Дальний Восток в XXI веке: экономический спазм или политический бум?

Минувший год стал одним из самых противоречивых для дальневосточной экономики. И тут дело даже не в глубокой дифференциации, разделившей территории на тех, кто может записать его итоги себе в актив, и тех, кто нет. Просто именно минувший год, прошедший под знаком реформирования естественных монополий и общероссийской мобилизации по вступлению во Всемирную торговую организацию, отчетливо показал, что Дальний Восток прочно обосновался на задворках федеральных экономических приоритетов.
Самым важным экономическим событием для Дальнего Востока, по идее, должны были стать симпозиум и инвестиционная ярмарка в рамках форума стран АТЭС, прошедшие во Владивостоке в первой половине сентября 2002 год. Казалось бы, событие такого уровня должно резко поднять деловую активность на всей территории Дальнего Востока. Однако в реальности все получилось иначе. Мероприятия форума АТЭС оказались полуместечковыми событиями, которые практически не привлекли внимания федеральных властей.
Почему это произошло, объяснять, в принципе, не нужно. Дальний Восток уже давно занимает последние места в большинстве прогнозов и рейтингов, выстраиваемых как государственными органами власти, так и независимыми экспертами. Конечно, можно сколько угодно говорить о непонимании на федеральном уровне проблем и перспектив развития Дальнего Востока, но при этом нельзя не признать, что в большинстве своем все эти оценки носят объективный характер.

Унаследованная непривлекательность
Причина сложившейся ситуации достаточно проста. Дальний Восток — неотъемлемая часть постсоветской Российской Федерации (с такой же неэффективной системой управления, низкой производительностью труда, отсутствием рыночных институтов, неразвитой банковской системой, излишними политическими рисками и фискальной системой налогообложения), но без двух конкурентных преимуществ: дешевой электроэнергии и относительно недорогой рабочей силы.
С электроэнергетикой все, в принципе, понятно. Именно дешевая энергия, изначально дающая колоссальный запас прочности на уровне ценообразования, позволила большинству отечественных компаний при всех внутренних рисках закрепиться на мировых товарных рынках. И чем больше была энергоемкость производства на уровне конкретных отраслей, тем более устойчивое положение смог занять российский бизнес.
На Дальнем Востоке дешевой электроэнергии не было, поэтому сразу же после либерализации внутренних цен многие местные предприятия оказались просто не в состоянии конкурировать на российском и мировом рынках в диапазоне цена-качество. При этом достаточно легко можно зафиксировать диаметрально противоположную общероссийской тенденцию — чем ниже энергоемкость производства, тем более устойчивое положение смог занять дальневосточный бизнес. Неслучайно в середине 90-х годов даже при вполне очевидном занижении основных финансовых показателей наибольшая рентабельность была зафиксирована в рыбной и лесной промышленности, а цветная и черная металлургия, химическая промышленность и машиностроение оказались на задворках экономического развития.
С трудовыми ресурсами на Дальнем Востоке также есть свои проблемы. Если полностью абстрагироваться от патриотических высказываний о российской системе образования и высоком научном потенциале Приморского и Хабаровского краев, то нельзя не признать, что цена и качество трудовых ресурсов на Дальнем Востоке находятся на очень низком уровне. Опять же в сравнении с другими регионами страны.
Все просто: рубль в Приморье или на Камчатке отнюдь не равен рублю в Белгородской области или Ставропольском крае. Не стоит забывать, что сами по себе деньги — это лишь единица измерения, всеобщий эквивалент неким материальным благам. Та же советская эпоха наглядно показала, что счастье среднестатистического обывателя отнюдь не в деньгах, а количестве товаров и услуг, которые на них можно приобрести. Именно поэтому рынок рабочей силы на Дальнем Востоке всегда был в заведомо проигрышном положении по сравнению с другими регионами страны.
