Переплывший хронос

Не стало Кира Булычева. Человека, чье имя мгновенно ассоциируется с девочкой Алисой, путешествующей в пространстве и времени, с мультфильмом «Тайна Третьей планеты», кинофильмами «Через тернии к звездам», «Москва-Кассиопея» и «Отроки во Вселенной». Он - создатель волшебного города «Великий Гусляр», который почему-то любят посещать пришельцы из иных миров, автор аналога агрессивных американских «звездных войн» - доброй и ироничной «Галактической полиции»... Все это – фантастика, на которой выросли мы, и на которой растут наши дети.  

Мало кто из почитателей знал, что настоящее имя Булычева - Игорь Можейко, доктор филологических наук, авторитетный востоковед, много лет проработавший в Институте востоковедения РАН. Свой первый рассказ «Долг гостеприимства» опубликовал в 1965 году, подписав странным псевдонимом - «перевод бирманского прозаика Мауна Сейн джи».

Чуть больше месяца он не дожил до 69 лет. Еще полгода назад в одном из интервью он рассказывал о планах создать новые рассказы из цикла «Река по имени Хронос», о предложении создать киносценарий по повести «Ваня плюс Даша…», о постановке пьесы «Крокодил во дворе»...

Ваня и Даша – клонированные в подвале секретного НИИ молодые люди, по случайному стечению обстоятельств влюбившиеся друг в друга. Поначалу преданные идее умереть за человечество, отдав «нужным» людям жизненно важные органы, они вдруг теряют эту баранью покорность и начинают бороться за право жить и любить. Такая вот «атака клонов» по-булычевски, созданная намного раньше американского аналога. Или «Крокодил во дворе» - история одного двора, где за блочными стенами жилого дома течет обычная жизнь: соседи ругаются, мирятся и обмениваются рецептами. Только вот в одной из квартир обнаруживается настоящая русалка, а в другой – невесть как вместившийся туда океан с пальмами и белым песком. Крокодил появляется лишь под занавес, тенью проходя по пляжу. Удивительный, фантасмагорический мир Булычева, полный невероятных иллюзий и абсолютно точных реалий нашего абсурдного бытия.

Он говорил, что хотел бы считать себя учеником Станислава Лема. «Преклоняясь перед глубиной таланта Станислава Лема, я признаюсь, что, будучи человеком весьма обыкновенного ума, некоторые из его опусов не дочитал, потому что мне стало скучно или надоело удивляться тому, насколько он умнее меня», - писал Булычев. Фантаст рассказывал о случае в Варшаве, где он с другом-переводчиком зашел в книжный магазин, и продавец рекомендовал новую книгу Лема – «как всегда, необычную». Переводчик тут же сказал продавцу, что его друг тоже фантаст, приехал из России. «Здравствуйте, пан Стругацкий!» - обрадовался книготорговец. «Так я искупался в лучах чужой славы», - вспоминал Булычев.

«Вы пришли ко мне в гости, - так начинается страничка Булычева В Интернете. - Можно не снимать сапог и не надевать мягких тапочек. Ходите по квартире, берите с полок книжки и кивера, я с удовольствием расскажу вам о том, чем занимаюсь.

…И учтите, я не выношу разговоров о летающих тарелочках, экстрасенсах, белых, черных, зеленых и голубых колдунах и провидцах, о новой хронологии, о доброте товарища Ленина и о предсказаниях Нострадамуса.

Что касается моей сексуальной ориентации, то я издавна принадлежу к странному сексуальному меньшинству: я - лесбиянец. Люблю женщин». Странно – человека уже нет, а говорит он с экрана компьютера, как будто только что вошел в комнату.

Несколько лет назад в Варшаве на научной конференции судьба свела меня со Станиславом Лемом. Мы проговорили с ним довольно долго: проживший всю жизнь в Кракове польский ученый и писатель-фантаст считает русский язык «вторым родным», и признался тогда, что общения на этом языке ему не хватает. Тогда ему было под 80, сейчас - 82. О Кире Булычеве он отозвался как о «талантливом русском фантасте». Знал ли его русский «ученик» о таком заочном признании? Теперь, когда Булычева нет, я сожалею, что не нашла возможности рассказать ему о разговоре в Варшаве.

- Мне нравится непретенциозная, лишенная мессианства манера Булычева, - сказал Станисла Лем. – Он пишет о важных вещах простым, ироничным языком, явно получая от этого удовольствие. Он пользуется успехом в России?

- Да, и немалым. Однако с каждым годом набирают популярность американские фантастические боевики в жанре «фэнтэзи» - динамичные, наполненные спецэффектами, погонями и стрельбой. Не кажется ли вам, что уже никому не нужна интеллектуальная, философская фантастика, носителями которой являетесь вы, Айзек Азимов, Рэй Брэдбери?

- Нет, я так не думаю. То, о чем вы говорите, - результат определенного уровня развития киноиндустрии, то, что называется словом «экшн». И это вовсе не плохо. Другое дело, что у создателей таких высокотехнологичных, зрелищных фильмов далеко не всегда хватает фантазии. Я говорю о литературной фантазии, о сюжетных поворотах, о внутреннем развитии героев, а не о том, как эффектно погонится один звездолет за другим, как его обстреляет, и как потом все взорвется… Я думаю, интеллектуальная фантастика никуда не денется, точно так же, как люди не перестанут думать. Одним нужны погони и стрельба, другим – что-то иное. Одним – Толстой и Достоевский, а другим – комиксы. Так было всегда. Нельзя принудить мыслить, как нельзя и отучить. Просто люди разные. А то, что мало хорошей фантастики… Просто нужно время для появления новых плодотворных идей.

- Вам нравится, как Тарковский поставил ваш «Солярис»?

- То, что сделал Тарковский, наверное, хорошо. Но это не мой «Солярис», это – совершенно другое произведение. Меня интересовала, прежде всего, проблема Контакта, я пытался изучить ее, предложить возможные варианты развития событий, предостеречь, может быть. Когда я писал повесть, было очень актуально всеми силами искать этот контакт с иными цивилизациями, не слишком задумываясь, чем это может обернуться. Все ждали, что это произойдет со дня на день, как величайшего счастья… И я хотел сказать, что «братья по разуму» могут оказаться кем и чем угодно – не обязательно такими же, как мы, и даже не обязательно злобными и агрессивными, как марсиане у Уэллса, а, например, мыслящей субстанцией в виде огромного Океана. Причем, мыслящей по абсолютно иным, не земным законам. Готовы ли мы к этому? Вот о чем я хотел порассуждать. У Тарковского – абсолютно иные, земные, общечеловеческие задачи. Солярис для него – только метафора, способ поговорить о человеческих проблемах – совести, любви, сочувствии, терпимости. Мне кажется, манера очеловечивать космос вообще свойственна русской фантастике…

- Есть ли в современном фантастическом жанре имена, внушающие вам оптимизм?

- Ну, как вы можете спрашивать! У вас в России есть Стругацкие – очень талантливые фантасты, и, опять же, Кир Булычев – ироничный, легкий, но при этом очень глубокий писатель. Я думаю, что у их творчества есть будущее. Они ведь молодые еще люди, это я – старик…

Когда великий фантаст говорил эти слова, он не знал, что переживет не только Андрея Тарковского и Аркадия Стругацкого, но и Кира Булычева. «Страшно не умирать, а хоронить своих детей», - известная фраза. Я позвонила Лему, когда узнала о смерти Булычева. Мне сказали, что он болен. «Что передать?» «Просто привет из Москвы, и пусть поправляется», - ответила я… 

Наталия Лескова, "НГН"