Спасут ли сад энтомофаги? На вопрос ответил энтомолог Юрий Гниненко

Как уберечь от вредителей садовые участки? Куда исчез самшит? Как американцы научились бороться с вредителями? В интервью Pravda.Ru на эти и многие другие вопросы отвечает энтомолог Юрий Гниненко. 

— От чего надо защищать лес? От вырубки?

— Нет. Рубка леса — это, если хотите, сбор урожая. А вот с вредителями действительно необходимо бороться.

— А разве в лесу не должно всё регулироваться само?

— Приведу вам пример. В лесах живёт короед-типограф, не так давно, с 2010-го по 2014 год, он уничтожил в Московской области 100 тысяч гектаров старых ельников.

Короед-типограф не вредит лесу, напротив, он убирает старые деревья, и тогда новые растут лучше. Природное предназначение этого жука — уничтожать старые ельники. А мы считаем его вредителем, потому что мы бы сами могли вырубить эти деревья и получить древесину.

— Так значит, короед не так страшен, как его представляют?

— С точки зрения леса — нет, а с точки зрения человека — да, ведь он забирает наш "урожай". Если мы спасаем старые деревья в этом году, в следующем их всё равно съест короед-типограф.

На мой взгляд, надо вести хозяйство так, чтобы не допускать старых древостоев. Вырубая маленький кусочек очень ценного старого леса, мы спасаем лес в целом.

Его можно заселить энтомофагами (насекомыми, которые питаются другими насекомыми), хищниками — это всё наши друзья. Иными словами, если бы площадь таких старых ельников была мала, то мы бы на этой площади могли всё это осуществить. А на 100 тысячах гектаров напускать энтомофагов просто невозможно.

— Эффективно ли опрыскивание?

— Опрыскивание является проблемой по очень простым причинам...

1. Во-первых, в Московской области не везде можно опрыскивать в принципе, потому что там пчёлы, водоёмы, населённые пункты.
2. Во-вторых, короед-типограф живёт под корой.

Значит, надо делать инъекцию или обрабатывать деревья специальными препаратами, которые проникают внутрь.

А это,

1. во-первых, дорого,
2. во-вторых, на сегодняшний день нет ни одного разрешённого препарата для ели,

поэтому мы не можем эту работу выполнять.

Предложение "Давайте что-то делать" возникает обычно тогда, когда дерево уже съедено.

Работать надо на опережение: тогда можно выпускать меньше энтомофагов и заранее получить хороший результат.

И тут возникает масса вопросов. Во-первых, что значит "раньше"? Вот я прихожу к чиновнику и говорю: "У вас тут через два года будет короед-типограф, давайте потратим деньги, чтобы решить эту проблему". Чиновник задаёт, с его точки зрения, логичный вопрос: "Но сегодня же короеда ещё нет? Вот когда будет, тогда приходи". А когда будет — уже поздно.

— Значит, не предусмотрено бюджетных средств?

— Предусмотреть в бюджетных тратах это невозможно. В природе каждый год всё по-разному. Например, вспышки массового заражения происходят с циклом 10-13 лет. То есть в одном цикле это 10-й год, а во втором — 13-й. Точно предугадать это довольно трудно. И поэтому система защиты ельников, в том числе от короеда-типографа, работает с большими сбоями. К сожалению, такова правда жизни.

— Так, может быть, использовать тот способ, который какой-то царь предлагал? Это байка или правда?

— В документах я этого не читал, но существует такая байка. Вспышки массового заражения наблюдались в Европе с XIV века, у нас с XVII века. Один из государей, по-моему, это был Николай I, когда ему донесли, что типограф очень большие беды в лесу натворил, начертал на донесении:

"Типографа пороть, типографию закрыть".

А нынешние руководители уже знают, кто такой короед-типограф, и говорят, что исправить положение должны лесопатологи. Это нелегко.

Сложности возникают тогда, когда мы не ведём хозяйство грамотно. Что такое грамотное ведение хозяйства: вот лес готов к тому, чтобы его вырубить, — значит, надо вырубить.

