Поражение от победы. Кинолитературные повороты акунинских героев

На книжные прилавки — февральская пятница за февральской пятницей — все выскакивали беленькие, новые томики романов Акунина то с жучками, то с бабочками на обложке.

Нам представили упражнения во владении жанрами — детская книжечка, шпионская, фантастика, - а потом как-то очень своевременно засветился столь же беленький киноэкран, заметались красиво солдаты, поскакали башибузуки и полетел вверх тормашками новый Фандорин. Все просчитано, подгадано, мы опять окружены. Есть от чего добродушно поворчать, что вспомнить читавшим раннего Акунина с героическим Эрастом Петровичем - разоблачителем террористов , спасителем прекрасных дам и романтичного отечества.

В начале всех акунинских циклов не уставали мы поражаться ловкости и смекалке благовоспитанного молодого человека, затыкавшего за пояс не то что каких жуликов или бандитов, а целые его императорского величества канцелярии со специальными отделениями. И прозорливости его, и ловкости переодеваний, и точности ходов. Один у нас был массовый литературный герой — Эраст. Только вот в кино как-то не складывалось, "Азазель" вышел сладеньким и совсем фальшивым. Остальные фильмы как-то застряли, оставалось из года в год дожидаться новых томиков про приключения любимого героя. И вот — дождались.

Первые десять минут "Турецкого гамбита", фильма Джаника Файзиева с Егором Бероевым в роли Фандорина, очень вдохновляют. Просто многообещающий заход: и заунывный восточный мотив, и телега с несчастными беженцами, солдаты, взрывы, пленные... Что говорить, тяжкая была война. Да и какая война — не тяжкая?

Но видать, от красивых пейзажей, от солнечного света да мундирных яркостей скакать к смерти и крови не очень-то хотелось, да и компьютерная яркость на что же пригодна? Только двинул стрелочку-курсор, а уж и город взят, только начертил незримым пером, а уж и дело решенное... Изящество линий при наличии сдержанного вкуса — первое дело в нашем духоподъемно необременительном кино. Чего монолог городить про душевные переживания, когда можно изобразить как эта самая мысль типа буровит карту или раскидывает варианты в виртуальном своем, так сказать, умствовании?

Но вот смешную какую шутку играет умная машинка с героями. В один славный момент ловишь себя на подозрении, что автор так мало отпустил слов британскому журналисту в исполнении Даниэля Ольбрыхского или русскому рубаке в изображении Дмитрия Певцова из-за их ненастоящести. Клоны же это, вроде изобильно сочиненных писателем Сорокиным . Почему ежели можно весь панорамный фон зарисовать русскими или турецкими солдатиками, красиво погибающими или побеждающими от замедленно ввинчивающихся в них пуль, сабль, оглобль и прочего компьютерного же инвентаря, почему же нельзя и актерских звезд компъютерно настрогать?

К Сталину пришел гитлеровский агент, усыпивший бдительность охраны, чтобы передать личное послание фюрера, обещавшего, что войны в 1941 году не будет. Война идет, как всегда простодушный и героический потомок Эраста Фандорина, призванный в славные органы, ловит немецко-фашистскую нечисть, а эта самая нечисть дурит вождя. Или клон клона разводит? Это я излагаю обстоятельства "Шпионского романа" Акунина, вышедшего в свет несколькими неделями ранее киноверсии "Турецкого гамбита".

Инопланетяне наслали на землю своих агентов, чтобы порушить Советское государство, посадить к власти Горбачева и все у нас столкнуть под откос. Но славные чекисты разгадали замыслы и кинулись наперерез. Такого рода подробности мы узнаем в конце следующего произведения Акунина под названием "Фантастика". В этом последнем - по дате обнародования, — литературном полотне карьерист-тайный читатель мыслей, чемпион по ускорению в пространстве и экстрасенсорная красавица становятся героической троицей. Человеческое стремительно утрачивается, литературные возможности Акунина съеживаются до масштаба подписей к комиксам и единственное человеческое чувство, различимое сквозь эти постсорокинские всплески — авторская ненависть к лубянкинским обитателям, их сговорам, союзам и интригам.

