Трансплантация органов: криминал без криминала

Многие вообще отказывались от разговора. Те же, кто решился, просили: диктофон не включайте и фамилий не указывайте. Еще бы! Люди, ведущие борьбу со смертью, и при этом получающие зарплату в разы меньше, нежели юристы и журналисты, программисты и менеджеры, сегодня отнесены к... криминальному элементу
Республиканская детская клиническая больница (РДКБ), отделение гемодиализа и трансплантации почки. Вдоль коридора медленно движутся дети в мягких тапочках. Непропорционально большие головы, короткие, искривленные ноги: больные почки не могут обеспечить нормальный баланс кальция в организме. Скажите такому ребенку, что привезли донорский орган, и он опрометью помчится в операционную.

У детей нет того ужаса перед операцией, как у взрослых. Мучительная процедура постоянного гемодиализа для них тяжелее страхов перед скальпелем хирурга. Тех, кто дождался своей удачи, легко узнать по марлевым повязкам на лице: чтобы чужая почка стала родной, нужно подавить иммунную систему, а в этой ситуации любой случайный микроб может сыграть роковую роль. Но донорских органов катастрофически не хватает... Количество пересадок почки в РДКБ в последнее время не превышает два десятка в год. Это — капля в море.

По оценке РДКБ, 4,5 тысячи российских детей нуждаются в пересадке почки. Сегодня на Россию всего семь больничных отделений детского гемодиализа и трансплантации почки. В каждом не более 50 койко-мест.

По Московской области потребность в диализе и трансплантации в год составляет 325 человек. МОНИКИ (Московский областной научно-исследовательский центр) могут принять не более 45 человек. Таким образом, 85 процентов больных просто погибают. По стране такая потребность — в среднем 66,2 человека на миллион. Ужасные цифры получаются. Зато мы имеем массу страшилок о том, как живых людей разбирают на запчасти...

Незаменима ли трансплантация?

Пациент с неработающей почкой может выжить, "подсев" на гемодиализ. Три раза в неделю приезжать в больницу, где четыре часа ему будут фильтровать кровь. Процедура для одного больного обходится государству в 15-20 тысяч долларов в год, и обеспечены этим лечением не более 10 процентов нуждающихся.

Операций по пересадке почки по стране делается около 500 в год, до 400 — в Москве. Себестоимость хирургического вмешательства вместе с послеоперационным обслуживанием — 5 тысяч долларов в год. После этого человек уже не на инвалидности, как при диализе, он получает полную свободу передвижения. Технологии пересадки почки давно отработаны, все проблемы медицины упираются в отсутствие донорских органов. В общемосковском листе ожидания на операцию числится 500 человек, и эта цифра "сокращается" естественным путем — больные умирают.

Донорский "сбор"

Представим, что в реанимацию одной из больниц привозят человека после автокатастрофы с размозженным черепом. Если на 16-канальном энцефаллографе диагностируется смерть мозга, то заведующий реанимацией звонит в Московский центр донорства. По команде тамошнего врача приезжает бригада хирургов. Они забирают у донора почки, которые затем проходят лабораторию типирования — уточняются иммунологические характеристики. Органам подберут новых хозяев, с близким иммунологическим профилем. Теперь — не более, чем в течение суток, — почки необходимо пересадить реципиенту в какой-либо клинике (их в Москве семь). При этом в известность ставится прокуратура субъекта Федерации.

А теперь, абсурдное, как из фильма ужасов, продолжение. В реанимацию врывается бригада из МУРа и требует: "Бабки на стол! Вы же почки, наверняка, продадите? Вот и делитесь! Иначе мы на вас заведем уголовное дело по факту убийства человека...".

Именно такого дикого хода событий боятся наши врачи, когда на "скорой" привозят потенциального донора. Реаниматоры никуда не звонят, предпочитая не связываться. Никаких благодарностей и премий за этот звонок они не имеют, зато схлопотать уголовное дело могут запросто.

Вот некоторые рискуют, и затем попадают на скамью подсудимых и в скандальные расследования тележурналистов, которые сбегаются делать себе громкое имя на деле "врачей-убийц". Чем больше грязи выливается с экранов телевидения и со страниц газет на "черных реаниматоров", тем меньше пересадок делается в России, и тем больше людей гибнет.