Транспортные расходы, низкая концентрация населения, отсутствие собственного производства — все это приводит к элементарному вздутию цен на товары и услуги и автоматическому снижению уровня жизни населения. Количественно оно весьма ярко отражено в одном незамысловатом показателе — величине прожиточного минимума, установленного на территории конкретного субъекта РФ. В III квартале 2002 года дороже всего на Дальнем Востоке было жить в Корякском автономном округе — минимальный пакет товаров и услуг здесь можно было купить за 5,028 тыс. руб., а дешевле всего в Еврейской автономной области — 2,058 (см. график).
Правда, даже самая низкая, по дальневосточным меркам, величина прожиточного минимума значительно превосходит среднероссийский показатель в 1,8 тыс. руб. В итоге, чтобы получить доступ к идентичным трудовым ресурсам, дальневосточный бизнес вынужден устанавливать более высокие заработные платы и нести дополнительные издержки. А если этого не происходит, то начинается обыкновенный отток населения, вымывающий с территории наиболее квалифицированные кадры.
Даже ускоренный рост заработной платы на территории Дальнего Востока в 2002 году (от 26,4% в Магаданской области и до 51,2% в ЕАО) не позволил кардинально изменить сложившуюся ситуацию. Более того, он в некотором роде еще сильнее обострил проблему нехватки трудовых ресурсов, по сопоставимых с центральными регионами страны показателям цена — качество. Конечно, рост благосостояния населения не может не радовать. Однако минувший год в очередной раз показал, что бизнес просто не может платить за менее производительные трудовые ресурсы более высокую цену. Иначе происходит рост издержек.
Отсутствие конкурентоспособных трудовых ресурсов, уже сейчас ставшее едва ли не основной проблемой для местной экономики, в ближайшие два-три года вообще может достигнуть критического уровня. А хуже всех в краткосрочной перспективе, по всей видимости, придется испытывающему мощное миграционное давление со стороны наиболее богатых регионов страны Приморскому краю и стремительно беднеющей Камчатской области.
Дело в том, что именно в этих субъектах РФ доля денежных доходов населения в валовом региональном продукте (ВРП) достигла критического уровня. По итогам 2002 года, согласно официальным данным статистики, в Приморье было произведено 90 млрд руб. добавленной стоимости (то есть ВРП), а совокупные денежные доходы всех жителей края составили без малого 78 млрд руб. На Камчатке соотношение этих двух показателей и того больше — на каждый рубль областного ВРП приходится 98 коп. доходов населения.
Понятно, что такое положение дел во многом объясняется большим количеством проживающих на территории военных и бюджетников, дополнительными социальными трансфертами, которые получают дальневосточники, наличием мощного теневого сектора в экономике. Но это лишь отчасти. Не стоит забывать, что столь высоких показателей не было даже при социализме. Корни же проблемы кроются в крайне низкой производительности труда и слишком высокой трудоемкости производства.
Суть проста: из-за низкой фондовооруженности и технологичности житель Приморья или Камчатки выполняет примерно ту же работу, что его коллега в Китайской Народной Республике или Саратовской области. Однако из-за различия в уровне цен он физически не может купить и потребить идентичное количество товаров и услуг на ту же заработную плату. К примеру, в ноябре 2002 года среднестатический житель Приморского края, занятый в промышленности, мог купить на свою заработную плату в 4,9 тыс. руб. ($155) лишь 2 прожиточных минимума (см. график).
Не намного лучше ситуация обстоит во всех остальных входящих в Дальневосточный федеральный округ субъектах РФ, за исключением разве что Якутии и Корякского АО. Однако, учитывая сложные климатические условия, 4,36 и 4,22 порции прожиточного минимума на брата вряд ли можно считать для них большим достижением.

На обочине
Совершенно иная, нежели в европейской и сибирской частях РФ, конфигурация энергосистемы и рынка трудовых ресурсов в очередной раз подтверждает один не слишком обнадеживающий факт. Дальний Восток действительно оказался на обочине общероссийской экономической политики, суть которой так или иначе сводится к одному — постепенному развитию более глубокой переработки природных ресурсов и переходу от сырьевого экспорта к вывозу полуфабрикатов.
