Подводные катастрофы: совершенно секретный документ Политбюро о гибели «К-219»

В распоряжение “Беллоны” попал заним ательный документ. Совершенно секретный. Экземпляр единственный. Сразу оговоримся, что ФСБ суетиться не стоит. Документ к нам поступил из США. От организации, которая называется “Национальный архив безопасности” (National Security Archive). Датирован документ 6 октября 1986 года. Напомним, что в этот день погибла советская стратегическая атомная подводная лодка проекта 667А “К-219”, по НАТО — типа “Янки” (от ПРАВДЫ.Ру – эта именно та советская АПЛ, причинам гибели которой за последние месяцы мы посвятили несколько публикаций). Об этом и идет речь в документе — стенограмме заседания Политбюро ЦК КПСС
Приближается оттепель, перестройка с гласностью. Генеральный секретарь Михаил Сергеевич Горбачев работает над предложениями по вопросам ядерного разоружения. Итак: октябрь 1986 года, Москва, Кремль. Председательствует тов. Горбачев М.С. Горбачев: “6 октября в 11 часов 03 минуты атомная подводная лодка ВМФ СССР, потерпевшая аварию в Саргассовом море, затонула на большой глубине. Экипаж эвакуирован на подошедшие корабли. Потерь в составе экипажа, кроме тех, о которых сообщалось ранее, нет [погибли 4 человека — прим. автора]. До сих пор остается неясной причина аварии и гибели лодки. То ли это произошло из-за некомпетентности экипажа или трусости”. Первопричина аварии остается невыясненной и по сей день. На лодке произошел пожар. Последовало короткое замыкание в основной силовой сети. Автоматика реактора правого борта заклинила. Глушил реактор вручную старший матрос Сергей Пряминин. Он так и остался в седьмом, реакторном отсеке. Глушение реактора левого борта произошло автоматически. Ядерную катастрофу удалось предотвратить. Беспомощную лодку взяли на буксир подошедшие суда. Но трос оборвался...

Не могло ли быть диверсии?
“События развивались таким образом: лодка была взята на буксир, но трос оборвался. Опять неясно, почему? В общем, сплошные неясности. [...] Не знаем мы и о том, будет ли и в каких размерах распространятся радиоактивность”, — продолжает Горбачев. Докладывает замминистра обороны, главком ВМФ СССР, адмирал флота Владимир Чернавин: “В 11 часов 03 минуты подводная лодка затонула на глубине 5,5 тыс. метров. [...] К лодке прибыли наши спасательные суда и взяли на борт личный состав. Лодка находилась на плаву. Лишь из аварийной [ракетной] шахты шел бурый дым. Было принято решение бороться за живучесть лодки. На нее была высажена разведгруппа, которая провела ощупывание руками корпуса лодки с тем, чтобы определить место, где имеется нагрев”. “Разве датчиков нет?” — удивляется Горбачев несовершенству советской приборостроительной промышленности. “Нет”, — лаконично отвечает Чернавин и продолжает: “После обследования выяснилось, что нагревания корпуса не было. Тогда решили запустить людей внутрь лодки. Они осмотрели первый, второй и третий отсеки, которые оказались сухими. В исправном состоянии была и аккумуляторная батарея. Но в третьем отсеке имела место некоторая загазованность. Видимо, газ проник из четвертого [аварийного] отсека через вентиляцию, трубы которой идут кольцом по всей подводной лодке”. Горбачев продолжает задавать вопросы: не было ли течи, что показали приборы управления, измеряющие запас воздуха, что с реактором. Чернавин приводит цифры, отвечает, что реактор заглушен. “Кто определяет длину троса для буксировки лодки?” — неожиданно спрашивает Горбачев. Чернавин объясняет, что расчеты делали специалисты. “В каком месте произошел обрыв?” — продолжает генсек. “Это пока не установлено: там ночь, темно, волна”, — отвечает Чернавин, явно неготовый к таким вопросам. “Может быть, буксирный трос потянул лодку вниз?” — упорствует Горбачев. Тут уж ему отвечает не только Чернавин, но и зампредсовмина Маслюков: масса троса несоизмерима с весом подводной лодки, он не мог повлиять на ее гибель. Чернавин продолжает свой доклад. “Не могло быть диверсии?” — вдруг прерывает его Горбачев. “Идиот”, — думает, очевидно, про себя Чернавин, но вслух отвечает: “Данных для такого вывода у нас нет”. “Почему все же начался пожар после всплытия лодки?” — не унимается Горбачев. Чернавин повторяет, что пока неясно, почему, но есть предположение, что произошло замыкание при включении насоса для откачки воды: “Могло случиться так, что перед его включением не провели проверки электропитания”. “Значит, проявили некомпетентность”, — торжествует Горбачев.

