Будущее России — за роботами и царями?

Какие меры нужны, чтобы Россия смогла уйти от сырьевой экономики? Как реформировать бюджетную систему и стимулировать развитие российских регионов? А также почему никакой общественно-политический строй демократии и роботизации не помеха? Об этом в прямом эфире видеостудии Pravda.Ru рассказал предприниматель, член Партии Роста Антон Любич.

— Как в нынешнее непростое время развиваются кризисные регионы? Могли бы они развиваться лучше, быстрее, и если да, то что сейчас этому мешает?

— Безусловно, могли бы. Мешают три группы проблем. Первая из них носит денежно-кредитный характер, вторая — бюджетный, а третья — налоговый. Начну с самого простого — с бюджетной системы.

У нас сегодня прослеживается существенный перекос в пользу федерального центра. Когда были приняты майские указы президента, регионам сказали: вы ответственны за то, чтобы зарплаты бюджетников были на определенном уровне, при этом денег мы вам не дадим. То есть обязательства были переданы в регионы, а финансовых источников на то, чтобы эти обязательства исполнить, регионы не получили. Более того, произошло очередное перераспределение налогов в пользу федерального центра, и регионы стали зависимы от субсидирования в гораздо большей степени, чем раньше.

— Какую долю собранных налогов сейчас регион передает в среднем в федеральный бюджет?

— Больше половины.

— А сколько и в виде чего поступает обратно?

— Субсидии, субвенции так называемые. Но проблема не в том, сколько поступает, а в том, что регион не может гарантированно получить эти деньги — ему могут дать, а могут не дать. И это зависит не от того, насколько он эффективен, а от того лишь, насколько хорошо просит в Москве.

В результате происходит существенное перераспределение в пользу тех регионов, которые не производят эффективной добавочной стоимости денежных средств, из регионов, которые этим занимаются.

Есть группа сырьевых регионов, которая имеет очень маленькое население и очень высокий доход. А есть группа регионов вроде Урала, который я представляю. Там проживает большое количество людей, сопоставимое с Центральной Россией. Экономика там гораздо эффективнее, но из нее изымаются денежные средства. Это демотивирует регионы и людей, поэтому наблюдается высокий отток населения.

Безусловно, направлять в государственный бюджет налог на добычу полезных ископаемых, на сверхдоходы, которые генерирует нефть, — это нормальная мера. Но помимо этого, существует НДС, налог на прибыль, специальный налоговый режим для малого и среднего бизнеса, для сельхозпредприятий, налог на доход физических лиц. Эти налоги в существенной степени отрегулированы неверно.

Никто не говорит, что нужно обескровить Москву. Но когда в Москве тротуарную плитку перекладывают каждый год по всему городу, а в районных центрах Пермского края не везде есть водоснабжение, это вызывает вопросы.

— Как можно усовершенствовать нынешнюю модель?

— Закрепить источники доходов за бюджетами различных уровней, исходя из полномочий, которые на эти уровни спущены. Не должно быть ситуаций, когда источники доходов заведомо не позволяют без субсидий федерального центра исполнять бюджетные обязательства.

В бюджете Пермского края перераспределение НДПИ в пользу федерального центра привело к дыре в семь миллиардов рублей. Это 10 процентов доходной части бюджета! А расходы сократить нельзя. Происходит рост долговой нагрузки, увеличивается процентное бремя. И вот Пермский край ежегодно платит уже 10 миллиардов рублей на обслуживание долга.

То есть проблема, которая раньше отнимала семь миллиардов, теперь отнимает 17. Эта дыра привела к тому, что край вынужден сократить половину родильных отделений, "оптимизировать" систему скорой помощи и далее по списку.

Речь идет о перераспределении примерно 20 процентов налоговых доходов от федерального центра к регионам для того, чтобы регионы могли стимулировать бизнес на своих территориях, стимулировать людей приезжать, работать там, увеличивая размер налогового пирога.

А сейчас получается наоборот. В этом году уже два машиностроительных завода в Пермском крае пошли в банкротство. Только одно это — без малого две тысячи рабочих мест.

Хотя еще недавно произошел прорыв в отечественном сельзхозмашиностроении, потому что была база, сыграли роль ограничения — санкции и ответные меры. Иностранные компании, ориентируясь на нашу программу поддержки сельхозпроизводителя, переносили сперва отверточную сборку в Россию, а потом начали ее углублять.

Но, например, в станкостроении у нас — полный развал базы. Ей не из чего развиваться — ей нужно строить заводы, по сути дела, с нуля.

И главное, коррупция. Это огромная проблема не только потому, что кто-то что-то украл, а потому что это искажает модели поведения. Если поставщик, перекупщик импортного оборудования предлагает отделу закупок компании определенные преференции, а российский производитель не способен это сделать, то у российского производителя не будут покупать. Для того, чтобы это было не так, на рынке должна быть та самая конкуренция.

Когда мы наблюдаем гиперконцентрацию капитала: два-три закупщика на рынке, и они все имеют некие дополнительные отношения с кем-то, — то это сужает возможности для отечественных производителей. Соответственно, это приводит к тем последствиям, которые мы имеем на сегодняшний день. И это глобально лечится не усилиями Следственного комитета, а усилиями Федеральной антимонопольной службы. Нужно повышать конкуренцию на рынке.

— Вы по убеждениям — монархист. Почему вы выступаете за такую модель государственного устройства? Нужен ли в современном глобальном мире России царь-батюшка?

— В последнее время это хорошо видно на примере арабского мира. Тунис, Египет, Сирия и другие страны охвачены гражданскими конфликтами. Все они — республики. Они свалились в гражданский конфликт, потому что менять надо было всю систему власти.

Нельзя было внутри системы власти Хосни Мубарака встроиться тем, кто пришел ему на смену. По тем же причинам продолжается конфликт в Сирии, длительная гражданская война в Йемене.

В Марокко, Иордании, Омане власть монарха цементирует базовые ценности, которые есть в обществе. В условиях конфликта элит эта власть позволяет договариваться без гражданской войны. Ту же самую роль раньше играли монархии и в Европе.

Мы на сегодняшний день по своему типу общества ближе, как ни парадоксально, все-таки к арабскому миру. Нам нужна сильная уважаемая власть, которая обеспечит гражданский мир, мир между элитами и правовое государство. При этом должны быть демократические институты, парламентаризм. Монархическое устройство обычно лучше способствует развитию науки и искусства, применительно к сегодняшнему дню — информатизации и робототехники.

Сейчас в мире наблюдается движение не от монархии к республике, а от республики к монархии. Самый свежий пример — 1993 год — Камбоджа, чуть раньше, 1975 год — Испания. На сегодняшний день каждое пятое государство в мире является монархией.

У нас существенная часть населения не готова принимать на себя лично ответственность за свое будущее. В этих условиях должны быть сильные институты, а голос активной созидательной части общества должен быть слышен.

В условиях республики мы имеем подавляющее большинство одной партии и сколько-то там голосов тех, кто выступает за перемены безотносительно того, нужны эти перемены или не нужны. В условиях монархии над парламентом есть монарх, который эти вопросы должен понимать, и который должен давать полномочия активным созидательным силам для перемен в тех ситуациях, когда он понимает, что от этого выгадают все.