Тем временем, офицерское окружение Вареньки, невесты полкового телеграфиста, с помощью Фандорина добравшейся на передовую борьбы с турками, это самое окружение начинает изнемогать от чувств. Румынский полковник, он же пособник турецкого агента, набрасывается на девицу, генерал предлагает руку и сердце, инженер-паровозник тихо млеет, жених тает, а Эраст отводит глаза. Что нам какие-то войны с бестолковыми колоннами, наступлениями и отступлениями? Вот же девушка приехала, всех обаяла, всех помирила, все разведала. Практически, почти выиграла войну. А что Фандорин? До Лондона не доехал, агента поймал да упустил, если бы не девушка, так бы ему и лежать в сырой земле Константинополя. А что же он? И девушку упустил, потому как надо ему до Японии плыть — по заданию родных органов, то есть, царствующих особ и соответствующей администрации. Ну да, попутно, буквально на бегу он разоблачил провокацию, спас генерала и укокошил турецкого адъютанта. И все же войну-то не он выиграл, а Варенька.

Тем временем, рядовой Дорин вырвался из застенка, где его держала пособница фашистского агента и успел добраться до своих. А жертвы автокатострофы на Рублево-Успенском шоссе встретилисьи узнали, что автобус, изуродовавший в детстве их психику буквально до наделения волшебными способностями — бегать и прозревать чужие мысли — не под откос закатился, а в инопланетный корабль уперся. Шпионы бегут, корабли летят, турки скачут, а всемогущий Акунин наливает себе еще бокальчик пива. Не нравится, дружок, и не читай. Кому поражение, а кому полная победа с удовольствием. И чтоб одно от другого — так только количество пива.

Поделюсь и своим высшим, но наивным, совершенно не подтвердившимся старым прогнозом. Скромность наших литературно-художественных достижений, узкий круг популярных у широкой публики авторов заставил меня еще лет восемь назад предположить, что обновление, как это из истории искусств известно, должно приходить снизу. То есть, низкие жанры легче применяются к быстротекущей жизни, а там — мы вырастем, публика подрастет. Будет вам не Акунин, а художественный процесс. Виноват, не оправдалось. То ли компьютеры с играми заели, то ли карточные фокусы оказались притягательнее литературы с кинематографом высших достижений. Говорила же нам министр культуры страны советов Екатерина Алексеевна Фурцева, что искусство должно развиваться по линии самодеятельности. Повторял же великий Ленин, что из всех искусств самым безобидным для него остается кино. Или что-то в этом роде говорил.

Шарик воздушный красиво плывет по звездному небу, его за собой на веревочке тащит паровозик, а к шарики прицепленная дамочка кричит снизу подцепленному мужичку, чтоб он ей под юбочку не глядел. Вот смехота, вот чудила Акунин, порадовал. И патриотично, и поучительно, и забавно.

Надеясь пробудить интерес к родной истории, фантазируя на вечные темы российского беспорядка, талантливый литератор на наших глазах превращается в канатного плясуна. И сколько ни хлопай глазками девушка, не сверкай зубами ворог, не прыгай высоко Эраст, желание одно - сложить все его книжечки в стопку и отнести к дверям столь нелюбимой Акуниным, но так мечтающей о новых способах безотказного манипулирования сознанием конторы. Что бы и мы, и вы, и все кругом — не отличали пораженья, победы, взлеты, падения, а только ощущали тепло убаюкивающей стабильности. Хорошие игры дорогого стоят, только бы не кончались подольше.

Только дописал и щелкнул кнопочкой радио, а там сам господин Акунин рассказывает, что на процесс Ходорковского сегодня ходил — поглядеть да послушать, — и очень негодует, сочувствуя. Понятное дело, приговор скоро, вот он и потянулся к центру общественного внимания. Обещали быть на процессе и другие известные в московской тусовке деятели, а может, их клоны...

Алексей Токарев