В российской трансплантации все, кому не лень, ищут криминал. Недавно раздули скандал про "черных хирургов", которые у человека с бьющимся сердцем собирались изъять почки... Коллеги, видимо, не знали, что следует разделять понятие клинической смерти (остановка сердца) и биологической (смерть мозга). И если из клинической смерти человека можно "вытащить" в реанимации, заставив сердце биться с помощью электрошока, то из биологической — нереально, поскольку при этом происходят необратимые изменения в коре головного мозга. Да, с помощью массы аппаратов искусственного жизнеобеспечения у человека, которому снесло полголовы, можно поддерживать и сердечную деятельность и искусственную вентиляцию легких и даже давление, но это уже будет "растение", а не человек. Именно поэтому биологическую смерть еще называют смертью социальной.

Суть всех проблем трансплантологии — в особых условиях изъятия органов. Их забор производится не у трупа, а у этого, простите за цинизм, организма. Если кровоток не сохранен, орган мертвый, он не приживется. Идеально, если сердце бьется. Грань между жизнью и смертью очень тонкая. Где здесь может вклиниться криминал?

Забор органов

- Когда я работал на заборе органов, — рассказывает хирург МОНИКИ Сергей Пасов, — мы проводили двухчасовой курс интенсивной терапии до появления рефлексов, восстанавливали кровоток. Иначе — донорский орган не приживется. И еще: нельзя изъять его по заказу некоего богатого клиента. У каждого органа есть свой иммунологической профиль, и кому попало его пересадишь.

Транспортировка

- Просто так, "под лестницей" почку забрать невозможно, — поясняет хирург МОНИКИ Владимир Суслов. Стерильные условия, особый раствор — кустодиол, стоимостью от 70 долларов за литр. Кроме того, в течение 24 часов эта почка должна быть пересажена реципиенту. Органы не замораживаются! Нет такого понятия "банк органов!" Продать почку за границу тоже невозможно. Наши врачи пытались законтачить с системой "Евротрансплант" - ничего не вышло. Не дотягиваем по критериям. Каким же образом на донорской почке сделать бизнес?

Пересадка

- Где-то в подвале пересадить почку так, чтобы об этом никто не знал, нереально, — подчеркивает завотделением трансплантации РДКБ Алексей Валов. — А, главное, успех на 90 процентов определяется постоперационным периодом, когда больного держат на иммунодепрессантах, и постоянном контроле биохимии крови. Кто может стать потенциальным клиентом "подпольной клиники трансплантации"? Человек, который способен выложить за операцию очень большую сумму. Много ли у нас таких "бизнесменов" с неработающими почками (инвалидность 1-й степени), для которых возможно создание подпольной клиники?

Кто же из хирургов "подставит" себя и даже за большие деньги согласится резать живого человека, который затем может стать свидетелем по уголовному делу? Да и в каком подвале он будет нелегально делать 4-х часовую операцию? Найдет ли ассистентов, которые будут молчать? Трансплантация — это не аборт, после нее больной еще месяц должен ходить в марлевой повязке, принимать иммунодепрессанты. Да и где гарантия, что клиент сохранит тайну операции?

О диагностике смерти человека прописано в "Законе о трансплантации органов и (или) тканей человека" РФ от 22.12.92г. Там, в статье 9 черным по белому сказано, что заключение о смерти дается на основе констатации необратимой гибели головного мозга. Этот факт устанавливается независимыми экспертами-нейрофизиологами. Иначе говоря, если врачи констатируют смерть головного мозга, то они автоматически уже получают право на изъятие органов. Когда же в эту процедуру вмешиваются сотрудники милиции, то получается, что именно они, представители правоохранительных органов, нарушают закон.

Быть может, нашему закону о трансплантации, который в газете "АиФ" был представлен как "лучший в мире", требуются разъяснения? Вероятно следует более четко прописать процедуру констатации смерти мозга, а также дать комментарий по самой опасной, с точки зрения криминала, ситуации — когда больной погибает на операционном столе. Эта конкретика в пояснениях к закону будет полезна как врачам, так и сотрудникам правоохранительных органов.

Вместо того, чтобы думать, как спасти умирающих людей, мы ищем во всем криминал. И вот уже милиция записала трансплантологов в "криминальные бизнесмены". Достаточно вспомнить недавний скандал вокруг НИИ трансплантологии и искусственных органов. А журналисты из этих мифов пытаются извлечь дивиденды. Это уже самая настоящая "клиника" нашего общественного сознания.

Анна ГАГАНОВА
Источник: Независимое обозрение "> Независимое обозрение