Как привлечь инвестиции в Россию

Кризис на Украине и санкции уменьшили приток в Россию свободных капиталов. Но рынки США и ЕС - лишь части глобальной финансовой системы. Если есть спрос, то всегда найдется тот, кто готов его удовлетворить. Возможна ли переориентация инвестпотоков в РФ с Запада на Восток? Об этом Pravda.Ru рассказал член Торгово-промышленной палаты Николай Силин.

Фото: Источник: фотоархив Pravda.Ru

- Николай, некоторые аналитики сейчас уверяют, что без западных инвестиций российской экономике придется тяжело. Насколько велик вклад иностранных инвесторов в экономику России и критично ли его уменьшение?

- Сразу скажу, что в значительной степени иностранные инвестиции были так называемые портфельные — в акции, в ценные бумаги. И в силу глобализации этих рынков пугливые инвесторы как только наступала какая-то критическая ситуация очень быстро выходили из российских активов.

Гораздо интереснее для страны вложения прямые, когда инвесторы участвуют в капитале компаний, совместных предприятий, открывают здесь производство или занимаются добычей полезных ископаемых, вкладываются в инфраструктурные объекты.

Понятно, что просто так забрать в таком случае деньги практически невозможно — это всерьез и надолго. Но, к сожалению, такой объем инвестиций для российской экономики крайне незначителен. В 2014 году (по последним данным) в российскую экономику поступило около 19 млрд долларов прямых инвестиций. При этом утечка капитала за тот же год составила 150 млрд.

Но когда говорят об утечке капитала, зачастую не очень понимают, куда он, собственно, утекает. И здесь надо понимать, что утечка капитала — это просто цифры на счетах, а вот если посмотреть какой объем внешних долгов за тот же период погасили, а это 133 млрд долларов.

- То есть большая часть этих так называемых утекших долларов ушла именно на погашение долгов…

- Это не утечка, а просто добросовестные платежи. В 2014 году многие российские компании, которые брали дешевые кредиты за рубежом, попали в ситуацию, когда им надо было срочно рассчитываться по этим долгам, но никто им вновь в долг давать не собирался. Но, несмотря на эти трудности, они все-таки справились. При этом, тоже для сравнения, из Великобритании за 15 месяцев на конец 2014 года утекло 356 млрд долларов.

- А у них по какой причине?

- Потому что не такой уж замечательный инвестиционный климат в Великобритании. Она находится в кризисе, поскольку спрос на финансовые и юридические услуги, которые составляют значительную долю ВВП Великобритании, падает. Кроме того, они активно начали в последнее время исследовать происхождение вложенных в экономику Великобритании средств.

Соответственно российские, китайские, арабские инвесторы начали сильно задумываться, а надо ли им инвестировать в Великобританию. И в последнее время статистику в Европе в основном спасают манипуляции с ВВП.

- Но давайте вернемся к России и иностранным инвесторам. Если их вклад не столь значителен, почему все-таки эта тема настолько важна, что мы ищем партнеров и активно стараемся переориентироваться с Запада на Восток.

- Дело в том, что мы заинтересованы не столько в деньгах от иностранных инвесторов, сколько в передаче технологий. Поскольку иностранными многих инвесторов можно считать с большой натяжкой. Часто это, собственно, российские деньги, которые были ранее выведены в офшорные компании, а теперь они возвращаются в Россию.

Теперь инвесторы предпочитают структурировать сделки по англо-саксонскому праву, не доверяя российской судебной, налоговой и законодательной системам. К примеру, продажа АвтоВАЗа, одна из последних самых больших и громких сделок, была структурирована в Нидерландах, а отнюдь не в России.

Те инвестиции, которые приходят, очень сложно реализовать с технико-внедренческих позиций. Приходят проекты, которые в принципе не могут быть реализованы у нас, исходя из имеющихся технологий. Например, те же японцы открывают производство комплектующих. Но трубки для тормозной системы автомобилей, которые сделаны из отечественного металла и на отечественном оборудовании, не могут использоваться в принципе, потому что наши металлурги привыкли выпускать полуфабрикаты, не вкладываясь в конечный передел продукции.