В нынешних условиях более глубокая переработка природных ресурсов на территории Дальнего Востока в принципе невыгодна. Она неизменно сопряжена с ростом энерго- и трудоемкости производства. Рост добавленной стоимости к фактически бесплатным природным ресурсам (за исключением рыбных) неизбежно оборачивается снижением общей рентабельности производства.
Именно поэтому соседство с самыми бедными провинциями Китая, которые в ближайшие два десятилетия вряд ли смогут преуспеть на ниве привлечения иностранных инвестиций и развития технологического производства, в перспективе станет еще одним мощным сдерживающим фактором на пути более глубокой переработки природных ресурсов. Уже сейчас китайская экономика смогла благополучно высосать часть добавленной стоимости из двух базовых на Дальнем Востоке отраслей промышленного производства — лесной и рыбодобывающей.
Так, с недавних пор дальневосточным рыбакам стало просто невыгодно изготавливать из добытого минтая полуфабрикаты в виде филе. Куда более эффективной с коммерческой точки зрения выглядит другая схема работы: рыбу потрошат, отрезают голову, замораживают, отравляют в Китай, где ее и доводят до пользующейся спросом на мировом рынке кондиции, вновь морозят и продают.
Кстати, даже косвенное вмешательство в этот процесс Европейского Союза, запретившего ввоз на свою территорию продуктов вторичной заморозки, не смогло существенно повлиять на уже сложившуюся практику работы. Большинство рыбопромышленных предприятий решило не углублять переработку на собственных судах, чтобы затем продавать полуфабрикаты в ЕС, а начало искать другие рынки сбыта. Упрекнуть руководство компаний, в принципе, не в чем — рассчитав коммерческую эффективность различных схем работы, они просто выбрали наиболее эффективную.
Конечно, на первый взгляд этот пример вряд ли можно считать показательным. Отчасти так оно и есть. В чистом виде массовая миграция добавленной стоимости с российского Дальнего Востока в северные провинции КНР возможна лишь через десять-двадцать лет, да и то, если численность населения в регионе снизится на 25-30%. Суть данного примера в другом. В том, что в ближайшие годы Китай, бесспорно, будет одерживать над Дальним Востоком одну победу за другой за право производить новую добавленную стоимость, в том числе и на основе российских природных ресурсов.

Неограниченные потребности
Главный рецепт экономического роста на Дальнем Востоке, в принципе, очевиден — это массовый приток инвестиций. Ни девальвация национальной валюты, ни замедление темпов инфляции, ни многочисленный арсенал монетаристских методов разогрева экономики для Дальнего Востока просто не подходят. Более того, сегодня даже трудно предположить, какие конъюнктурные изменения позволили бы местным предприятиям упрочить свое положение на внутреннем и внешнем рынках.
Впрочем, необходимостью привлечения инвестиций уже достаточно давно озаботились администрации дальневосточных субъектов РФ, но это лишь незначительно приближает регионы к решению этой проблемы.
В принципе, все источники инвестирования можно разделить на три категории. Первая — это собственные инвестиционные ресурсы Дальнего Востока. Несмотря на низкий уровень экономического развития, они есть, и в немалом количестве. Вторая — ресурсы других регионов страны, которые, как показала практика, могут без особых проблем путешествовать по территории РФ. Ну а третий — это, само собой, иностранные инвестиции.
К наиболее доступным и приоритетным инвестициям, бесспорно, относятся собственные ресурсы территории, поскольку лишь они могут обеспечить зыбкую гарантию сохранения на территории хотя бы части приращенной добавленной стоимости. Именно поэтому любой регион и любая страна всегда будут пытаться реализовать наиболее перспективные проекты собственными силами, прибегая к внешним источникам заимствования лишь в крайних случаях.
