Анти-Мидас: Финансисты превращают все в дерьмо

В чем состоит значение принятого на саммите в Ханджоу Плана действий G20 в связи с новой индустриальной революцией? Может ли он спасти мир от глобальной депрессии, ужасающего неравенства, варваризации и войны? В чем его слабые места? Бросил ли народный Китай вызов Вашингтонскому консенсусу? Об этом в видеостудии Pravda.Ru рассказал известный политэкономист, директор Института социоэкономики МФЮУ Александр Бузгалин.

— Контуры инновационного роста мировой экономики, План действий "двадцатки" в области инноваций - 2016, новая индустриальная революция, инициативы по сотрудничеству и развитию в области цифровой экономики, Ханчжоуский план действий, расширенная программа действий по структурным реформам и много других документов приняты на саммите "большой двадцатки". Александр Владимирович, многое из всего этого - то, про что вы долгое время говорили, бились за это. Вы довольны тем, что это принято лидерами мира к исполнению? Это  то, о чем вы мечтали, или совсем не то?

— Это очень-очень не совсем то. Здесь детали очень важны. Общая направленность, поиск выхода из кризиса начался не в 2007 году, а задолго до этого. А кризис связан как раз с формированием экономики сектора, который ваш покорный слуга еще в конце 90-х годов назвал - плохой сектор, бесполезный сектор, сектор, который на философском языке можно назвать превратным. Он создает то, что кажется нужным, но, на самом деле, это никому не нужно. Он заколдовывает, морок наводит, и всем кажется, что это хорошо и нужно, а это на самом деле людям не нужно.

— Причем, что обидно, к чему он прикасается, то превращается не в золото или еще что-то нужное, ценное, а, наоборот, во всякую дрянь…

— Совершенно верно. Человеческий труд, ресурсы, энергию, мозги, таланты превращают в то, что очень дорого, но на самом деле — бессмысленно. Примеры хорошо всем известны. И самый вопиющий этому пример — это безумные финансовые пузыри, которые надуты очень талантливыми людьми, которые работают в финансовом секторе, в широком смысле слова. Плюс к этому — все посредничество, которое работает на надувание этих пузырей. Ведь, естественно, нужны люди, которые помогут купить, продать квартиру и т.д.

Создается эта цепочка вторичных (и не только) деривативов, когда все страхуется, потом страховая компания выпускает акции, которые тоже страхуются. По поводу этих акций заключаются фьючерсная сделка, которая тоже страхуется. И это все опять превращается в игру инвестиционных фондов, которые выпускают акции, которые опять страхуются.

Вот это все надувается при помощи замечательных специалистов, суперкомпьютеров, блестящих математиков. Кстати, сейчас самая передовая отрасль математики — это финансовая математика. Так сказать, гадают на кофейной гуще при помощи самых гениальных математических моделей. Это одна сфера.

Вторая сфера — это безумное перепотребление и создание иллюзий потребительских благ. Когда вы приходите в какой-нибудь сверхресторан, то вам объясняют, что вы сейчас съедите не просто кусочек мяса, этот стейк был вырезан из бока теленка, который бегал по зеленым холмам где-нибудь в Австралии, пас его не кто-нибудь, а какой-нибудь Смит с каким-нибудь дипломом. А приготовил его французский повар, который получил такую-то премию. И все это написано-расписано вот так вот, а тебе дают обычный кусочек мяса.

Но вроде бы после всех объяснений и пафоса понимаешь, что ты должен быть счастлив, потому что этот ресторатор сильно продешевил, взяв за такое замечательное блюдо всего 100 долларов. Это смешной пример, но за ним скрыто огромное производство. Половина общественного производства мира работает в пустоту — в то, что никому не нужно, что приносит прибыль, но не развивает ни технологии, ни человеческие качества, не решает экологических проблем, не делает мир красивее, добрее или умнее.

— В понимании классической политэкономии, означает ли это, что у нас дефицит сырья и производственных мощностей, но переизбыток человеческого труда и люди занимаются пустышкой?…

— Нет, это означает, что материальные ресурсы, оборудование, энергия, человеческие таланты и даже физические усилия тратятся на то, что не нужно человечеству. Если бы мы сейчас каким-то волшебным образом остановились и смогли весь этот труд, таланты, ресурсы использовать на развитие образования, науки, аграрного сектора, искусства, не элитарного, а массового спорта и искусства, все человечество стало бы жить примерно так, как живет низший и средний класс в Европе без каких-либо дополнительных инвестиций.

Но это было бы чудо, его не произойдет. Потому что власть принадлежит крупнейшим корпорациям и они получают прибыль и в значительной степени даже не прибыль, а интеллектуальную, природную, империалистическую ренту от того, что монополизируют эти самые блага и используют их. Что-то похожее, кстати, было перед крахом феодализма.

Царский двор и вообще символ империи — дворец. Во дворце много золота. У царя самая большая и дорогая корона, мундир разукрашен бриллиантами. Такие символы величия государства — бессмыслица. Но для этого нужны огромные налоги, куча посредников, безумный царский двор, который это все прожирает. Дефицит бюджета — вечный, как и долги, понарошечные, фиктивные обязательства и кредиты…

Все это в конечном итоге привело к Великой Французской революции с доктором Гильотеном. А до этого — к восстанию гёзов, которое успешно скинуло испанскую монархию и освободило свою колонию, превратив ее в одну из самых передовых стран — Нидерланды. Кромвель в Великобритании, потом — война за независимость в Соединенных Штатах… Тоже ведь боролись против феодальной колониальной модели. И т.д. и т.п.

Задача, которая нужна, — сократить эти бессмысленные вещи, прежде всего финансиализацию приостановить, хотя бы притормозить критический бесполезный рост и повернуть его в сторону производства, в сторону развития человеческих качеств, решения проблем экологии и т.д. Ряд тезисов, которые позволяют идти в этом направлении, действительно, встреча "двадцатки" зафиксировала. Нужна новая индустриализация. Без этого никак.

Либо это все реформируется серьезно, либо мы попадаем в ситуацию, где асимметричные войны будут становиться все более жестокими. Когда озверевшие от унижения (даже не от голода, а от унижения) представители третьего мира через какие-то довольно уродливые формы идеологии приходят к необходимости взорвать не президента, не генерала, не руководителя тайной полиции, а детей, болельщиков на стадионе, все равно кого, - это такая бессмысленная форма протеста.

В свою очередь, в ответ на это идет другой, еще более жестокий "демократический" (в абсолютных кавычках) ответ: когда при помощи крылатых ракет или еще чего-то начинают бомбить тысячи и десятки тысяч людей в мирных городах. Это может идти все дальше и дальше, по спирали раскручиваться. Потому что такая вопиющая несправедливость мира порождает терроризм. А терроризм порождает в ответ еще худший — псевдоцивилизованный, псевдозаботящийся о псевдодемократии ответ при помощи современной военной техники и т.д. Вот это страшно. Но эта встреча "двадцатки" все-таки вселяет некоторый осторожный оптимизм.

— Люди хотя бы увидели угрозу, китайцы что-то пытаются сделать…

— Да. Осторожный оптимизм вселяет то, что говорят китайские руководители. Как политэкономист, упомяну очень любопытный факт. Недавно руководитель Компартии Китая (первое лицо страны) Си Цзиньпин на политбюро пригласил профессора политической экономии из Пекинского университета прочитать лекцию о роли марксистской политической экономии с китайской спецификой в решении проблем китайской экономики. В китайских университетах воссоздаются факультеты марксизма практически. Могу похвастаться, кстати, школу Бузгалина изучают.