"Машинка и Велик" - это не проза и не поэзия"

Хуже всего в истории публикации нового романа "Машинка и Велик" Натана Дубовицкого - это реакция "думающего" сообщества, рассуждает Андрей Писарев в статье, опубликованной на страницах "НГ-Ex Libris".

По его мнению, дело не в отношениях критиков романа с текстом, а в их отношениях с властью. Поскольку они отождествляют автора романа с вице-премьером Владиславом Сурковым."При этом все отзывы и рецензии объединяет одно. Можно ручаться, что ни один из рецензентов книгу не читал. В лучшем случае полистал в поисках цитат для галочки. Но, думаешь, не может всё-так быть. Люди очень разные. Но все опытные. Наринские-быковы-прилепины. Фадеев-Проханов.

Перечитываешь ещё раз весь этот вздор. И понимаешь. Ну конечно. Ещё как читали. Но внимательно не прочли. Сопротивлялись изо всех сил. Во всех случаях видна напряжённая работа подсознания. Отчётливо видна. Не хочет оно впускать текст. Сопротивляется", - отмечает Андрей Писарев.

По его мнению, точнее всех проговорился писатель Захар Прилепин, назвавший "Машинку и Велик" "мертвой прозой". "Действительно, хоть умри, лучше не скажешь. В том смысле, что это вообще не проза. Это даже Прилепину должно быть яснее ясного. Не потому, что если у самого Прилепина проза, то у г-на Дубовицкого нет, и наоборот. А буквально. В школьном смысле. Как у Журдена. "Машинка и Велик" это не проза. И не поэзия. Это третий тип художественного существования. Очень редкий, но встречающийся", - говорится в статье.

"Не поэзия, не проза, а - миф. Как не смешно, а подзаголовок неожиданно точен. "Gaga" - это вики-элемент. Реакция читающей публики. А "Saga" - просто обозначение. Сага это и есть миф. Одно из его названий", - подчеркивает критик.

Он уверен, что "миф это не сказка со смыслом, не образ и не литературный жанр".

"В точном смысле - не литература вообще. Миф это совершенно конкретное событие. Когда время начинает проговаривать себя. Вернее, когда оно начинает говорить с нами языком другого времени. Будущего. Это очень редкое космическое явление. Очень красивое. Но опасное. Впрочем, опасное - не совсем правильное слово. Выражаясь языком прошлого, правильно было бы сказать - роковое", - считает Андрей Писарев.

"На бытовом уровне все с этим сталкивались. Когда ты вдруг точно знаешь, что сейчас будет, и это происходит. Доктор Юнг считал интуицию клинически доказанным, но научно необъяснимым фактом. Тактильная на ощупь встреча в настоящем с мелкими осколками будущего. Но когда оно приходит в целом, когда Бог вспомнил, - это и называется миф", - пишет критик.

По его мнению, "в этом смысле миф противоположен современному потребительскому историческому сознанию". "Оно из комфортного настоящего со вкусом судит прошлое. Македонский, Наполеон, Сталин, Жуков послушными тенями являются к школьной доске, робко и невпопад отвечают на вопросы строгого либерального учителя с указкой. Про репрессии. Невинные жертвы и т. д. А в конце получают суровую, но заслуженную оценку", - отмечает автор.

"Миф наоборот. Никого не судит, а всех понимает. И, в высшем смысле, оправдывает. С позиции некомфортного для настоящего будущего. Некомфортного - это, увы, эвфемизм. Потому что в настоящем наступает такое время, что времени больше не будет", - подчеркивает Андрей Писарев."Не любой финал знаменуется мифом. Например, великая советская эпоха так и не дождалась своего. Но миф всегда означает финал", - уверен он.

Критик приходит к выводу, что "г-н Дубовицкий не участник литературного процесса". "Околоноля" - это явление литературы, но не процесса. А миф не может прийти в или через процесс. Тем более литературный. Он ему совершенно вне- и противоположен. Он приходит только на отдельное место. Часто на почти анонимное. Кто-то из советских литературоведов, кажется Кожинов, как-то пошутил, что в мире есть только три автора, реальность которых оспаривается. Гомер, Шекспир и Шолохов. В этом смысле авторская реальность г-на Дубовицкого такая же зыбкая и удобная. Впрочем, это - необходимое, но недостаточное условие", - говорится в статье.

"Г-н Дубовицкий написал "Околоноля" - лучшую книгу о времени и о себе. Роман о том, что не было никогда на земле, за все тысячелетия истории, ни у кого такого опыта как у нашего поколения. Какого? Надо роман прочитать. От начала и до конца. Это всё, что может сделать писатель. Фадеев в своей рецензии довольно трогательно замечает, что в "Околоноля", дескать, религиозный вопрос только намечен. Остаётся открытый финал. Это правда, но не вся правда. Автор может только то, что он может. Он не "решает религиозные вопросы". И не "рассматривает идею спасения сразу в нескольких ракурсах". Он вообще ничего не рассматривает. Он совершает поступок. И задаёт тем самым вопрос", - пишет Андрей Писарев.