Был такой знаменитый российский лесовод-экономист Орлов, он говорил о том, что когда "урожай" созрел в лесу, надо его срубить и не мешать лесу восстановиться, лес прекрасно восстановится сам. Но люди хотят помочь лесу, высаживают лесные культуры, а это целая система работ. Самое главное — не нужно бояться убирать старый лес, в любом случае он погибнет.

В Архангельской области во время предыдущей вспышки типограф съел около 4 млн гектаров старого ельника, а в Московской области совсем мало — 100 тысяч гектаров. А если бы мы это срубили, получили бы прибыль.

А теперь область потратила деньги из бюджета, чтобы ликвидировать сухостой. Сухостой — пожароопасное явление. Лично у меня больше беспокойства вызывает возможность падения сухих деревьев. Вот пошли вы по грибы, а тут сухостой, ветер подул, и вам на голову упала ветка. Это очень опасно, потому что непредсказуемо. Когда всё уже повалено, опасности никакой нет.

А знаете, почему так происходит? Лесопатолог предлагает вырубить: "Надо вырубить, вот короед-типограф заселил". Ему не разрешают — крона же ещё зелёная.

— Экологи придут и будут вас критиковать.

— На самом деле те экологи, которые критикуют, наносят очень большой вред. Дело в биологии ели: вот дерево уже погибло, кора отваливается, потому что всё под корой съедено короедом-типографом, а крона ещё целый год будет зелёная, на специальном нашем языке это называется "зелёный сухостой".

А когда уже и вся хвоя отпадёт, тогда уже никаких короедов внутри нет, там только энтомофаги. Я студентам привожу такой пример: чтобы убить одну ёлку, нужно, чтобы её заселили примерно 300 жуков. Эти 300 жуков заселяют ель, размножаются там, и их потомство, от трёх до шести тысяч, вылетает. Это значит, что от одной ели, которую мы вовремя не убрали, вокруг будут уничтожены 20 деревьев. Эти жуки дают два поколения в год.

От одного дерева, которое мы не вырубили в апреле, заболеют и погибнут 400 — это целый гектар. Поэтому очень важно вырубать своевременно, когда крона ещё зелёная.

— А как обстоят дела в городе? Часто задают вопрос про болезни городских растений. Та же тополиная моль в огромном количестве размножается, люди спрашивают: "А почему же вы не боретесь, опрыскивайте чем-нибудь".

— Да, это охридский минёр, cameraria ohridella. Он пришёл к нам с Балканского полуострова. Впервые в России я его выявил в 2003 году в Калининграде, а в 2005 году — уже в Москве. Но параллельно развивается ещё одна болезнь, вызванная грибом гуигнардия.

Сейчас объясню. Иногда на деревьях появляются так называемая "мина" — это сделанная насекомым полость между верхней и нижней поверхностями листа. Человеку она не видна. А гриб, гуигнардия, не создаёт полостей, на листьях появляются просто бурые пятна. И поэтому, когда мы в конце сезона видим, что листа на конском каштане почти нет, иногда трудно разобраться, кто больше навредил — этот гриб или охридский минёр. Но самое важное — то, что справиться с молью очень легко. Если мы будем во время листопада тщательнейшим образом убирать листву и сжигать, то там никогда не будет вредителя.

Когда насекомое прилетает во второй половине лета, большого вреда оно не нанесёт. Самый большой вред возникает тогда, когда где-то в конце августа повреждённая листва сброшена, каштан воспринимает тепло как весну, и начинается повторное цветение. Именно это осеннее цветение очень сильно ослабляет деревья. Фактически такие деревья обречены. Зимой они вымерзают. Люди считают, что главное — чем-то опрыснуть. Конечно, можно это сделать, существуют препараты...

Но всё-таки если бы мы

• во-первых, во время всего листопада собирали листву и уничтожали
• и, во-вторых, если весной, когда начинается цветение каштана и лёт бабочек, минёра, мы не просто поливали бы каштаны, а струей воды под напором вымывали штамб у дерева, где сидят бабочки, они бы потом уже не взлетели...

Это совершенно безопасный и очень эффективный способ.

