Андрей Черкасов: сокровища Емельяна Пугачева

Веками хранит народ в своей памяти легенды и были о народных героях. Есть в этих устных рассказах и известная для вымысла и истинная правда, и поэтическая народная душа, и чувство подлинного патриотизма. Алмазными блёстками сверкают они на фоне любого исторического события, придавая ему какую-то особенную красоту и многозначительность.

Изобилует такими легендами и сказами история степного Заволжья, и особенно Волго-Ахтубинской поймы, что раскинула свои широкие плёсы, чудные затоны и озёра на левом степном берегу Волги — прямо напротив волгоградских многоэтажек. Вот как записал одну из них, связанную с именем крестьянского вождя Емельяна Пугачёва учитель села Заволжье В. Агарков:

«Много лет тому назад, когда на месте села Заплавное ещё шумели непролазные камыши, среди которых лишь кое-где виднелись землянки и наделы первых поселенцев, жарким днём из займища вышли вооружённые люди. Усталые, в изорванной одежде, они поддерживали за руки своих израненных товарищей. Наскоро соорудив землянки и укрыв в них своих больных и раненых товарищей, часть пришельцев вскоре вернулась обратно в степь. Спустя некоторое время оставшиеся в живых пришельцы растворились в массе постоянно прибывавших на пустующие земли поселенцев, и долгое время никто и понятия не имел, что это были уцелевшие от разгрома пугачёвцы. Да и нельзя было об этом никому говорить: по всему нижнему Дону и степному Заволжью рыскали карательные отряды, жестоко расправлявшиеся с уцелевшими участниками восстания. Была объявлена награда за голову каждого живого или мёртвого пугачёвца. Но степные сёла и хутора крепко хранили свои тайны».

Старожилы-заплавинцы с гордостью рассказывают эту историю, утверждая, что сами они являются потомками боевых товарищей Пугачёва и что сам Емельян Иванович бывал в их селе. Трудно сказать, — правда это или вымысел. Однако, несомненно, что любая легенда никогда не возникает на пустом месте. Конечно же, в их основе всегда есть зерно истины. К тому же, наша легенда недвусмысленно подкрепляется и архивными данными.

Усиленное заселение левобережья Ахтубы по времени как раз совпадает с окончанием крестьянской войны под предводительством Емельяна Пугачёва, охватившей и наш край. В тогда малочисленные ахтубинские сёла Безродное, Среднеахтубинское, Заплавинское, Пришиб по указу Екатерины II прибывали государственные крестьяне из центральных районов России для работы на шёлковых заводах. Тяжёлые условия работы, всевозможные притеснения и ограничения и без того куцей крестьянской свободы вызывали возмущения среди местных жителей и переселенцев. Вот почему, когда на Волге появились первые отряды Пугачёва, то, как говорит один из документов: «…пришибинские и ахтубинские заводские рабочие присоединились разбойнику…».

В августе 1774 года под Царицыном около Сальниковой ватаги-стана рыбаков армия Пугачёва потерпела очередное поражение. Сальникова ватага находилась в 40-60 км. Ниже Царицына. Если посмотреть на современную карту, место это будет примерно напротив Ленинского района нынешней Волгоградской области. Две тысячи убитыми, шесть тысяч пленными и всю свою артиллерию потерял в этом сражении Пугачёв. Сам он с четырьмя сотнями человек, не доходя несколько вёрст до Чёрного Яра, переправился на левый берег Волги. Преодолев пойму, а это и сейчас дело очень и очень не лёгкое — как-никак Волго-Ахтубинская пойма это тысячи озёр, стариц и совершенно непроходимых болот, — Пугачёв направился к реке Яик (Урал). Его сопровождали уже 164 человека, 160 из которых были яицкими казаками. Куда же давались остальные?

Полковник князь Дондуков, получивший приказ схватить живым крестьянского вождя, рапортовал, что его «…разъезд усмотрел выше Чёрного Яра следов лошадиных до ста пятидесяти, переправившихся на луговую сторону Волги против урочища Тонкеля, которые вверх по Волге следуют к шёлковым заводам, почему я, выбрав из своего войска самых лучших лошадей, послал триста человек о двух конь…». Но вскоре князь Дондуков выяснил, что среди повстанцев, направившихся к ахтубинским шёлковым заводам, самого Пугачёва нет. Этим отрядом командовал некто Заметайлов — один из ближайших сподвижников крестьянского вождя.

Почему часть повстанцев не пошла с Пугачёвым, а направилась к верховьям Ахтубы — именно туда, где находятся сёла Пришиб, Заплавное, Среднеахтубинское, Безродное? Можно предположить, что эта часть восставших, как и яицкие казаки, решила вернуться домой: одни в ахтубинские сёла, другие на Дон. Ведь именно из донских станиц пришла к Пугачёву основная масса восставших. А возможно, дробя силы и унося значительную часть пугачёвских сокровищ, Заметайлов отвлекал от своего вождя наступавшие на пятки отряды преследователей. Ведь, по воспоминаниям Дондукова, он то приостанавливал продвижение своего отряда, то вновь уносился вскачь. К тому же, путь на Яик был далёк и опасен. Вряд ли практичный Пугачёв стал бы рисковать всем и потащил бы в далёкий и опасный путь всю свою казну. Да и всё дальнейшее развитие событий говорит в пользу именно этой — последней версии.