Полезут ли американцы на глубину 5,5 тыс. метров за перфокартами?
Первая проблема, к которой Горбачев обращается в самом начале заседания: “Нет пока информации о том, были ли разрушены приборы управления лодкой, после того как ее покинул экипаж”. Ему отвечают члены Политбюро Соколов и Добрынин. Не все приборы были уничтожены, так как сперва была надежда спасти лодку, а затонула она слишком стремительно. После доклада Чернавина Горбачев возвращается к этой теме: “Американцы наблюдали за ходом спасательных работ. Возникает вопрос, могут ли они поднять нашу лодку, и если да, то какую получат информацию?”. Главком ВМФ успокаивает его: “Возможно, для них [американцев] представляет интерес головная часть, конструкция реактора. Но новых секретов здесь нет, поскольку лодка старой конструкции. Могут представлять интерес для американцев перфокарты”. К-219 относилась к АПЛ второго поколения, в боевой состав Северного флота была принята в 1971 году. На перфокартах могла быть набита программа управления ракетным комплексом, кроме того, это могли быть карты спецсвязи. Горбачев продолжает демонстрировать бдительность: “Почему они [перфокарты] не изъяты?”. “Они находятся в специальном сейфе. Точных данных о их судьбе нет”, — объясняет Чернавин. “Как характеризуется капитан подводной лодки?” — не унимается Горбачев. Чернавин отвечает, что хорошо характеризуется. Обсуждаются возможные меры, чтобы не дать американцам нырнуть на 5,5 тыс. метров за нашими перфокартами: например, можно оставить на месте аварии несколько кораблей. “Чтобы воспрепятствовать подъему американцами лодки, нужно сказать, что нами прорабатывается организационно-технические меры, связанные с дальнейшими действиями в связи со случившимся”, — подводит итог Горбачев. Все, очевидно, делают вид, что поняли словесное нагромождение генсека.

Радиоактивность “не будет носить опасных размеров”
Напомним, что на дворе 1986 год. В апреле случилась чернобыльская катастрофа. Зарождается пора перестройки и гласности. В начале заседания, еще до доклада Чернавина, сразу после зловредных американцев, обсуждают информационную стратегию. СССР уже сделал официальные заявления об аварии. “Наша быстрая реакция и сообщение об аварии лодки дали свой результат, — с удовлетворением отмечает Горбачев. — Рейган поблагодарил нас за сообщение. Американцы даже предложили свою помощь. [...] Кауль [член администрации Рейгана — прим. автора] сказал, что это имеет большое значение для информирования мировой общественности, что раньше о подобного рода вещах они узнавали из сообщений американских агентств”.  “Что касается вопросов информации в связи с гибелью лодки, то целесообразно поступить так же, как мы поступили в прошлый раз, то есть сделать сообщение американцам, МАГАТЭ и ТАСС, — продолжает Горбачев. — Кроме того, следует проинформировать также руководителей социалистических стран”. “В информации необходимо повторить, что, по заключению специалистов, после того как лодка затонула, ядерный взрыв исключен. В то же время можно сказать, что специалистами допускается возможность распространения радиоактивности на больших глубинах после истечения определенного срока”, — вносит радикальное предложение генсек. Член Политбюро Андрей Громыко предлагает сгладить заявление: “Но нужно добавить, что оно не будет носить опасных размеров”. Горбачев сдается, гласность еще не наступила: “А возможно, следует сказать в более общей форме: “Специалисты изучают последствия гибели лодки””. “Это лучше”, — поспешно соглашается другой член Политбюро, Николай Рыжков. “И обязательно нужно дать информацию по линии ТАСС, чтобы о гибели лодки знали наши люди”, — добавляет Громыко. Уже в то время начинает зарождаться то, что сейчас называют пиаром. “Да, нужно дать такое сообщение по радио и телевидению, причем срочно, не дожидаясь вечера”, — подытоживает генсек.