На первый взгляд может показаться, что сейчас для Дальнего Востока как раз и наступил тот самый крайний случай. Износ основных фондов в регионе достиг критического уровня (в среднем 60-80% в базовых отраслях промышленности), фондовооруженность местных предприятий деградировала до уровня 70-х годов прошлого века, а сама территория испытывает катастрофическую нехватку инвестиционных ресурсов. Так оно и есть. Однако это лишь одна сторона проблемы. В реальности ситуация обстоит иначе. Сейчас в дальневосточной экономике наблюдается даже излишек собственного капитала.

Подайте на пропитание
По итогам 2002 года совокупная прибыль всех дальневосточных предприятий составила около 50 млрд руб., а в основные фонды было инвестировано лишь 90,6 млрд руб. Если же отнять от этой цифры государственные инвестиции в инфраструктуру, соцкульбыт и ЖКХ, то окажется, что прибыль всей дальневосточной экономики сопоставима с ее совокупными инвестициями. Но и это еще не все.
После отделения от общих показателей Сахалинской области, переживающей в последние годы бум инвестиционной активности из-за реализации соглашения о разделе продукции, можно легко столкнуться с небольшим экономическим парадоксом. Окажется, что на территории всех остальных субъектов РФ средств в основные фонды вкладывается меньше, чем их было получено в виде прибыли. При этом всем понятно, что прибыль — это отнюдь не единственный источник капиталовложений и что свои инвестиционные программы имеют не только прибыльные, но и убыточные предприятия (таких на Дальнем Востоке по итогам 9 месяцев 2002 года было 50,7%).
К сожалению, у нас нет возможности точно рассчитать, сколько именно средств на реализацию инвестиционных программ тратят прибыльные предприятия. Однако даже примерное соотношение этих показателей позволяет говорить о полутора-, а по некоторым субъектам РФ и о двукратном, превышении прибыли над объемом инвестиций в основные фонды. Иными словами, свободные средства есть, но они не направляются на техническое перевооружение действующих компаний или реализацию новых проектов.
Куда они деваются? Ответ напрашивается сам собой — уходят с территорий. Но это лишь отчасти. Чтобы полностью ответить на этот вопрос, достаточно проанализировать динамику изменения остатков средств на счетах коммерческих банков. Всего за год — с 1 октября 2001 г. до 1 октября 2002 г. — их размер увеличился почти в 1,5 раза. Причем речь идет не о банковских депозитах, а об обыкновенных расчетных счетах. То есть вместо того, чтобы работать или приносить процентный доход, деньги просто лежат.
Причина сложившейся ситуации очевидна — на Дальнем Востоке просто нет объектов для инвестирования, которые бы гарантированно обеспечивали хотя бы минимальный уровень доходности. Реально существующие потребности все еще не доросли до уровня платежеспособного спроса на инвестиционные ресурсы и просто не могут обеспечить прирост капитала. Инвестиционные потребности Дальнего Востока — это потребности выживания.
В этом контексте говорить о возможности привлечения российских или иностранных инвестиций, по меньшей мере, наивно. Если ресурсы самой территории остаются неиспользованными, наблюдается их фактический избыток, то ни о какой коммерческой эффективности для стороннего капитала не может быть и речи. Инвестор извне всегда вынужден нести дополнительные риски.

Социально-политические приоритеты
Впрочем, реальный источник привлечения сторонних инвестиций в экономику Дальнего Востока все же есть — это средства федерального бюджета. Лишь государство может вкладывать в заведомо неэффективные программы и проекты, руководствуясь социальными и геополитическими мотивами.
Социальный мотив федеральное правительство весьма наглядно реализует путем распределения трансфертов между субъектами РФ. К примеру, сегодня один дальневосточник стоит примерно в десять раз дороже, чем среднестатистический россиянин. Правда, все социальные преференции сводятся к обеспечению регионов минимальным уровнем бюджетных доходов.
Федеральная политика в этом отношения вполне очевидна и понятна. В нынешних условиях минимального уровня бюджетной обеспеченности для нормального существования дотационных субъектов РФ не хватает. Однако давать больше федеральный центр не хочет или не может. Поэтому, если возможно, в ход идут собственные ресурсы Дальнего Востока, которые подчас распределяются не на основе экономической эффективности, а исходя из чисто социальных факторов.
