История одного автографа

Эта улыбчивая маленькая женщина, которой недавно исполнилось 60 лет (сама призналась!), поразила меня своей бурной, кипучей энергией и непоседливостью. Чрезвычайно легка на подъем, за словом в карман не лезет, фонтанирует планами и идеями. Проживает в Москве, но летает по всей России, одержимая множеством грандиозных проектов. И у нас, в Красноярске, она не впервые.

Бэлла Львовна Клещенко — журналист, литератор, ученый, историк медицины, президент Сибирского Чеховского фонда, которому в этом году исполнилось 10 лет (еще один юбилей!). Кстати, журналисты "Красраба" принимали участие в первой акции фонда еще в 1991 году — это был благотворительный рейс по Енисею, посвященный памяти академика Сахарова, во время которого были,

в частности, открыты медицинские гомеопатические центры в Красноярске, Дудинке, Игарке, Норильске...

Должен признаться, что во время нынешнего визита Бэллы Львовны в нашу редакцию меня поначалу так ошеломил и даже напугал ее напор, что захотелось малодушно спрятаться, уклониться от долгого разговора. Но тут вдруг она, словно фокусник, извлекла из недр своего рюкзачка весьма редкую книгу "Тибетские народные песни", раскрыла ее на титульной странице — и я увидел дарственный автограф, который меня жутко заинтриговал: "Книга трех каторжников — на добрую память. Лев Гумилев. 23 июня 1989 года".

- Вы знали Льва Гумилева? — воскликнул я.

- Конечно, — горделиво ответила Бэлла Львовна и, лучась глазами, добавила: — Обратите внимание, что автограф сделан в день столетия его матери, Анны Андреевны Ахматовой!

- Неужто вы и с Ахматовой были знакомы?

- А как же! — сказала она, наслаждаясь моей растерянностью.

Ну, тут уж я сдался и начал расспрашивать нашу гостью обо всем по порядку.

- Чем вызван ваш нынешний приезд в Красноярск?

- Подготовкой к фестивалю "Здоровый город — здоровье Красноярска", который предполагается провести на берегах Енисея в апреле будущего года. К этому времени постараемся выпустить книгу "Латвия" уходит из Сибири", написанную по результатам благотворительного рейса 1991 года. Кроме того, как президент Чеховского фонда я хочу предложить красноярцам поставить возле здания медицинской академии памятник доктору Чехову. Этот памятник готов сделать замечательный московский скульптор Юрий Чернов. В наших планах также создание постоянной передвижной выставки "Сто художников России — новые передвижники". Кстати, красноярский художник Николай Рыбаков уже подарил нашему фонду две отличные работы: "Праздник рыбы" и "Желтая наездница". И мы рады, что Рыбаков стал членом Чеховского фонда.

- Кто еще является членом фонда?

- Известные медики — профессор Владимир Марченко, профессор Виталий Беликов, известный писатель Владимир Микушевич, композитор Анатолий Дергачев, художник Анатолий Гетманский... Есть у нас и бизнесмены, и музейные деятели, и работники библиотек.

- Ваша привязанность к Красноярску связана, вероятно, и с личными воспоминаниями?

- В красноярской пересыльной тюрьме в свое время сидел мой муж, поэт Анатолий Дмитриевич Клещенко, который был репрессирован и 16 лет провел в лагерях и ссылке. В его повести "Камень преткновения" есть описание Красноярска. А в местном литературном музее ему посвящена целая экспозиция. Издательский дом "Время" (Москва) предложил мне недавно выпустить полное собрание сочинений Анатолия Клещенко, куда войдет и книга "Тибетские народные песни", изданная в 1958 году и составленная из сделанных им переводов.

- Кто эти "три каторжника", упомянутые в автографе Льва Гумилева?

- Первый — Виктор Вольгиус, автор подстрочных переводов с китайского языка. Второй — Анатолий Клещенко, он сделал авторизованные стихотворные переводы (которые вскоре были признаны в Китае лучшими!). И, наконец, Лев Николаевич Гумилев — редактор книги и автор предисловия. Все трое были в послевоенные годы репрессированы...

- Что связывало Льва Гумилева и Анатолия Клещенко?

- Они были знакомы еще до ареста. Анатолий бывал у Ахматовой в "Фонтанном доме", в Ленинграде, читал ей поэму "Вийон читает стихи" (он считал себя "русским Вийоном"!). Об этом в своих воспоминаниях писала Лидия Чуковская. Ахматова была нашей посаженной матерью, благословляла наш брак. Анатолий и похоронен рядом с Ахматовой, на кладбище в Комарово...

- Они были "подельниками" с Львом Гумилевым?

- Нет, арестовали их по разным делам, и срок отбывали они в разных местах, но в вашем крае. Гумилев отсидел 14 лет, Клещенко — 16, он был в Мотыгино, в селе Раздольном, потом в ссылке в Норильске. У него есть повесть "Плечо пурги", посвященная Норильску. В 1957 году оба разными путями вернулись в Ленинград и, чтобы заработать на жизнь, занялись переводами (благодаря протекции Ахматовой). Так появилась книга "Тибетские народные песни". Она вызвала большой резонанс у востоковедов. И сейчас к ней проявляют большой интерес не только ученые и поэты, но и врачи — так как даже ритм этих песен оказывает исцеляющее воздействие. В наше время доказано, что поэзия лечит! И мы в нашем фонде это тоже учитываем при разработке программ...

