Эксперт: данные о числе бедных в России потеряны - Новости российской экономики

Сколько в России бедных? Меняются ли со временем такие понятия, как бедность и экономический кризис? Как можно оценить экономическую ситуацию в России: каковы уровень инфляции, экономический рост и производительность труда.

На вопросы "Правды.Ру" ответил сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Дмитрий Белоусов.

Читайте начало интервью:

Как увидеть будущее экономики?

На какой срок экономический прогноз точнее — экономист

Эксперт: основная проблема статистики кроется в методологии расчетов

Дмитрий Белоусов: прогнозирование от амебы к большой экономике

Экономист: будущее зависит от игроков и системы

Почему не работают национальные проекты — экспертное мнение

— Сколько в России бедных?

— Здесь, к сожалению, мы потеряли данные ВЦИОМа. С прошлого года они прекратили обследование психологической бедности. У них тогда получалось, что мы стабилизировали численность людей, которые говорят про это, что им не на что жить и так далее… Раньше там был просто длинный ряд, потом несколько сократился.

Тех, кому хватает только на еду, и тех, кому хватает на еду и предметы гардероба, — примерно 40%. Это много. Это данные, которые были получены несколько лет назад. Как теперь обстоят дела — официальной статистики попросту нет.

Читайте также: Почему не работают национальные проекты — экспертное мнение

— Я недавно был во Франции, в Греции. У меня ощущение, что там психологическая бедность больше, чем у нас, особенно в Греции.

— Там очень интересная штука. — Тот же процесс глобализации. Я понимаю, что у нас ненавидят Солженицына, но у него — самое гениальное описание революции как процесса, которое я видел. Это — процесс, когда разные волны процесса захлестывают друг друга, опережают друг друга.

В феврале 1917-го монархисты еще думают, как бы Николая поменять на кого-нибудь пошустрее. Конституционалисты решают, как бы нам тут произвести конституционную реформу такую умеренную. Социалисты издают приказ №1, который подрывает это временное правительство. А большевики уже говорят, что всех таких болтунов надо гнать, и с левыми эсерами в это же время начинают рисовать Октябрьскую революцию.

Сейчас происходит то же самое. По миру вроде бы идет индустриальная модернизация. Растет рабочий класс, промышленность приходит в Африку. В развитых странах уже пошел процесс, который только начинается у нас. — Развитие хай и хай-тека порождает новую бедность: закрываются автозаводы и другая традиционная промышленность.

А к этому люди не готовы. Они привыкли, что они — богатые, таких рабочих еще недавно было много, сейчас их уже не много, их столько не нужно. Так вот, товарищи, тема бедности уже есть. И эта история — "ой, откуда Трамп?" — Из ржавого пояса. Ржавый пояс оттуда же, откуда Обама. Обама — из глобализации мировой экономики.

И наши промышленные регионы не получается запустить по-нормальному не потому, что мы плохие, а потому, что мир так устроен, что нет инструмента. Мы, по крайней мере, видим свою бедность. Европейцы от этого отвыкли. Мы свою бедность хоть видим. Хоть тему признаем. Признали проблему.

— Долгосрочный экономический рост в России возможен? И быстрее, чем у китайцев, чтобы хотя бы в чем-то начать догонять?

— Быстрее, чтобы у китайцев, нет. Но 4-4,5% делать можно.

— Что с инфляцией? Ожидания у населения сократились?

— Сейчас начали снижаться. У нас был резкий скачок во втором полугодии прошлого года — в начале этого. Население было сильно перепугано НДС. В феврале-марте обнаружили, что НДС не так страшен, как ожидалось, хотя воспринимаемая инфляция, как полагается, раза в три выше росстатовской. Но это — нормально. И она все равно вниз идет.

— Значит, она стабильная?

— Нет, очень сильно волатильная.

— Неустойчивая.

— Более чем. Гораздо более сильно волатильная, чем обычная. Потому что там обычная мультиплицируется, плюс добавляются психологические моменты.

— Да — производительность труда и поднятие пенсионного возраста. Что увольнений будет больше, безработица сильно вырастет?

— Увольнения будут. Вот главное. Уже сейчас встал спрос на труд. У нас долго рос спрос на труд. Теперь он стал сокращаться. Плюс у нас нет по существу другого выбора, чем снижать занятость в массовых производствах, людей переобучать, там перетаскивать и так далее. Поэтому временная безработица будет, фрикционная будет точно расти. Надеюсь, что мы не получим очагов бедствия, но риски есть.

— Правительство обещала дотации предприятиям, повышающим производительность труда. Но они же просто людей увольняли!…

— Именно. Вот это — как раз второй аспект. А третий аспект — мы не видим картинки как целое. Потому что второй слой — это компенсирующие мероприятия. Поощрение к повышению производительности труда — это автоматически увольнение занятых. Если идет увольнение занятых, надо либо снижать налоговую нагрузку на малый бизнес, чтобы они в него уходили, либо строить дешевое жилье. И финансировать перемещение к новым центрам занятости.

Читайте также: Дмитрий Белоусов: прогнозирование от амебы к большой экономике

— То есть ты не веришь, что само наличие людей безработных оно стимулирует производство. Что люди, у которых нет работы, что-то будут делать — малый бизнес, торговать, создавать космические корабли?…

— Что-то они будут делать. Но есть тема "застойная бедность", когда человек опускается, с какого-то момента он теряет квалификацию, начинает бухать. Мы же видим, например, Латинскую Америку. Люди из деревни переезжают в город, трудоустроиться не могут, там — уже безработных выше крыши.

Получается почти повсеместно какая-то полукриминальная среда. Да там половина людей заняты в белую, вторая половина — в черную. Да и у нас спад 90-х породил довольно мощный слой — огромный сектор теневой занятости и субкриминальную среду по всей стране. Я уж про Кавказ не говорю…

— Что-нибудь хорошее будет? Или мы все завтра умрем? Что нас ждет?

— Здесь — две вещи. Во-первых, будет интересно. Во-вторых, наступает время сильных. Но не время волков, а время людей, которые способны организовывать жизнь вокруг себя.

Смотрите видеоинтервью полностью: Дмитрий Белоусов — человек, который знает будущее