Поэтому мы заинтересованы в том, что называется smart money, "умные деньги", которые позволяют получить не только относительно дешевые финансовые ресурсы, но и получить технологии, улучшить организацию труда, восстановить производственные цепочки и так далее.

- В какие направления предполагается привлекать инвестиции в первую очередь, в какие конкретно отрасли?

- Дело в том, что правительство Российской Федерации предполагает, а инвестор располагает. То есть, мы можем сколько угодно говорить о том, что нас интересуют прежде всего инвестиции в высокие технологии, но если инвесторы предпочитают вкладываться в нефтянку или добычу полезных ископаемых, их переубедить крайне сложно, тем более что у нас нет никаких специальных отраслевых режимов, например, налогового.

У нас есть законодательство о СПГ (Соглашение о разделе продукции), но, во-первых, этот режим действовал только для Сахалина, и новые договоренности отсутствуют. Наглядный пример избирательности — это обсуждение проекта высокоскоростной железной дороги Казань-Москва, куда Китай согласился вложить деньги только после того, как ему было обещано, что все конструкторские работы и все технические решения будут китайскими или теми, которые он хочет привлечь.

То есть никаких дочерних компаний РЖД, никаких компаний, которые китайцам будут активно рекомендовать в качестве субподрядчиков, там быть не должно. То есть Китай индивидуально для себя расчистил площадку.

Но далеко не все инвесторы обладают такими возможностями, и поэтому получается, что мы в основном сосредотачиваемся на крупных инвестициях в государственные или окологосударственные компании. Очень плохо обстоит дело с массовым звеном, то есть с частным инвестором, который здесь пытается создать какое-то небольшое предприятие.

Я принимал участие в общественных слушаниях по проектам законов, которые пытается предложить московское правительство для создания определенных привилегий для иностранных и прочих инвесторов и размещения производства в Москве. Местные власти имеют очень мало рычагов для того, чтобы дать этим предприятиям какие-то привилегии, которые бы действительно их привлекли.

Надо понимать, что за инвестора конкурируют все — и Россия привлекла 19 млрд долларов в прошлом году, а Китай привлек 128 миллиардов. Этот порядок цифр показывает, куда инвесторы идут с наибольшей охотой, несмотря на то, что Китай никак не соответствует европейским ценностям, идеалам демократии.

- Получается, что инвестиционный климат, то есть привлекательные условия для инвесторов, важнее всего?

- Основная проблема — это именно условия ведения бизнеса. В настоящее время в России проводится большая работа по дорожным картам, которые должны поднять нас в индексе Всемирного банка, то есть ведения бизнеса в стране.

И мы действительно совершили там достаточно большой рывок, где-то с 60-й позиции на 40-ю сразу перешли. Сам по себе индекс включает как раз все ключевые стороны ведения бизнеса — от открытия предприятия до подключения к энергосетям и удобства уплаты налогов.

Но мы, к сожалению, не сможем пока конкурировать с тем же самым Сингапуром, Гонконгом, Китаем именно по большей части административных процедур, потому что, например, в Китае создано порядка пяти десятков государственных технологических парков, в каждом из которых сидит координатор от государства, который решает все вопросы. То есть инвестору не надо ходить по министерствам и ведомствам, он может поднять трубку, вызвать какого-нибудь замминистра и изложить ему просьбу, требование и так далее.

Китай исторически та держава, которая обладает очень серьезными административными традициями. Достаточно вспомнить о процедуре отбора чиновников в Китае, которые должны не только знать грамоту, но и слагать стихи и обладать достаточно широким кругозором…

- Для меня, например, "административные процедуры" — это синоним слова "бюрократия".

- Дело ведь не в том, насколько все забюрокроатизировано, а в том, насколько эта бюрократизация является оптимальным управлением. То есть, это некий алгоритм, который оптимальным образом позволяет найти баланс интересов между обществом, государством и инвесторами, что наглядно показала ситуация, например, с добычей сланцевого газа в Европе. Очень много разговоров, но все уперлось в то, что если вы хотите добывать в этой стране сланцевый газ, то выберите место, куда можно переселить население.

