Олег Баниж: Проблемы в семье пластика не исправит

На каких принципах сегодня основывается работа пластических хирургов? Чем отличаются европейские методики от американских и азиатских? На эти вопросы ответит пластический хирург, атташе заведующего отделением челюстно-лицевой хирургии Госпиталя Святой Анны (Париж, Франция), совладелец клиники PLATINENTAL (Киев) и оперирующий хирург клиники PLATINENTAL (Москва) Олег Баниж в беседе с главным редактором "Правды.Ру" Инной Новиковой.

— Сегодня в студии "Правды.Ру" пластический хирург Олег Николаевич Баниж. У меня первый вопрос такой: Человечество вообще куда движется? Потому что раньше считалось, что не родись красивой, а родись счастливой. Внешние данные были необходимы в основном актерам и певцам. Надо было, чтобы были зубы ровные, чтобы были ноги длинные, нос на месте, иначе петь не будешь. А сейчас что происходит? Мы теперь все будем какими-то киборгами?

— Почему киборгами? Нет.

— То есть это такой закономерный, естественный процесс, что можно родиться страшненькой, а потом оказаться не страшненькой.

— Такое тоже возможно. Ведь в каждой культуре, в каждой отдельно взятой стране понятия о красоте, они различны. Например, в Японии красивыми зубы считаются кривые, неровные, пересекающиеся, желтые. В Америке, это как раз противоположность, это как клавиши рояля, белоснежные, ровные, без изъяна. Европа — это серединка: более натуральные. Поэтому, конечно, если человек, вдруг обладая каким-то потрясающим голосом, выступает на сцене и это эстрадное шоу, а, например, не опера… опера — это только голос, то есть это высокопрофессиональное искусство. Если мы говорим о шоу-бизнесе, то, конечно, все должно быть чистенько, опрятненько, приглажено, красивенько.

— Это что, только для шоу-бизнеса или все-таки это уже общая тенденция? Знаете, судя по тому количеству объявлений пластических хирургов, это теперь не только для шоу-бизнеса.

— Понимаете, очень ошибочное впечатление и даже у врачей производит вообще название "пластическая хирургия". То есть пластическая хирургия ассоциируется с какими-то сверхприбылями, с супердоходами.

— И ещё с какими-то супердействиями.

— И супердействиями. На самом деле пластическая хирургия — это очень серьезная профессия. Это самый конечный этап образования врача. Действительно пластическая хирургия — самое-самое длинное образование, которое только может быть, которое включает в себя огромное количество отраслей.

Благодаря Наталье Мантуровой (доктор медицинских наук, профессор, заведующая кафедрой пластической и реконструктивной хирургии, косметологии и клеточных технологий РГМУ им. Пирогова, главный специалист в области пластической хирургии, председатель этического комитета. - Ред.) министр прошлый Голикова ввела профессия пластическая хирургия. И мы стали, скажем, не бременскими музыкантами, а мы стали пластическими хирургами. То есть, есть такая должность и есть такое название, потому что раньше мы были все, кто был челюстно-лицевой хирург, кто был травматолог, кто был ещё кто-то…

— А куда артисты раньше ходили операции делать?

— Они ходили в Институт красоты на Арбате или на Ольховке. Там были хирурги, но не было профессии и не было специальности пластическая хирургия. Вернее профессия была, а специальности вот в реестре пластическая хирургия не было.

— Как же вы до этого оперировали?

— До этого я оперировал во Франции. Во Франции эта профессия существует давным-давно — и нормативы, и регламенты, и так далее. В России тоже давным-давно существует пластическая хирургия, но такой специальности не было. То есть отрасль существовала, а специальности не было.

— Олег Николаевич, я все о своем, о девичьем. Что такое красивая, некрасивая? Что такое красивая женщина, мы уже обсуждали — это внутреннее ощущение, оно понятно. Но, кривой нос, его никуда не денешь, с внутренним ощущением никак его не срастишь. Скажите, вот к вам приходит барышня с кривым носом, лопоухая, с глазами в разные стороны. Вы все вернули на место, и барышня стала красавицей. И вы теперь воспринимаете эту женщину как красавицу или как ту, которая стала красавицей. Меняется ли качество? Что меняется, кроме кривых ушей?

Читайте также: Олег Баниж: Оставьте мне мое кривое ухо

— Все относительно. Бывают изначально очень красивые люди, от которых невозможно оторвать глаз, они просто с каноничными лицами, с прекрасными телами. Но вот это очарование, оно длится ровно до того момента, как человек открывает рот и начинает общаться. И дальше за этим очарованием следует такое же глубокое разочарование.

— Сколько мы таких видели по телевизору.

— Да. И, наоборот, у человека могут быть большие уши, кривые зубы, но он настолько комфортно, прекрасно себя чувствует, настолько гармоничный и он настолько красив внутри. И дальше следует вопрос, а если ему хорошо, зачем тогда все переделывать.

