"Молись Богородице, и быть тебе с детками"

В конце 20-х годов прошлого века врачи поставили молодой женщине диагноз — у нее никогда не будет детей. Официальная медицина не оставляла ей ни малейшей надежды, а обращаться к шарлатанам не позволяло материалистическое мировоззрение. Горе она хранила в себе, делясь только с мужем. Но случилось чудо — эту историю рассказывает правнучка героини.

История эта произошла в конце двадцатых годов в небольшом южном селе.

Прабабушка моя Ирина была тогда молодой и весьма энергичной женщиной. Быстро поняв, что в родном селе простора для ее кипучей деятельности немного, она уехала искать счастья в большой северный город.

В городе Ирина устроилась работать швеей на фабрику. Днем работала, а по вечерам еще и училась. Ложилась в половине первого и вставала в половине шестого. О голоде, который разразился тогда на юге и захватил ее родную деревню, она узнала от подруги, тоже приехавшей на заработки. От нее же она узнала и о смерти отца. Это было первое большое горе.

Через несколько месяцев Ирина познакомилась в городском парке с молодым человеком. Оказалось, тот работал журналистом в одной из местных газет. Бойкая на язык молодая девушка ему понравилась, и он предложил ей попробовать самой написать что-нибудь. Ирина очень сомневалась в успешном исходе этого эксперимента, но, как ни странно, у нее получилось. Бойкий, остроумный стиль, наблюдательность — все это показывало, что она была прирожденным журналистом. Молодой человек потом хвастался, что "откопал самородок".

"Самородок" тем временем успешно продвигался по карьерной лестнице: Ирина была уже начальницей цеха.

Диагноз: врожденная патология

Вскоре Ирина вышла замуж — именно за того молодого человека, который разглядел в ней журналиста. Казалось, все в ее жизни складывается как нельзя лучше. И тут ее настигло второе большое горе: оказалось, что у нее не может быть детей. Врачи, поставившие диагноз, были неумолимы: какая-то врожденная патология.

От этого горя Ирина долго не могла оправиться. Официальная медицина не давала ей надежды, а обратиться ко всякого рода "шарлатанам" ей не позволяло трезвое материалистическое мировоззрение. Оставалось лишь смириться. Прабабушке моей, которая привыкла брать судьбу за рога и поворачивать ее в нужную сторону, это было нелегко.

Прошло шесть лет. Ирина решила съездить домой, в родную деревню, проведать мать. Та в последнее время часто болела и в каждом письме звала дочь домой "хоть на недельку".

От последствий голода, случившегося шесть или семь лет назад, деревня постепенно оправлялась. Ирина ожидала встретить в родном селе большое запустение, но вместо этого встретила даже некоторый достаток, по крайней мере, у некоторых односельчан.

Была весна. Все деревья стояли в цвету. Ветер обрывал белые и розовые лепестки и нес их вдоль улицы. Почему-то особенно горько и больно на душе у Ирины становилось весной, при виде этих цветущих деревьев. Придет лето — и на них появятся плоды, а вот она никогда…

Блаженная старушка

Подойдя к дому соседей, Ирина заметила у них под забором словно бы кучу тряпья. Куча, как ни странно, шевелилась. А когда моя прабабушка поравнялась с ней, оказалось, что это одетая в немыслимые лохмотья старушонка что-то ищет в траве. Старушонка поглядела на Ирину и, словно прочитав ее мысли, вдруг запричитала: "Ох, горе-то, горе-то какое, горе…" Ирина шарахнулась от нее (у старушки взгляд был явно безумный) и повернула к дому.

Придя домой, она вдруг спросила: "Слушай, мам, а что это за старушонка у соседей под домом ошивается? Стянет еще что-нибудь…"

Мать посмотрела в окно: "Нет, это Ульянушка. Она блаженная вроде. Никогда никого не трогает. Живет Христа ради".

— Откуда она взялась?

— Пришла к нам во время голода, да так здесь и осталась. Ее у нас вроде как святой почитают. Кормят, поят, только она почти ничего не ест. И живет в какой-то яме за соседским огородом.

— Мам, если она безумная, ее надо в город отвезти и в больницу сдать. Пусть ее там лечат.

