Раскрытая тайна: реальные истории из жизни

Раскрытая тайна

Посвящается о. д. А.

— Много говорят про тайну "Антихристова числа” из Апокалипсиса, обнаруживают его то там, то здесь. А что вы думаете, после 665 надо сразу ставить 667, что ли? Но вот у о. Андрея Кураева я прочел такое суждение, что тайны тут никакой искать не надо: число появится в открытую, ни от кого не прячась, обозначая собой безбожие и зло, и люди послушно пойдут за ним. Как так? После одного случая я убедился, насколько это реально.

Я вел машину по широкой городской магистрали. Грузовики, пешеходы, светофоры, — сами понимаете. А тут вдобавок несуразный разговор. Вез я одну свою молодую знакомую: попросила меня срочно подвезти ее по каким-то своим непростым делам. Женщина, знаете ли, из таких… легко возбудимых. С обостренной реакцией на раздражители. К тому же тогда в ее жизни был очень трудный период… ну, не в этом дело. Вот сидит она рядом со мной и объясняет мне все насчет "числа зверя”, где и как оно закодировано, особенно в компьютерах, и что из этого получается. Я помалкиваю: спорить без толку, а соглашаться — грех. Неприятное положение.

Тем временем она уже толкует мне про Иоанна Богослова, что-де он видел 666 как 999 вверх ногами, а это как раз тысяча без единицы, и всякие отсюда глубокомысленные выводы. Тут я заметил безо всякой задней мысли, что Иоанн Богослов цифры писал буквами, примерно как мы сегодня по-церковнославянски, а арабские цифры вошли в употребление только через тысячу лет с гаком. Сделал я это, по-видимому, напрасно, потому что в ответ моя спутница с абстрактных материй резко переключилась на мои конкретные грехи, подлинные и мнимые, и стала их перечислять голосом, близким к истерике.

Вот ведь напасть. Веду машину, слежу за дорогой, молчу. Глядь, впереди меня микроавтобус, а у него на номере три шестерки подряд. Я за ним. Он в левую полосу, и я туда же. Смотрю, она смолкла, губы стиснула, побледнела. Что ж, думаю, пойдет ей на пользу: чем пустословить, пусть-ка себе поразмыслит. Так и держался за этим номером сколько мог, а тут скоро и приехали. Выходит она из машины и говорит мне: "Спасибо… я не знала, что вы такой жестокий человек”.

На всю эту историю я тогда ни малейшего внимания не обратил и тут же забыл о ней. А как прочел про явное "число зверя”, что люди свободно за ним последуют, тотчас же и вспомнил. И стыдно стало до ужаса.

Теперь непонятно, что делать: надо просить у нее прощения, но она с тех пор мне этого случая в вину не ставила и вообще никак не подавала виду. Может быть, она тоже забыла? Такие люди, слава Богу, легко забывают неприятности; напоминать о них — только вредить. Но я-то буду помнить.

"Психология нищего”

— Ты что же теперь, каждое воскресенье в церковь ходишь?

— Да, в общем-то… и накануне… и другие праздники есть… и по будням стараюсь…

— Вот это да! Со всей семьей? А вы поститесь? Или поститься теперь не нужно? Исповедуешься священнику? А старшего вы в православную школу отдали? Ты и в ангелов, и в бесов веришь, или только в Бога? А с женой вы ругаетесь? Курить ты что, бросил? А вина тебе можно? Библию читаете? А Жития Святых?…

Друзья недаром обстреливали Сергея вопросами. Собравшись вместе впервые за несколько лет, они не могли узнать своего старого приятеля. Сергей С., как и многие другие, был крещен в детстве благодаря настойчивости "отсталой” бабушки, но пионерские годы его прошли в полной изоляции от Церкви. Позже, в девятом классе, когда душа, словно птенец, ломает тесную скорлупу детства и выходит в жизнь, что-то переменилось: пушкинская строка "Ум ищет Божества, а сердце не находит” засела у него в памяти. Как рассказывал Сергей, его особенно поразило, что поэт, написавший ее, был почти что его сверстником… В те годы в школах еще невозможно было говорить о Боге, но учительница, скорее молчанием, чем словами, дала ему понять, что он подошел к рубежу какой-то глубокой и удивительной тайны.