— Я про другое, Олег Николаевич. Я понимаю про внутренние ощущения. Про то, что для вас перестал ли человек быть некрасивым в душе? Перестал ли человек ощущать себя некрасивым, изменился ли менталитет, если человек сделал операцию и стал другим? Вот этот скандал был в Китае, совершенно мне непонятный, когда очень красивая китаянка вышла замуж за очень обычного китайского мужчину, и они родили очень страшненького ребенка. И тот начал выяснять, от кого, не от соседа ли, зачем же, такой сосед страшный. Оказалось, что не от соседа, что сама она родилась лягушкой, кикиморой болотной, а потом стала красавицей. В итоге суд присудил ей за обман заплатить мужу 120 тысяч долларов. То есть, как была ты кикимора на самом-то деле внутри, в душе, значит, ты кикиморой и осталась, плати теперь мужу своему Ивану Царевичу 120 тысяч долларов. Я пытаюсь вот про это спросить: не есть ли это какой-то такой глобальный обман.

— На самом деле, если человек действительно нуждается в операции, то операция меняет качество жизни.

— И внутренне, и душу меняет.

— И внутренне, да. Понимаете, если вы ходите в Третьяковскую галерею или в музей Пушкина, то в общем, у вас есть тяга к прекрасному. У вас нарабатывается видение, то есть вы видите картинку абсолютно по-другому. То есть вы замечаете какие-то интересные пейзажи уже на улице, интересные объекты, какие-то интересные мизансцены. Просто, надо научиться видеть это красивое. Кому-то это дано от рождения, от природы, кого-то научили родители видеть, а кто-то не умеет. Но этому можно научиться, мне кажется. И точно также пластическая хирургия. Если человек живет, он просыпается каждое утро, подходит к зеркалу, ему что-то не нравится, и это его раздражает. И когда, наконец, он от этого избавляется, то есть, если это он делает не для окружающих людей и какими-то жестами пластической хирургии не пытается исправить ситуацию в семье, на работе, ещё где-то, а нужно это лично ему. Представляете, он просыпается и каждый день в прекрасном настроении выходит на улицу.

— То есть он перестает быть желчным, злобным, обиженным, стеснительным.

— Если это было причиной комплексов, стеснений, раздражений, конечно.

— А к вам идут именно с этими проблемами?

— Вы знаете, у каждого хирурга есть свои пациенты. Они абсолютно разные. Наверное, это пошло ещё из Франции, это французская школа, пластическая хирургия, максимально сохранить то, что у вас есть, и то, что вам было дано, если вас это устраивает. И что-то отретушировать, что вас раздражает…

— Чтобы было похоже, как будто ничего не делали?

— Несколько иная американская школа. Это все разобрать, заново собрать и переделать. Это тоже большое мастерство, кому-то и это нужно, в общем, такие операции тоже востребованы.

— А какие ещё есть школы пластической хирургии?

— Российская школа — это…

— Отрезать к чертовой матери, не ждать перитонита.

— Это смесь. Вы знаете, на самом деле сегодня в России начали происходить самые интересные конгрессы, конференции, которые вообще только могут быть. Почему? Потому что эта отрасль здесь начала очень интенсивно развиваться, может быть, на фоне мирового кризиса. Появилось огромное количество препаратов, огромное количество аппаратов, огромное количество инструментов, огромное количество иностранцев с удовольствием прилетают в Россию на конференции, рассказывают о том, что они делают, как они делают. Соответственно, когда у вас есть поток информации, то, выбирая по кусочку, внутри рождаются новые методики. Но общая тенденция на сегодняшний день, это — малая инвазивность. И максимальный результат.

— Вы говорите, аппараты, постоянно что-то добавляется. А успевают это опробовать и определить возможный вред, возможные побочные последствия. Раньше ведь лекарства по 20 лет тестировали?

— На самом деле то, что предлагается, в этом ничего страшного нет — это хорошие, надежные аппараты, есть у них либо американский сертификат качества, либо марка Евросоюза, это надежные и хорошие аппараты, которые приходят.

— То есть все, что сейчас предлагают… Почему-то мы говорим о пластической хирургии, а там аппараты, которые совершенно не скальпели. Вы же хирург, вы же должны резать.

— Совершенно верно, но то, что мы отрезали, иногда нужно зашлифовать, иногда нужно не резать, а, например, сделать фракцилизированный термолиз и улучшить качество кожи или простимулировать количество коллагена, который…

— Это тоже хирурги делают? Это тоже врачи должны определять?

— Конечно, конечно. Это может сделать либо врач-хирург, либо дерматокосметолог, но когда начинают делать что-то в салонах — или инъекции, или какие-то ставить нити — в общем забавно, потому что, никто не думает о последствиях, которые могут быть, когда любой жест может нанести вред и вред достаточно серьезный.