— Так пробовали уже. Увезти. Когда храм закрывали и отцаАлексеяувозили, так она прям под колеса машины кидалась. Выла так, что аж не по себе становилось. Один из тех, кто увозил, на нее так посмотрел выразительно, и спустя несколько дней еще одна машина прикатила. Уже за ней. Четверо. Скрутили ее (даже не пикнула) и повезли. Вечером это было. А утром смотрим — она опять по селу идет. Батюшки-светы! Что случилось-то? А эти четверо по дороге перепились, и все как есть, с машиной, ухнули с моста в реку. Потонули. А она-то и выплыла. И пришла назад.

— Слушай, ты мне тут какие-то сказки плетешь. Не может такого быть. Она не то что плавать — ходить, по-моему, может с трудом.

— Да что не может быть! В газетах писали. Шуму было много: один из тех четверых был какой-то партийной шишкой. Следователь приезжал, месяц здесь крутился, никто ничего не выяснил. Ну, напились, ну, утонули, бывает и такое. А про Ульянушку в этом переполохе и забыли. Так ее с тех пор никто и не трогает.

— Слушай, а чего это она все причитает: горе, горе?

— Она всегда так причитает, если видит, что у кого-то беда случилась.

— А откуда она знает, какое у меня горе? И есть ли оно  вообще?

— Она все видит. Ей сам Бог говорит, какое у кого горе.

— Мать, да ты чего, с ума спятила? — вспылила Ирина. — Какой еще Бог ей там что-то говорит? Нет никакого Бога. Просто безумная бабка, бормочет что-то себе под нос…

Ирина развернулась и пошла в свою комнату разбирать вещи.

Откуда она знает обо мне правду?

На следующий день спускается Ирина с крыльца, и вдруг ей прямо под ноги — Ульянушка. Повалилась на землю и запричитала: "Ой, горе-то, горе какое!" Ирина хотела было через нее переступить, но потом, видимо, сжалилась: ведь тоже человек, хотя и не в себе. "Что ты, — спрашивает, — бабуся, причитаешь? Что у тебя случилось? Какое горе?"

Бабка вдруг подняла голову: "Да не у меня горе, глупая, а у тебя. Деток тебе Бог не дает, вот какое горе!"

Ирина вся похолодела. О диагнозе, поставленном врачами, никто не знал, кроме нее и мужа. Муж разболтать не мог, в нем она была уверена. Тогда откуда?

Ирина вдруг чего-то испугалась, вскочила и быстро пошла по улице. Бабка за ней не побежала.

С тех пор Ирина старалась обходить Ульянушку стороной. Та, впрочем, и не настаивала на продолжении общения. Поставив свой диагноз, она, казалось, утратила к моей прабабушке всякий интерес. Со временем Ирина убедила себя, что ей, скорее всего, бабкины слова послышались: слишком много об этом думала, вот и почудилось…

Однажды, в солнечный день, моя прабабушка пошла купаться на речку. Окунулась, быстро вылезла (вода холодная еще) и начала вытираться. Тут в кустах послышался шорох, и на берег выскочила Ульянушка. Без предупреждения она подскочила к Ирине и плюнула той на живот. Ирина ахнула, а юродивая вдруг сказала: "Молись Пресвятой Богородице, и быть тебе с детками". И тут же скрылась в кустах.

Больше ее Ирина до своего отъезда не видела. И хорошо, что не видела, потому что подобное "асоциальное поведение" ее очень рассердило, и она долго грозилась научить Ульянушку хорошим манерам, не посмотрев на ее преклонный возраст.

Вскоре Ирина вернулась в город. Месяца через два странное недомогание заставило ее обратиться к врачу. Задержка была значительная, но, поскольку у моей прабабушки была достаточно серьезная патология, ее и полугодовая задержка не удивила бы. Врач, осмотрев Ирину, сказал: "Поздравляю, вы беременны". "Пресвятая Богородица, — вдруг вырвалось у Ирины, — помилуй меня".

Ирина родила троих здоровых детей. Этот случай заставил ее по-настоящему уверовать в Бога, настолько, что всех своих детей она воспитала в вере. Эту историю она всегда рассказывала нам как пример того, что милость Господня не имеет границ и снисходит как к верующим, так и к неверующим. Также она любила повторять, что внешнее нередко бывает обманчивым и Господь часто подает нам помощь через самых неожиданных людей.