История повторяется
После доклада главкома ВМФ Чернавина Политбюро принимает постановление, и заседание подходит к концу. Конечно, мы привели здесь не всю стенограмму: выкинули какие-то детали, например, цифры из доклада Чернавина, вычеркнули общие фразы вроде “нужно беспристрастно, объективно и до конца выяснить причины”, избавились от бесконечных повторов, поменяли местами некоторые куски. Но по сути ничего не сокращали. О гибели К-219 были написаны книги, американцы сняли художественный фильм. Единственное, что до сих пор является загадкой — это первопричина катастрофы. Занимательность же этого документа заключается в том, что на лицевой стороне можно было бы написать: Сочи, Краснодарский край, 2000 год — гибель “Курска”. Или: Порто-Ротондо, Сардиния, 2003 год — гибель К-159. Когда затонул “Курск”, Путин не стал прерывать свой отдых в Сочи. Американскую помощь он согласился принять только поздно вечером 16-го августа, после телефонного разговора с Клинтоном. Напомним, что лодка пошла на дно 12-го и, по некоторым данным, стуки SOS из нее раздавались до 14-го августа. В Порто-Ротондо, на борту гвардейского ракетного крейсера “Москва”, Путин встречался с председателем Совета министров Италии Берлускони, когда в Баренцевом море утонула К-159. Там и произошло аналогичное заседание. Совещания проходили в ином составе, но их заключения не должны были отличаться: причины катастрофы не известны, предпринять меры по недопущению к кораблю американцев (как это было в случае с “Курском”), успокоить население. Причем по последнему пункту был достигнут значительный прогресс. Власть на несколько дней потеряла контроль над информацией в трагические дни августа 2000 года — дни гибели “Курска”. Но скоро все стало на свои места. Особенно примечательным был информационный контроль во время операции по подъему лодки в 2001 году. Вспоминается эпизод осенью 2001 года. Был самый разгар операции. В Мурманске действовал государственный пресс-центр, координировал его Сергей Ястржембский, помощник президента России Владимира Путина. В это самое время “Беллона” запланировала пресс-конференцию в Мурманске, посвященную презентации нового доклада “Атомная Арктика — проблемы и решения”. Скажем честно: ничего крамольного на пресс-конференции говорить не предполагалось. У Ястржембского, очевидно, были другие сведения. В день и время проведения пресс-конференции “Беллоны” Ястржембский срочно нашел местных экологов-биологов, которые должны были выступить у него в пресс-центре и рассказать, как безопасны ядерные объекты Кольского полуострова. Более того, был срочно снаряжен корабль, который доставил группу журналистов на место гибели “Курска” — подальше от “Беллоны” и ее мероприятия. Признаемся, что нас развеселили эти усилия властей. Тем более, что пресс-конференция удалась. Политбюро ЦК КПСС такие изощренные приемы и не снились. Не было в них в то время необходимости. Гласность ведь только зарождалась. А сегодня необходимость возникла. Но чем отличается ситуация в принципе? Принимаются решения, что говорить, а что не стоит. Документы засекречиваются. Ну, а лодки продолжают тонуть.

Игорь Кудрик, Рашид Алимов, “Беллона-веб”