Голодные дети полгода сидят взаперти

Вообще-то у Маринки и мать была такая же непутевая, и бабка. Их в свое время лишили родительских прав, и у нее сейчас дело к тому идет. Когда пьяная Маринка колотит свою детвору, весь подъезд затыкает уши — слушать вопли детей невыносимо. А вмешиваться... Во-первых, в квартиру Маринка «чужих» не впускает, а во-вторых, устали уже, ведь завтра все повторится сначала...

Так что единственное, чем могут реально помочь двоим Маринкиным детям соседи — передать им в пакетиках еду. Для этого, правда, приходится прибегать к разным ухищрениям — в квартиру-то не попасть. Еще соседи звонят в милицию и нам вот позвонили: приезжайте, мол, напишите-помогите, мочи ведь нету, как жалко детей!

«В гости» к горе-мамаше в дом на улицу Латышских Стрелков отправляемся вместе с инспекторами по делам несовершеннолетних. По дороге обсуждаем сложности их работы. Да, горе-родителей и несчастных детей сейчас полно. Но как помочь этим детям? Ведь у милиции нет даже права проникновения в злополучные квартиры без санкции прокуратуры. Хорошо, если алкаши-родители откроют дверь, но чаще — посылают милиционеров куда подальше. Другая проблема: набрать свидетельские показания и вызвать свидетелей в суд по делу о лишении родительских прав. Свидетели, а это, как правило, соседи неблагополучных, боятся что-либо подписывать, боятся, что их затаскают по судам.

Ну и еще одна «закавыка» — чрезвычайно трудно предъявить родителям обвинение в жестоком обращении с детьми. Сегодня малыш в слезах рассказывает, как мамка его била, а завтра она купила ему конфетку, и он уже отказывается вспоминать про битье. Опять же надо вовремя успеть после побоев привести дите к судмедэкспертам. А у тех свои «принципы»: ну какой, дескать, родитель не бьет ребенка по заднице? Где кровища, где переломы? Вот и с Маринкиными детьми получилось то же самое. Дело «о жестоком обращении» развалилось... Но прав ее лишать все равно будут, заверили меня инспектора ПДН, документы для этого уже готовы.

...Проникнуть в квартиру, как и ожидали, оказывается непросто. Сердобольные соседки сообщают нам, что Марина сейчас «бухает» у приятелей, таких же алкашей, а детишки сидят одни, запертые и голодные. С грехом пополам находим Марину. Чтоб отвела нас к детям, приходится идти на обман: из собеса, мол, мы, насчет чеков и жетонов. 7-летний Андрюша и 5-летняя Алина заметно рады нам, непрошеным гостям. Ведь сидеть запертыми им очень тоскливо. Есть в доме нечего, игрушек тоже нет, не говоря уж про телевизор. На улице последний раз дети были... летом. Теперь видят улицу лишь в окошко своего шестого этажа.

— Мама каждый день обещает пойти с нами гулять, а сама не идет, — жалуется нам Андрей.

— Холодно там, — огрызается Марина.

Старший, Андрюша, с тоской вспоминает детский садик. Там были игрушки, «пистики» разные, там он выучил песню «В лесу родилась елочка» и немного научился считать. Младшая Алина в садик никогда не ходила, поэтому никогда не видела Деда Мороза и песенку про елочку не знает.

— Платить нечем за детсад. Мне и за квартиру-то нечем платить, — объясняет Марина. Кстати, за долги у нее в квартире отключили холодную воду. Из кранов течет только кипяток.

— От тяжелой жизни, значит, пьете? — спрашиваю.

— Не от тяжелой, а от х... — уточняет Марина.

Говорит, что у бывшей детдомовки другой жизни быть и не может. Когда завожу разговор про ее детство и ее мать, Марина не сразу и понимает, кем это я интересуюсь:

— Какая еще мама? А-а-а! Матуха-то моя? Скажете тоже, мама... Я ведь только после детдома узнала, что у меня такая есть. Матуха пьяная всегда была, они со своим е... надо мной издевались. А вот папка у меня был хороший, даже в кино водил. Когда он умер, я тоже пить стала...

То, что у нее отберут детей, Марину не волнует: все равно я их не подниму. Если кого и жалеет Марина, то только себя, и плачет при этом пьяными слезами. Когда ее дети вырастут и выйдут из детдомовских стен, они тоже вернутся в родное, обшарпанное и вонючее «гнездышко», если Марину к тому времени не выселят за долги и с ней не случится ничего другого. И они тоже станут звать свою непутевую мамку «матухой», и все, с 90-процентной вероятностью, повторится сначала. А пока что они зовут ее мамой. Любим, говорят, свою маму. Ну и что, что дерется и гулять не пускает? Без мамочки деткам плохо — это каждый знает...

— Таких надо стерилизовать! О какой жестокости может идти речь? Лучше, если дети тараканов едят? Или им в детдоме хорошо будет? — разражаюсь тирадой, покинув ужасную квартиру.

Инспектора охлаждают мой пыл. Объясняют, что далеко не все плохие родители — такие вот злостные пропойцы и потерянные элементы. Как показала практика, детьми сейчас совершенно не занимаются и шибко занятые родители. Не то чтобы им на детей совсем наплевать, а просто времени не хватает. Вот и получается, что мама-папа на трех работах вкалывают, чтоб получше одеть да повкуснее накормить, а дите их в школу не ходит, безобразия всякие чинит, наркоманит. Потому что жратва и шмотки — это для детей не главное, им еще и любовь нужна, тепло и понимание. А если этого не могут дать своим детям даже непьющие и вполне благополучные, что уж о Маринке говорить...

Ольга Мачнева

«Вечерняя Казань»