Моя бабушка, Анастасия Георгиевна, родилась в 1917 году, незадолго до того, как к власти в стране пришли коммунисты. Уже в 1930 её семью раскулачили: отняли всё имущество и выслали из посёлка Реполово под Ханты-Мансийском на необжитой берег Оби, в непроходимую тайгу. Позднее этот посёлок назвали Каменное.
Привезли их туда вместе с остальными репрессированными на барже, дали несколько топоров, лопат, пил и велели “обживаться”, оставив план-задание, выполнение которого контролировали сотрудники НКВД. Несовершеннолетней Анастасии приходилось пилить деревья, корчевать и распахивать землю и ловить рыбу в мороз.
“Люди мёрли, как мухи. Идут, идут, кто где присядет — там и умирает”, — вспоминала бабушка о том трудном времени. Судьба не позволила ей “присесть”, готовя всё новые и новые испытания.
НКВД отправил на барже в Ханты-Мансийск всех мужчин из посёлка, которые когда-то служили в царской армии. В тот день на обрывистом берегу Оби, где расположено Каменное, собрались все женщины посёлка с детьми. Они стояли, стиснув зубы, чтобы не закричать, и рукой прикрывали рот своим детям. Вместе с другими женщинами тихо плакала на берегу Анастасия, провожая своего отца.
В Каменное мужчины так и не вернулись. Их расстреляли, а баржу затопили в реке.
Бабушка вышла замуж по любви и родила сына. Но её семейное счастье длилось недолго — в дом постучалась война, и муж сразу же уехал на фронт. Она ловила рыбу для фронта и одна растила сынишку. Когда получила похоронку... мир для неё перевернулся. Но она выжила.
После войны второй раз вышла замуж, приняла в семью двоих дочерей мужа и родила ещё семерых.
Когда младшей дочери было три года, из-за тяжёлой болезни муж умер. Через некоторое время пропал сын.
Бабушка Анастасия осталась одна с семью несовершеннолетними дочерьми на руках. Но не отдала ни одного своего ребёнка на попечение государству, хотя поднимать их одной, получая пенсию по инвалидности и пособие на детей по потере кормильца, было очень трудно.
В любое время года семья бабушки была объединена общим делом. Весной ездили на “делянку” (отведённый семье участок в близлежащем лесу) заготавливать дрова на зиму. Осенью заготовленные дрова сохли, а зимой их привозили в посёлок.
Лето было самой напряжённой трудовой порой для семьи Ануфриевых. Зарабатывая трудодни, девочки косили сено, сажали и окучивали картошку на колхозных полях, ездили на другой берег реки доить коров, а потом сами грузили сорокалитровые фляги с молоком на баркас, хотя им было по двенадцать-четырнадцать лет. Бабушка жалела своих девочек и, пытаясь оправдать такую трудную жизнь, говорила: “Ничего, девчонки, потерпите. На веку, как на долгом волоку — всякое придётся”.
Осенью семья Ануфриевых отправлялась в лес за ягодами и грибами. На своём огороде всей семьёй копали картошку. Анастасия была замечательным организатором: ругала одних, другим успевала шепнуть ласковое слово.
Вечерами, пока она готовила ужин, дети занимались каждый своим делом: кто-то вязал носки или варежки, кто-то вышивал скатерть, кто-то теребил шерсть. А самая усидчивая дочь, отличница Дуся, читала вслух “Дубровского”, “Анну Каренину”, и все внимательно слушали её, а потом вместе с мамой обсуждали прочитанное.
На стенах в доме висели не портреты вождей, а картины русских художников, вырезанные из журнала “Огонёк”, и бабушка часто рассказывала детям о том, как она понимает смысл той или иной картины, открывая детям своё отношение к жизни.
Особенной была вера бабушки в Бога. Церкви в посёлке не было, и даже в собственном доме долго молиться, отбивать поклоны она не могла — не успевала. Но каждое утро сквозь сон девочки слышали, как мама быстро проговаривала молитву: “Отче наш! Иже еси на небеси...” Она всегда прибавляла к ней свою: “Господи, дай моим детям ума-разума, здоровья, радости”. Бабушка никогда не позволяла себе роптать на Бога, никогда ни в чём не винила советскую власть, не кляла судьбу. “Делай, что должно, а там — как Бог велит”, — говорила она.
Жители посёлка приходили к ней за советом. Анастасия никогда не сплетничала, не обсуждала других людей, да и некогда ей было — крутилась, как белка в колесе. “Гость — первый человек в доме, — учила она дочерей. — Ты лучше сам приушибься, лишний раз поклонись, но не унижай человека, нельзя так”. Она умела утешить, успокоить человека метким народным словом: “Не носить лачёного, так не видать злачёного”, подбодрить его: “Жизнь заставит сопливого любить, — говорила она, — оботрёшь и поцелуешь”.
В благодарность односельчане до последних дней называли её Настенькой. В этом сказочном имени, как в капле воды, отразились её женская хрупкость, нежность и невероятная сила духа, доброта и оптимизм, молодость души и мудрость. Она выучила всех своих дочерей: одни стали учителями, другие — медицинскими работниками.
Бабушка Анастасия умерла в 65 лет, успев понянчить 12 своих внуков и внучек. Да, она не была на войне, но трудилась в тылу и до конца своих дней отвоёвывала для себя и своих детей право на лучшую жизнь. И главной заслугой в её служении Отечеству стало то, что она воспитала всех своих детей, передала им свою жизненную энергию и опыт, сделала их по-настоящему сильными.
Я никогда не видела своей бабушки, но чувствую с ней какую-то особую связь, ведь я названа Анастасией в её честь. Зная, сколько пришлось пережить бабушке, я чувствую особую ответственность: я не имею права сломаться, спасовать перед жизненными трудностями, ведь во мне есть капля жизненной силы, которая помогла моей бабушке выжить в то тяжёлое время.
Моё имя в переводе с греческого означает воскресшая, возрождённая. Поэтому я буду счастлива, если во мне возродятся лучшие качества моей бабушки.
Анастасия Сергеева, Нягань
Надо наслаждаться жизнью — сделай это, подписавшись на одно из представительств Pravda. Ru в Telegram; Одноклассниках; ВКонтакте; News.Google.