Америка это себе может позволить, поскольку есть достаточно большие незаселенные территории, но в плотно заселенной Европе заниматься разрывом гидропластов — это нонсенс, поэтому американские компании практически свернули все изыскания, которые были в Польше, на Украине, и решили с этим направлением в Европе не связываться. Это вот как раз процедуры бюрократические.

Другое дело, что современная Европа — она как раз очень сильно политизирует эту проблему, и как раз беспристрастная бюрократия Китая, не связанная ни с какими уходами в "зеленую энергетику" или в "необходимость пропорционального представительства женщин в компании", оказывается более эффективной и привлекательной для инвесторов. Потому что это чистый бизнес, не отягощенный какими-то идеологическими, политическими или социальными нагрузками.

- Если вернуться к нашему инвестиционному климату, то, получается, что все дело упирается в институциональные преобразования, то есть в реформу управления? Это очень сложное дело, потому что отсюда вытекает и борьба с коррупцией, и еще много чего, на чем, соответственно, во многом, к сожалению, пока наша система и держится, да?

- К сожалению, в традициях Российской империи наша система заточена на максимальный контроль. Контроль, который требует значительных ресурсов, и получается, что число охранников и контролеров у нас зашкаливает по сравнению с производительной силой.

Откупщики, конечно, были и в Западной Европе. Во Франции, чиновникам отдавали в кормление целые области, таким образом собирая налоги. Проблема в том, что мы стремимся не создать условия, чтобы что-то было, а стремимся создать условия, чтобы чего-то не было.

Конкретный пример — Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат, который не могли закрыть десятилетиями, несмотря на экологическую экспертизу и даже на попытки переориентации города на другие виды бизнеса, тот же самый туристический. При этом те, кто сидел в московских кабинетах и планировал, они не понимали одну простую вещь.

Вопрос заключался даже не в том, насколько очистные сооружения готовы перерабатывать весь объем сброса, сколько в том, что это производство в прямом смысле дурно пахнет. И когда опять запустили ЦБК, то весь туристический бизнес, естественно, скончался, потому что гулять по берегу Байкала в противогазе или с отдушкой нашлось мало желающих.

- Сейчас Россия пытается переориентироваться с Запада на Восток, искать инвесторов на Востоке. Какие страны наиболее нам интересны? И интересны ли этим странам мы?

- Нам, в первую очередь, интересны те страны, которые входят в так называемую БРИКС, то есть Бразилия, Индия, Китай и Южная Африка. Ну, насчет Южной Африки вопрос спорный, потому что непонятно, есть ли у нее свободные деньги для инвестиций в Россию, а вот Индия и Китай такими ресурсами вполне располагают.

Но при этом надо понимать, что опять-таки их интерес достаточно специфический, и наши отношения с ними специфические. Например, объем наших инвестиций в Индию больше, чем у них в нашу страну. Индийские инвестиции в основном приходились на полезные ископаемые, то есть Индия участвовала в наших нефтяных проектах или в создании фармпредприятий, благо в Индии огромный объем производства не лицензируемых лекарственных препаратов, так называемых дженериков.

Вот именно это они, собственно говоря, собираются выпускать в России. А вот наш экспорт в Индию, наши инвестиции — это как раз высокие технологии: самолетостроение, производство грузовиков КАМАЗ, и так далее.

Нас, естественно, в большей степени сейчас интересует Китай. Есть планы довести объем инвестиций до 12 млрд в год.

Но Китай прежде всего вкладывается в крупные проекты, связанные с полезными ископаемыми — Ямал-СПГ, Уралкалий или какие-то сельскохозяйственные и лесные проекты.