И есть ещё один аспект. Почему-то службы, которые занимаются озеленением Москвы, используют конский каштан обыкновенный. Но есть и другие каштаны, которые мало повреждаются и гуигнардией, и минёром. Они растут в Москве, не вымерзают, более устойчивы к вредителю. Почему их не высаживают? Не знаю. Если бы мы диверсифицировали посадки, это только в плюс было бы.

— В качестве первого шага надо научить озеленителей отличать клён ясенелистный от ясеня обыкновенного. А уже дальше — разбираться в сортах каштанов. Я думаю, рано или поздно мы к этому придём.

— Мы же столкнулись в Москве с волной инвазии ещё одного пришельца — изумрудной узкотелой златки ясеневой с Дальнего Востока, которая съела ясень. Это очень красивый жучок изумрудного цвета. Златка очень любит пенсильванский ясень. Если бы его у нас в озеленении не было, златка всё равно бы тут зацепилась, но не нанесла бы такой большой ущерб, потому что наш ясень европейский она повреждает существенно меньше. А так златка прилетела, а у нас тут везде ясень пенсильванский, не понимаю почему... Ведь клён ясенелистный — очень неприхотливое растение, растёт сам по себе, ухаживать за ним не надо, посадил и из головы выкинул.

К 2014 году златка уничтожила почти весь ясень по всем улицам.

Это вселение златки и такой большой ущерб лично я считаю "заслугой" Юрия Лужкова, который, будучи мэром, сказал, откликаясь на жалобы озабоченных граждан и экологов: "Пока хоть одна зелёная ветка на дереве есть, я запрещаю рубить". И всё. Это открыло зелёный свет ясеневой златке.

Как погибает ясень? Сначала засыхает вершина, и люди говорят: "Ничего, поправится". Потом насекомое съедает крону, потом двигается вниз. Необходимо вырубать дерево под корень тогда, когда только появляются первые признаки того, что на нём есть златка.

Сегодня златка опять поднимает голову в Москве, и в этом году мы увидим заражение выживших ясеней.

Мы говорили озеленителям: "Надо прекратить создавать новые посадки ясеня до тех пор, пока численность златки не сократится, а к тому времени появятся разрешённые препараты".

Мы умеем работать с известными вредителями, а когда приходят новые, нам приходится разрабатывать новые технологии. Но самое-то интересное — что, по действующему законодательству, против каждого насекомого-вредителя мы должны применять отдельный препарат. То есть средства, разрешённые для борьбы с короедом-типографом, против златки мы применить не можем. Здесь существует жёсткий регламент.

На цикл выпуска нового препарата уходит два года. И получается, что каждый новый пришелец успевает довольно много навредить, прежде чем появляются сертифицированные средства борьбы с ним.

Вредит борьбе и бытовой подход: "Жалко зелень, что же вы её хотите вырубить, ещё полторы зелёных ветки, давайте оставим".

Садоводы-профессионалы руководствуются жёстким принципом: если яблоня заболела, её надо вырубить, — потому что дороже будет лечить. У нас в озеленении точно так же. Заболел клён или, скажем, ясень — его надо вовремя срубить и посадить новое дерево.

Пришельцы возникают постоянные. Из-за границы люди привозят живые растения в баночках с землей, засушенные цветы. Напомню совершенно фантастичный случай, связанный с гибелью в России самшита. Ведь в России самшита вообще больше нет. Перед олимпиадой в Сочи проводилось озеленение, и привезли самшит из Италии. Посадили в так называемый карантинный огород. Специалист обнаружил самшитовую огнёвку поручил её уничтожить. Через две недели приходит следующий диалог: "Уничтожили?" — "Да, всё, самшита там нет". — "А как вы уничтожили?" — "Мы выдернули и за забор выкинули." То есть специалист говорил: "Уничтожьте огнёвку". А люди, которые занимаются озеленением, решили, что нужно уничтожить самшит. Да ещё и выкинуть за забор. Вот с тех пор огнёвка съела весь наш самшит.

И я думаю, что это проблема на многие-многие годы, потому что средний возраст тисо-самшитовой рощи был у древостоя 500 лет. А самшитовая огнёвка никуда не делась, она осталась в городах, и теперь она постоянный наш жилец.