- В различных мемуарах приходилось читать о ссоре Ахматовой с сыном. Как, по-вашему, в чем была причина этой размолвки?

- Сейчас я пишу сценарий фильма "Последний дом Ахматовой", где рассказываю о взаимоотношениях матери и сына. На мой взгляд, главная причина конфликта коренилась в детстве, в одиноком детстве Льва... Он же остался с бабушкой, матерью Николая Гумилева, от нее много слышал о матери, но практически ее не видел. Легко ли чувствовать себя сиротой при живой матери? Детская обида глубоко врезается в сердце ребенка... Сразу после расстрела отца, в 1921 году, маленький девятилетний Лев записал в своем дневнике: "Я сирота". И это сиротство он носил в себе всю жизнь! И позднее, когда он томился в лагерях и ссылках, ему казалось, что мать забыла его, недостаточно за него хлопочет...

- Помешала ли их размолвка вашей дружбе с Ахматовой?

- Нет, наша дружба продолжалась. Помню, уже после ссоры со Львом Ахматова несколько раз приходила к нам и спрашивала: "Виновата ли я?" И Анатолий ее успокаивал: "Вы ни в чем не виноваты..." Но когда Лев вернулся из лагеря, она уклонилась от совместной жизни с сыном — и это усилило их раскол. Дело в том, что тогда как раз сдавался так называемый "писательский дом", и Ахматова могла съехаться с сыном. Но нашлись "доброжелатели", которые ее переубедили, и она поселилась вместе с семьей бывшего своего мужа, Пунина. А Лев получил не квартиру, а всего лишь комнату в коммуналке. И позднее, в 60-е годы, Анна Андреевна уделяла меньше внимания родному сыну, чем "ахматовским мальчикам" - молодым поэтам Иосифу Бродскому, Анатолию Найману, Евгению Рейну и Дмитрию Бобышеву...

- Когда вы последний раз встречались с Ахматовой?

- 3 октября 1965 года, незадолго до смерти, она была у нас на даче. Подарила мужу свою книгу с дарственным автографом: "Милому соседу Анатолию Клещенко". Хорошо помню ее устное завещание: "Не хочу, чтобы меня похоронили в Комарово (хочу — в Павловске!), не хочу, чтобы председателем похоронной комиссии был Сергей Михалков, и не хочу, чтобы на похоронах выступала Майя Борисова..." Но все вышло — как она не хотела... Два поэта, которых она любила, на похоронах не присутствовали — Анатолий Клещенко и Александр Гитович. Это были ее друзья по жизни.

- Успел ли Лев Николаевич помириться с матерью перед ее смертью?

- Помешали "доброжелатели"... После 3 октября Ахматова уехала в Москву и вскоре попала в Боткинскую больницу. Узнав об этом, я позвонила Льву — и он сразу поехал к ней, в Москву. Он так спешил, так хотел помириться! Но у ворот больницы его встретили (перехватили!) Анатолий Найман и Анна Каминская, они сказали Льву, что Анна Андреевна якобы не хочет его видеть... И он в гневе уехал! Ахматова, конечно, не знала, что ее "оберегают" от ее же сына...

- А что это за история с письменным столом Достоевского?

- Этот стол оказался у нас на даче не случайно. Брат моего мужа, Борис Иванович Коплан дружил с внуком Достоевского, Андреем Андреевичем. И Анатолий тоже вырос в этой семье. Борис Иванович и Андрей Андреевич были репрессированы, и письменный стол Достоевского оказался в Литфонде. Позднее, когда мужу дали дачу в Комарово, он сам выбрал этот стол, так как хорошо его знал и помнил. И Ахматова, когда бывала у нас в гостях, обычно говорила: "Хочу посидеть за столом Федора Михайловича!" А сейчас этот стол находится в Ярославле, в библиотеке имени Достоевского.

- Возможно, не все наши читатели знают, что Лев Николаевич Гумилев был не просто сыном двух знаменитых поэтов — Анны Ахматовой и Николая Гумилева. Он был крупным ученым-историком, вдохновенным приверженцем "евразийства", создателем понятия "пассионарности", противником казавшейся доселе незыблемой исторической догмы о "татаро-монгольском иге"... Что предпринимается для увековечения памяти этого человека, со дня рождения которого недавно исполнилось 90 лет?

-...И десять лет — со дня его смерти... В Санкт-Петербурге, в доме по улице Коломенской, где жил Лев Гумилев, сейчас существует мемориальная квартира-музей, созданная вдовой, Натальей Викторовной Гумилевой. Кстати — совершенная мистика! — в этой же квартире, которая раньше была коммунальной, в одной из комнат когда-то жили и мы с моим мужем... Вдова этот музей передала городу, а сама живет сейчас в Москве. Похоронен Лев Николаевич в Александро-Невской лавре. А мемориальную доску на доме сделали не питерские власти, а правительство Татарстана — в знак благодарности замечательному ученому, способствовавшему своими книгами улучшению взаимопонимания между нашими народами.

Скоро будет увековечена память и всей этой прославленной семьи. В Бежецке, недалеко от которого находилось когда-то имение Гумилевых, собираются установить скульптурную группу, изображающую всех троих — Анну Ахматову, Николая и Льва Гумилевых... Не мешало бы и сибирякам подумать о том, чтобы как-то увековечить память о пребывании здесь, пусть и не по своей воле, прославленного ученого-"евразийца".

Эдуард РУСАКОВ