Но наши инвестиции в Китай пока выглядят достаточно смешно — официальная цифра по российским инвестициям в КНР 22 млн долларов. Другое дело, что эта цифра отчасти лукавая, мы же не знаем, какие инвестиции пришли из тех же Нидерландов, офшоров Британских Виргинских островов и так далее. Вовсе необязательно, что российские компании вкладывались в Китай напрямую из России.

Ситуацию во многом может изменить отказ от использования доллара в сделках, поскольку сейчас создана система, которая позволяет осуществлять прямой обмен "рубль-юань". Когда мы сможем спокойно привлекать инвестиции в рупиях и в юанях, тогда ситуация может радикально измениться.

Сейчас в рамках прямых двусторонних договоров уже начинаются какие-то подвижки. Кроме того, Россия, Индия и Китай фактически являются главными участниками амбициозного проекта под названием "Великий шелковый путь". Он позволит многие инвестиции конвертировать в инфраструктурные проекты.

В чем интерес Китая? КНР хочет получить, условно говоря, прямую железную дорогу Пекин-Лондон, путь для перевозки своих товаров в Европу. Сейчас это можно сделать контейнерами по морю, либо через Россию по Транссибирской магистрали. Но она и медленная, и обладает относительно низкой пропускной способностью, тем более, что мы не можем даже увеличить грузоподъемность платформ.

Поэтому Китай заинтересован в том, чтобы сделать нормальную дорогу, а вот где она пройдет — это и есть предмет торга. Мы уже говорили о высокоскоростной дороге Казань-Москва. Основной проблемой была попытка навязать Китаю какие-то российские компании, которые выступали у него субподрядчиками.

Китай на это не пойдет, то есть если Китай придет как инвестор, то большая часть его средств достанется китайским компаниям, которые будут и производить работы, и выпускать рельсы, вагоны, тепловозы и так далее.

Введение режима санкций показало, что надежды на поставки высокотехнологичной продукции со стороны Запада крайне ненадежны. Мы с тем же самым Ямал СПГ имеем сейчас колоссальные проблемы, потому что американцы отказались поставлять насосы для газовых резервуаров и их нечем заменить.

Мы создали ситуацию, когда у нас проблема даже не в том, чтобы провести импортозамещение, поднять какие-то отрасли, а надо элементарно восстановить какие-то технологические разрывы.

- Импортное сырье. Иногда даже в голове не укладывается. Сельское-то хозяйство абсолютно все, от мальков до цыплят, оказывается, закупалось за рубежом, не говоря уже о более серьезных отраслях, как нефтегазовое оборудование…

- С другой стороны, у нас сейчас вот тормозится производство спутников, потому что высоконадежная компьютерная электроника, не та, бытовая, которую мы совершенно спокойно ставим в обычные компьютеры, а та, которая способна выдержать космические излучения, нагрузки, удары — она в основном американская. И быстро провести импортозамещение вряд ли удастся.

Сейчас запущен проект производства двух, по крайней мере, отечественных процессоров — это "Эльбрус" и "Байкал". Но тот же самый "Байкал" производиться будет на Тайване, потому что, к сожалению, возможности отечественных технологических кластеров пока не позволяют достичь нужного уровня производства. "Байкал" — это 25 нанометров размерностью, а у нас — 45.

- Получается, что у нас привлечение инвесторов упирается, с одной стороны, в управленческие недостатки, с другой стороны, в технологический пробел.

- Это одна сторона проблемы, а другая сторона проблемы — инвестор же не собирается здесь организовывать экспортное производство, его интересует Россия как рынок. И соответственно его интересует возможность встроиться в систему государственного заказа.

И здесь он попадает в такие тяжелые джунгли, просто не понимая даже, как вообще проводятся тендеры, почему тендер может выиграть компания, у которой нет вообще на балансе ни оборудования, ни специалистов в штате, которая просто предложила минимальную цену.

- Казалось бы, разговоры об этом идут уже лет 10, причем такие предметные, но ведь чего проще, изменить критерии конкурса?

- Их изменили, были внесены поправки, приняты новые законы — 44-й, 223-й.

- И они не работают?