— То есть один дурак чего-то не понял, и теперь проблема на 500 лет… 

— В Москве златку выявили в 2003 году, а в 2002 году — в Соединённых Штатах Америки, в штате Мичиган, около Детройта. Фактически одновременно. Мы её завезли, я думаю, с Дальнего Востока с пиломатериалом, а американцы завезли из Китая с тарой.

В 2013 году, когда здесь бушевала златка, мы поехали в США посмотреть, что у них делается. Вы знаете, мы тут аборигены, население у нас аборигенное, лес аборигенный, а американцы, государство, люди, инвайдеры, пришли с другого материка, и они умеют с этим работать.

Уже к 2013 году американцы создали завод по производству энтомофагов. Они побывали на Дальнем Востоке, в местах естественного обитания златки, нашли её энтомофагов, привезли к себе и стали разводить три вида. И когда мы приехали, у них завод уже функционировал.

Мы не любим вырубать, а ничего другого не делается. Поэтому у нас и до сегодняшнего дня нет завода по производству энтомофагов. Если мы хотели реально защититься, надо не рассуждать, рубить или не рубить, а реально изучать, отправляться в места естественного обитания вредителя, найти энтомофагов.

Этот аспект надо тщательно изучать, потому что враг златки может оказаться врагом не только для неё, но и для других. Это называется "анализ экологического риска". Вот американцы эту работу и проделали: нашли наших энтомофагов, выбрали трех, которые не представляют опасность для других видов, и наладили производство. А мы смогли выявить только в 2012 году на черноморском побережье энтомофага, восточную каштановую орехотворку, завезти, выпустить и убедиться, что она там прижилась. Вот единственный такой успех.

— Давайте теперь про дачи. Почему на даче нам трудно бороться с разными вредителями? Потому что на даче не монокультура: здесь и салатик, и картофель, и яблоки. Если я буду яблони опрыскивать — полетит на салатик, на картофель. Мне бы хотелось сделать так, чтобы за меня кто-то поработал, те же самые, например, божьи коровки. Насколько они нам помогают, можно ли их использовать для борьбы с той же самой многочисленной тлёй?

— Сейчас много энтомофагов производится и завозится к нам. И у нас в стране есть производство, это особенно эффективно для закрытого грунта, там можно без химии обходиться.

А в связи с божьей коровкой я вспоминаю один случай в Советском Союзе, когда он был атеистической страной. Атеизм, и вдруг — божья коровка. Было спущено распоряжение переименовать её в "тлёвую коровку", она же ест тлю. Тут возмутились уже преподаватели, потому что студенты быстро переименовали её в "клёвую коровку". Советский Союз давно перестал существовать, вопрос снялся, и она так и осталась божьей коровкой.

Это, действительно, интересный и важный энтомофаг. На даче она, конечно, не принесёт видимой пользы, потому что тлю охраняют муравьи. Они её очень любят, потому что тля — источник сахара. И тут существует опасность: тлю, живущую наверху, съест божья коровка, её смоет дождь. Но есть ещё тли, живущие на корнях, а божья коровка туда не попадёт. Муравьи создают целые галереи, высаживают тлю на корнях, доят её, получают сладкую падь.

Но здесь надо понимать, чем защита с помощью энтомофагов: божьих коровок, златоглазок, — отличается от защиты с помощью химических препаратов. Препаратами вы опрыскали, и всё, а божьей коровке вы ведь не прикажете: "Сиди у меня на даче". Она не будет жить там, где надо вам, и, скорее всего, вскоре у вас не останется ни одной. Вот в закрытой теплице всё проще, там энтомофаги будут работать.

— А если энтомофагов привлекать с помощью высадки нектароносных растений?

— Это возможно, но надо сделать календарь цветения, а то у вас растения будут цвести всего две недели, а потом, когда еда для насекомых закончится, ваши энтомофаги полетят туда, где она есть.

— Могут ли помочь птицы, например, дрозды-рябинники?

— Не всегда. Птицы — тоже вольные создания, летят туда, где есть корм. Бытует мнение, что дятлы спасают лес. Дятел никого не спасает. Дятел обитает там же, где и короед-типограф. В природе всё очень тонко взаимодействует.

Смотрите видеоверсию интервью