Сергей обзавелся Евангелием и стал время от времени заходить в храм — прислушивался, приглядывался. Прошло несколько лет; он узнал, как устроен круг богослужений, стал различать сюжеты икон, мелодии стихир и ирмосов, научился к месту (а иногда не к месту) уснащать свою речь цитатами из Св. Писания. Окружающим все это очень нравилось. В стране наступило время перемен, и Сергею было приятно, что он "попадает в струю” — но не более того. Учеба, работа, женитьба, ребенок — дел и забот хватало с избытком.

— Ты ведь давно религией интересовался, еще со школы, помнится. Но всегда был как все, свой парень…

— Я и сейчас не чужой.

— Не обижайся, не в том дело. Мы сколько лет с тобой друзья? Странно смотреть на тебя: с виду ты как и был, а на самом деле что-то с тобой случилось. Событие, что ли, какое-нибудь редкостное? Или, может, чудо?

— Вся наша жизнь — чудо… — протянул Сергей, не замечая усмешки собеседника, — а событие пожалуй что и было, только не редкостное, а самое обычное: мы поспорили с Лилей о "психологии нищего”. Помните Лилю?

— Еще бы… На первой парте сидела… Где она, кстати, кто-нибудь знает? Что-то ее не видно — не слышно…

— Были мы как-то у них в гостях: сидим, разговариваем о том — о сем, все больше о делах. Муж у нее как раз стал серьезные деньги зарабатывать: купили, как водится, новую квартиру, мебель, всякую всячину… Да я и сам тогда на новую работу перешел, на жизнь хватало. Но тут я что-то сказал про магазин у нас на углу, где продукты попроще и подешевле, и Лиле это ужасно не понравилось. Она так через весь стол на меня посмотрела, будто я ее обхамил, и говорит: "Это что еще такое? По-моему ты можешь себе позволить покупать продукты в дорогом магазине.” Я удивился и говорю: "А зачем?” Тут ее прямо затрясло: "Стыдно, Сергей. У тебя психология нищего!”

Я, помнится, растерялся тогда. Никогда особо об этом не задумывался, а тут такой напор… Может быть я не прав? Может и впрямь есть чего стыдиться? Может, надо смотреть на вещи по-другому? И жить по-другому?… Я хотел ей сказать, что нет у меня никакой психологии нищего, что я такой же, как все, и в магазин за продуктами хожу просто так, куда придется, открыл было рот, запнулся и сказал почти безсознательно: "Блаженны нищие духом, яко тех есть Царствие Небесное” .

Как она смеялась! И про Царствие Небесное кое-что добавила, чего я повторять не стану. Но зато обиды не осталось и следа. Разстались мы в тот вечер друзьями, как всегда, и она обещала: "Обязательно с тобой еще поговорим про нищих духом и все такое прочее. Я тебе все-все объясню, вот увидишь!” И мне, признаться, самому не терпелось узнать, что она мне такое скажет.

— Ну, и что же она тебе сказала?

— Она ничего не сказала. Она умерла.

— Да ты что!?…

— А вы разве не знали? Рак. Всего четыре месяца. Тогда, в крематории, я в первый раз сознательно осенил себя крестом — не для вида, не вслед за другими, а от страшной ясности ее последнего безмолвного аргумента в нашем споре… Она весело смеялась над Небесным Царством, — и что же предлагала она взамен? То немногое, что от нее осталось, лежало передо мной в открытом гробу. "Что убо чаю и на что надеюсь?…” Если в моей психологии было хоть крохотное зернышко евангельского духа, то настало время растить из него дерево новой жизни — простите меня за такие возвышенные слова.

Все молчали под впечатлением печальной новости. Собеседник Сергея счел нужным продолжить дискуссию:

— Конечно, очень грустно… Я понимаю, что ее скоропостижная кончина толкнула тебя в религию. Но ведь это и есть необычайное событие: молодые здоровые женщины умирают совсем не часто.

— Не буду спорить. Обычных смертей, наверное, не бывает: любая смерть уникальна, как и любая жизнь. Но с другой-то стороны, — и Сергей обвел внимательным взглядом всех сидевших с нами за столом, — есть ли у нас в жизни что-нибудь более естественное, неизбежное и непоправимое, чем смерть?

Снова молчание. Слышно было, как дрожат, соприкасаясь, две хрустальные рюмки. Чей-то голос затянул "Во блаженном успении…” и тотчас осекся.

Иеродиакон Макарий
/из цикла "Разговор по существу"/