- Они не просто не работают, они ухудшили ситуацию, потому что, введя в качестве гарантии исполнения контрактов банковскую гарантию, разработчики этого закона как раз малый и средний бизнес фактически отстранили.

Чтобы получить банковскую гарантию, надо в банке депонировать тот аванс, который компания получила на исполнение контракта, и в этой ситуации она фактически должна исполнить контракт вообще без денег, да еще потом подождать 40-60 дней, когда с ней наконец рассчитаются господрядчики.

При этом передать это, например, факторинговой компании, которая может расплатиться не сразу, а с дисконтом уже, скидкой, а потом взыскивать с заказчика после исполнения контракта невозможно, потому что по законодательству уступка права требования третьей стороне госконтрактом не предусмотрена.

И инвесторы (индийские, китайские) вкладывают в то, что позволяет им решать собственные проблемы. То есть либо создавать инфраструктуру, как Китай поступает в Азии — строит трубопроводы, чтобы качать себе газ, строит дороги, чтобы вывозить свои товары, участвует в разработке месторождений, чтобы контролировать, например, нужные ему редкоземельные металлы.

Многие, может быть, не знают, что в настоящее время Китай контролирует 70 процентов месторождений редкоземельных металлов в мире и 90 процентов их производства, то есть вся абсолютно электроника мира зависит от Китая.

Мало того, Китай не вкладывает в быстрорастущие компании, в акции предприятий, он вкладывает во что-то реальное, грубое, то есть в землю, в месторождения полезных ископаемых. Даже если китайцы покупают заводы, они зачастую их демонтируют и перевозят к себе, как это было с заводом Rover в Англии, например.

— То есть их интересуют технологии?

- Станки, оборудование и технологии, а вот патенты, какие-то новые финансовые решения, быстрорастущие юридические компании их не интересуют совершенно. Китай готов идти на все для того, чтобы достигнуть цели. И как раз когда инвесторы начинают смотреть, как вот в случае санкций против России через призму идеологии, через призму контроля со стороны Соединенных Штатов, они как раз и освобождают место для китайских инвестиций.

С другой стороны, Китай прекрасно понимает, что, будучи самым крупным держателем долларов в мире, ему их надо куда-то пристроить, потому что перспективы американской валюты никому не понятны. Это пирамида, но она может как пирамида Хеопса простоять 3 тысячи лет, а может, как пирамида Мавроди, рухнуть через два года.

- Наши планы не ограничиваются Индией и Китаем. Чем больше инвесторов, чем больше стран мы привлечем, тем лучше. Какие еще государства могут быть нам интересны и почему?

- Нам интересны страны, которые отвечают двум критериям — имеют свободные средства и имеют технологии, которые в чем-то превосходят наши технологии. Есть еще третий критерий — это страны, которые не завязаны на американский доллар.

Нас интересуют в данном случае, например, корейские воны, если мы будем с Южной Кореей потом подписывать прямые соглашения. Южная Корея — это технологический гигант, который ничем не хуже Японии, а в настоящее время, может быть, даже лучше, тем более, что корпорация Samsung является чуть ли не одной из немногих, кто в состоянии бороться с тем же Apple, с точки зрения технологий и продвижения в мире.

Нас могут интересовать страны Юго-Восточной Азии, такие как Индонезия, Малайзия, которые будут заинтересованы в продукции нижнего передела — в первую очередь, это поставка продовольствия, леса, полезных ископаемых и так далее.

Мы сейчас, создавая банк БРИКС и участвуя в Азиатском банке инфраструктурных инвестиций, постепенно налаживаем механизмы, приводные колеса, которые позволят нам уйти из-под долларового контроля и создать собственную систему. На основе односторонних или двухсторонних договоров без доминирования какой-то валюты будет создана корзина валют, которая еще недавно существовала в Европе и прекрасно себя чувствовала до введения евро.

Читайте также: 

Россия объединит Китай с Западом

Почему Запад привык жить в долг

Хочешь остаться на плаву? Бери золото

Китай перезагрузил Латинскую Америку

Подготовил к публикации Владимир Беляев

Беседовала