Самый яркий тому пример — недавнее перераспределение рыбных квот между дальневосточными субъектами РФ. Как известно, основную прибавку получили Чукотский и Корякский автономные округа, Магаданская область, то есть регионы, где на 1 тонну выловленной продукции величина добавленной стоимости и сумма уплаченных налогов значительно меньше, чем в лишившемся квот Приморском крае. Это перераспределение, несмотря на активное вмешательство регионального лобби, в целом проходило под чисто социальными лозунгами, декларировавшими необходимость поддержания северных территорий Дальнего Востока.
Позицию федерального центра в данном случае понять можно. Никакого экономического роста от Дальнего Востока в Правительстве РФ не ждут, поэтому все усилия направлены на обыкновенное поддержание жизнеспособности и удержание населения на территории. То есть дать жителям Дальнего Востока рыбу сегодня гораздо дешевле, чем возможность ее нормально перерабатывать.
Другое дело — геополитические факторы. Соседство с постоянно набирающим обороты Китаем в Москве не замечать больше не могут. Дополнительные преференции, полученные Дальним Востоком в течение последних двух лет, стали своего рода отражением федерального понимания. Это и изменение политики в области ценообразования в системе МПС, заметно срезавшее тарифную маржу на дальние перевозки, и корректировка программы развития Дальнего Востока и Забайкалья, и мягкое давление Минтранса на руководство крупнейших российских корпораций по поводу переориентации части экспортных товаропотоков.
Более того, нельзя не признать, что почти все "стройки века" на Дальнем Востоке смогли притянуть капитал лишь при активном участии государства. Реализация сахалинских проектов была бы невозможна без предоставления льготных налоговых режимов, строительство Бурейской ГЭС, завершение электрификации Транссиба — без государственного участия в капитале естественных монополий, а активное строительство портовой инфраструктуры — без неформальных гарантий Минтранса той самой переориентации товаропотоков.
Понятно, что все это смотрится карикатурно на фоне патетических высказываний высших федеральных чиновников и заявлений Президента РФ Владимира ПУТИНА. Однако понять "федералов" в данном случае опять же можно. И прямое инвестирование бюджетных средств, и косвенное субсидирование путем предоставления льготных налоговых режимов или учреждения свободных экономических зон в эру глобализации — это в любом случае отвлечение ресурсов. Ресурсов, которых, естественно, не хватает и распределение которых всегда сводится к выбору одного из нескольких вариантов.
Однако если удалиться от конкретных проектов и взять за основу общую рентабельность в основных секторах экономики, то сравнение в подавляющем большинстве случаев будет не в пользу Дальнего Востока. Поэтому едва дело доходит до предоставления конкретных преференций, расплывчатые заявления о необходимости обеспечить людям нормальные условия жизни неизбежно сталкиваются с проблемой экономической целесообразности. Конечно, государство — не коммерческая организация, ориентирующаяся в своей деятельности на получение прибыли. Но и его представление об эффективности и неэффективности имеет свои пределы.
Кроме того, эффективно играть на геополитических факторах на Дальнем Востоке все еще не научились. Зыбкая губернаторская общность начала 90-х годов уже давно стала достоянием истории, а последующая борьба за расположение федерального центра развела региональные власти по разные стороны баррикад. Даже временные альянсы, наподобие недавнего квотного объединения Хабаровского края, Магаданской области, Чукотского и Корякского АО, на деле становятся еще одним разъединяющим фактором. В итоге как таковое дальневосточное лобби на сегодняшний день отсутствует — есть лишь лобби отдельных субъектов РФ.

Всем труба
Правда, главная возможность для конвертации геополитического положения Дальнего Востока в реальные экономические блага пока еще не упущена. Речь в данном случае идет о разработке проекта транспортировки сибирской нефти в страны АТР. Как известно, есть два основных варианта его реализации: до бухты Перевозная в Приморском крае и китайского города Дацин. В обычных условиях ни о какой конкуренции между ними не могло идти речи — очевидно, что с экономической точки зрения "китайский" вариант, проталкиваемый при непосредственном участии главы нефтяной компании "ЮКОС" Михаила ХОДОРКОВСКОГО, более выгоден, чем дальневосточный.