Атаман Заметайлов ещё долго своими дерзкими действиями продолжал наводить ужас на нижневолжское дворянство. Война продолжалась даже после пленения и казни Пугачёва. Охваченная беспокойством Екатерина II потребовала от Александра Васильевича Суворова, впоследствии великого русского полководца, самых неотложных мер по поимке или ликвидации банды Заметайлова. В свою очередь, Суворов потребовал от местных властей содействия и полного подчинения общим целям и задачам. 7 апреля 1775 года он отправил Астраханскому губернатору уведомление, в котором предписывал что «…бывший большой привязанности к самозванцу, какой-то простой мужик, именуемый Заметайлов, отваживается внушить народу новые колебания и возмущения…». Губернатор всенародно обещал за поимку Заметайлова 100 рублей — гигантскую по тем временам сумму. На ахтубинских шёлковых заводах в поисках восставших побывал и сам Суворов: «…увидел я там обветшалость крайнюю приписанных к заводам солдат и иного люда…».

В конце концов, судьба Заметайлова сложилась, конечно, же, трагически. Поняв, сто поднять очередное восстание в низовьях Волги уже невозможно, в июле 1775 года он решил переправиться на Дон. В пути он был предан богатыми казаками, схвачен и выдан властям. 3 ноября Заметайлов и его ближайшие товарищи были казнены в Астрахани.

Архивные сведения и факты, говорившие о присоединении «пришибинских и ахтубинских заводских рабочих к бунтовщикам», рапорт князя Дондукова и сам факт посещения Суворовым шёлковых заводов на Ахтубе с целью поиска пугачёвцев говорят о том, что всё вышеизложенное имеет под собой вполне реальную почву. Таким образом, и гордость коренных жителей села Заплавное, считающих себя потомками боевых товарищей Пугачёва, не лишена основания.

Но вот о чём исторические летописи, в отличие от народной молвы практически не упоминают, а если и рассказывают, то как-то вскользь, очень и очень неопределённо: во время своих походов Пугачёв награбил немалые средства. Но казна его так никогда и не была найдена. Не были найдены и части большого сокровища, на которые, вполне вероятно, разделил Пугачёв всё награбленное, опасаясь после очередного поражения утратить всё сразу. Никаких сокровищ не было обнаружено и при Заметайлове. Ничего, кроме боевого оружия, загнанныхлошадей и совершенно незначительных денежных сумм не досталось и предавшим Пугачёва донским казакам. Даже хорошо зная патологическую жадность этих, давно привыкших жить грабежом и убийством людей, трудно себе представить, что они посмели бы утаить от правительственных войск хоть малую толику пугачёвских денег, если бы таковые имелись в наличии. Стоило Пугачёву на допросе или под пыткой сказать, что его казна была присвоена казаками, последние, несмотря на все свои предательские «заслуги», окончили бы свой век на дыбе — рядом с самим Емельяном Ивановичем. К сохранности казённого добра тогда относились трепетно и бережливо.

В самом конце прошлого века журнал Астраханский вестник» в одном из своих номеров опубликовал рассказы некоего монашествующего старца. По утверждению журнала, последний в юности был одним из сподвижников крестьянского вождя. Умирая в 1848 году, старец поведал своим близким о пугачёвской казне. По его словам выходило, что драгоценности, составлявшие военную казну Пугачёва, были зашиты в воловьи шкуры и зарыты на луговой, т.е. левой стороне Волги, на берегу прорана, ведущего в Ахтубу, между двумя спиленными дубами, корни которых для приметности были обмотаны железной проволокой. История с пугачёвским кладом мгновенно разошлась по России. Сотни людей в поисках небывалого клада хлынули на Волгу, обшарили берега ериков, впадающих в неё, но так ничего и не нашли.

Тогда же, некоторыми разочарованными кладоискателями был поставлен вполне правомерный вопрос: а была ли вообще у Пугачёва казна? Думается, если учесть природную хозяйскую сметку Емельяна Ивановича, количество ограбленных им, и тот неоспоримый факт, что никакая часть его клада так никогда и не была найдена, клад всё-таки был. И клад немалый. О наличии собственной пугачёвской «императорской» казны свидетельствует и сохранившееся в архивах письмо Емельяна своей жене Устинье Кузнецовой: «При сём послано от двора моего, — писал он, — с подателем его казаком Кузьмою Фофановым сундуком за замками и собственными моими печатями, которыя по получению вами не отмыкать и поставить к себе в залы до моего императорского величества прибытия». Это письмо, датированное февралём-мартом 1774 года, было отправлено в одну их слобод под Оренбургом, в дом казака Ситникова, — т.н. «дворец Пугачёва», где тогда жила одна из жён самозванного «императора».

Косвенно в пользу существования клада, или кладов Пугачёва говорит и тот факт, что за всю историю Нижнего Поволжья все более или менее крупные состояния на этой территории были нажиты либо торговлей, либо развитием промышленного производства, — но всегда, так сказать, собственным горбом. И никаких «таинственных» исключений и выскочек-кладоискателей в длинном ряду волжских миллионеров никогда не было.

История драгоценного пугачёвского клада, как и история знаменитых золотых коней, и многих других не менее значительных ценностей тревожила умы не одного поколения волжских кладоискателей. Ищут их и сегодня. Правда, нынешнее поколение кладоискателей, большей частью, посвятило себя гробокопательству, разрывая окопы и могилы времён Гражданской и Второй Мировой войн. Романтика кладоискательства нынче выродилась в меркантилизм и практичность мародёрства. Но я верю, время сокровищ и кладов ещё придёт, оно уже не за горами. В конце концов, поиск разнообразных кладов это прекрасный и увлекательный отдых, а для некоторых, особо оборотистых и умных это отличный бизнес. А клады — они, безусловно, есть. Дело за малым: хоть раз всерьёз попытаться их найти.

Андрей Черкасов

ПРАВДА.Ру

Волгоград