а кулаком! Привезенную с собой бутылочку "Байкальской" мне на стол поставить не дали. Был гостем и в другом доме. За прекрасно накрытым столом выпить тоже не разрешили. Предупредили: "Не намекай, у нас сухой закон!"

Зато у тетки отличился. Спрашивает меня, едва я порог переступил: "Выпить хочешь?" "А как же, если закусить есть..." И пошел я за коньяком!

Каждый день у меня в Москве начинался так. Утром, за час до начала рабочего дня, спускался на лифте с 16 этажа. Люблю рано ходить по Москве не спеша, когда мало людей на тротуарах и нет автомобильной истерии. Лифта два в этом большом доме: грузовой и пассажирский. В 108 квартирах живет четыреста человек — целая деревня! У каждого десятого жильца собака, четвероногий член семьи. С каждой собакой я познакомился. Едва лифт спускался к 14 этажу, как в него вбегала хозяйка с сенбернаром. Огромная собака вставала на задние лапы, опиралась о мои плечи и лизала мне шею и уши. Я, пугаясь, вздрагивал. Хозяйка говорила: "Не пугайтесь, собака у меня очень дружелюбная, безобидная". Только заканчивалась эта ознакомительная процедура, как на девятом этаже забегала другая собачка. На четвертом-пятом вбегала в лифт нагримированная молодая женщина с маленькой собачкой. Та стремилась облизать мне туфли. Всех собак по утрам выводили по естественным надобностям. Вот бы сделать платный собачий туалет и брать по десятке ежедневно. Сколько бы денег можно было бы собрать по всей Москве. Можно было дворникам платить достойную зарплату, а может, и собак бы поубавилось. А травка и цветочки наверняка появились бы в московских двориках. Вместо сами понимаете чего.

Посмотрел я на все это, и захотелось домой. Но сначала я поехал на свою родную Красную Пресню. Думал, попрощаюсь со своей родиной, никакой редактор не соблазнит меня еще раз московской командировкой. Привыкший к скамеечному пищеблоку, купил пива, колбаски, огурчик, пошел в сквер, где стоял наш дом, нашел свою школу, где учился, сегодня здесь музыкальное училище. Разговорился с прохожим. Думаю, старик все помнит. Показал он на наш Шмидтовский проезд. Оказался мой собеседник моложе меня на десять лет. Жизнь так умотала человека. Пивка со мной он выпил и оказался очень разговорчивым человеком. Работаю, говорит, на Курском вокзале носильщиком.

- Работа трудная? — спрашиваю.

- Да нет, на себе вещи не носим, тележка есть. Пять тысяч зарабатываю.

- В месяц?

- Да нет, в день. Работаем через день, так что и праздники и воскресенье бываем в работе.

Подумал я: у нас, у журналистов, тоже рабочее время не нормировано...

Эдгар БРЮХАНЕНКО
Восточно-Сибирская правда