Единственное преимущество второго варианта проекта, позволившего ему даже обзавестись собственным ТЭО, лежит в чисто политической плоскости. Если нефтепровод полностью пойдет по российской территории, то это станет мощным укрепляющим фактором, по крайней мере, для трех граничащих с Китаем субъектов РФ: Амурской области, Приморского и Хабаровского краев.
Причем речь идет не только и не столько о создании нескольких тысяч рабочих мест, развитии смежных с транспортировкой отраслей экономики, а о самом статусе российского Дальнего Востока в первой половине XXI века, когда региону напрямую придется столкнуться с полномасштабной китайской экспансией. Если Япония, США, Корея и другие страны АТР будут зависеть от дальневосточной трубы, то им в любом случае придется обратить внимание на проблему ассимиляции на Дальнем Востоке трудовых ресурсов из КНР.
Впрочем, излишне переоценивать вероятность строительства нефтепровода Ангарск — бухта Перевозная нельзя. Выбор варианта строительства — это действительно в большей степени политические решение, повлиять на которое тот же Ходорковский может с куда большим успехом, чем губернаторы Амурской области, Приморского и Хабаровского краев, имеющие в большинстве своем различные интересы. Более того, события последних лет наглядно показали, что излишне жертвовать экономическими интересами ради политических и социальных мотивов федеральный центр не намерен.

Федеральный минимум
Вся политика в отношении Дальнего Востока в ближайшем будущем, по всей видимости, будет сводиться к обеспечению минимальных потребностей выживания. Тем более что проблему развития региона необязательно окрашивать в черно-белые цвета: с одной стороны, массовый отток населения и экспансия трудовых ресурсов из Китая, а с другой — предоставление региону действительно весомых преференций. Всегда есть место для "серого" и "коричневого" полутонов.
К примеру, нельзя не признавать, что в 2002 году отток населения с территории Дальнего Востока значительно снизился , уровень жизни подтянулся к среднероссийскому, проблемы отопительного сезона были сглажены целой серией ЧП в европейской части страны. А все та же китайская угроза приобрела совершенно иные формы — полумифические картинки середины 90-х: "мол, придут и завоюют", окончательно ушли в прошлое, а их место заняла чисто экономическая экспансия: приток на территорию региона более производительной рабочей силы и капитала.
Кстати, нельзя не замечать, что позиции федеральных и местных чиновников по поводу взаимодействия с КНР все больше и больше расходятся. Соседство с Китаем, в середине 90-х годов прошлого века позволившее значительно снизить себестоимость жизни на российском Дальнем Востоке, уже сейчас воспринимается как мощное конкурентное преимущество для Амурской области, Приморского и Хабаровского краев.
КНР — это не только гигантский пылесос, высасывающий с близлежащих территорий природные ресурсы и добавленную стоимость, но и емкий внутренний рынок, а также легко экспортируемые трудовые ресурсы. Вместе с тем было бы наивно полагать, что глубокая экономическая интеграция возможна без территориальной и культурной ассимиляции. Китайцы в любом случае никуда не денутся с российского Дальнего Востока, другое дело — какое место они будут занимать в его экономике.
Впрочем, как бы в дальнейшем ни строились взаимоотношения двух стран на макроуровне, влияние Китая на российский Дальний Восток будет куда более значительным, чем влияние Москвы с ее стратегией выживания.
При подготовке материала использованы данные, предоставленные аппаратом полномочного представителя президента в ДВФО и исполнительной дирекцией межрегиональной ассоциации экономического взаимодействия "Дальний Восток и Забайкалье", а также администрациями краев и областей ДВФО.

Андрей БЛИНОВ, "Дальневосточный Капитал"

О том же самом читайте на английской версии ПРАВДЫ.Ру: https://english.pravda.ru/main/18/87/346/9871_east.html