Северодвинский поэт Александр Ипатов: «Мне посчастливилось родиться в провинции...»

Александр Ипатов ­ имя, известное в Северодвинске (Архангельская область) среди тех, кто интересуется поэзией, литературой и, шире, культурой. Еще более оно известно (пусть и заочно) горожанам по газете "Вечерний Северодвинск" и ее приложениям, где автор трудится: Ипатов стоял, что называется, у истоков этого издательства и как главный дизайнер, кроме того, как специалист по компьютерному обеспечению и электронной верстке приложил немало сил, чтобы продукция "Северной недели" выглядела достойно и интереснее многих прочих.

Изредка Александр и печатается в родном издании, так что интересующиеся могут оценить его талант и как журналиста. Впрочем, в бытность сотрудником в начале 90­х и другой городской газеты ­ "Северного рабочего"­ он сделал основную работу для того, чтобы "СР" впервые в области среди печатных СМИ перешел на электронный набор и верстку. Итак, если вспомнить знаменитое стихотворение 60­х о физиках и лириках, внешняя ипостась А. Ипатова ­ так сказать "физика" ­ успешно реализуется, обеспечивая ему и хлеб насущный и известность. Однако в нашем случае более чем верно и другое классическое: "Не хлебом единым жив человек".

Прежде всего основное, что сразу обращает на себя внимание при чтении книги: сказать, что А. Ипатов любит Северодвинск ­ еще ничего не сказать. Наш герой обожает родной город, воспевает его; Северодвинск для автора не столько "дум высокое стремленье", сколько "горних ангелов полет" (ведь Александр Ипатов — поэт). Весь сборник с ностальгическо­мемуарно-публицистическими текстами, перемежающимися стихами и циклами стихов автора, является признанием прямо-таки в некоем платоническом чувстве к Северодвинску. И такое нежное отношение несколько даже удивительно непредвзятому наблюдателю, знающему, что Северодвинск ­ прежде всего один из крупнейших центров не просто российской "оборонки", но место, где развитие и реализация военных ядерных технологий достигает своего апогея и где, соответственно, не только некие намеки на сентиментальность, но даже и гуманитарные вопросы должны рассматриваться, вроде бы, как второстепенные. Для А. Ипатова Северодвинск (или по крайней мере то место, на котором он расположен) возник не в конце 30­х годов прошлого века по воле кровавого узурпатора. Историю Северодвинска автор рассматривает даже не со времен Марфы Борецкой и Николо­Корельского монастыря, а с эпохи неолита (2-е тысячелетие до н.э.). "Четыре тыщи лет тому, как здесь людьми построены жилища..."

Это одно из самых, может быть, знаменательных и лучших стихотворений сборника по соединению идентичных и в то же время отталкивающихся по воле автора друг от друга классических образов Севера (как сурового места испытания не только человеческих, но даже и физических качеств на прочность) и снега (как образа первозданности, незамутненности, чистоты и даже некоей потусторонности). Характерна в этом стихотворении и модернистская, ломаная, "вознесенковская" строфика Ипатова.

Вообще же, история Северодвинска в книге рассматривается широко, органично и целостно, в контексте не только советской и даже русско/российской истории, но и истории мировой. Мелькают имена не только первостроителей, но и православных святых, Р. Ченслера, Н. Рубцова, Г. Зюганова и многих прочих известных личностей. Некий местечковый патриотизм, который присутствует в книгах любых местных авторов, не столько понятный и простительный, сколько необходимый и списывающий авторские огрехи, у А. Ипатова органически сочетается с тем понятием гражданского патриотизма, которое иногда не столько пишется, сколько ощущается написанным с большой буквы. При этом автор, говоря о высоких и трагических страницах истории, не впадает в излишнюю патетику (хотя патетических страниц в книге достаточно). Вообще, соблюсти меру в любовных чувствах (напомним: Ипатов любит Северодвинск) достаточно сложно. Чувство любви ­ чувство, предполагающее некие неадекватные аффекты.

По прочтении сборника, может быть, впервые после письменных трудов всех других местных авторов, складывается некое целостное представление о ментальности такого слова, как "Северодвинск". И это видение, что хорошо, целиком новое, субъективное и авторское, не опирающееся на предыдущие, в большинстве случаев официозные представления, в той или иной мере навязанные властью. Однако это авторское представление и спорное.

В некоторых случаях возникновение и последующая история Северодвинска рассматриваются как некий акт тоталитарной советской системы, стремящейся не столько к техническому и промышленному прогрессу, сколько к военному превосходству. Цитата Ленина на нелепом гранитном памятнике прошлому кумиру в центре города ­ одно из доказательств этого. В этом контексте историю и само понятие "Северодвинск" можно рассматривать скорее в русле петербургских традиций, одновременно учитывая, что Северодвинск "технологически" связан в первую очередь не столько с Санкт­Петербургом, сколько с Ленинградом. А помня о совсем недавнем советском прошлом, эта история выступает с одной стороны как "имперская", в русле традиций Петра Великого. С другой ­ необходимо помнить и о громадном культурном наследии Санкт­Петербурга. А это, в свою очередь, история страдальчески­затуманенных оттенков, воспетых Достоевским и Блоком. Если же вспоминать известных земляков, то более других уместен Федор Абрамов, со староверчески­непокоренным, и часто онтологическибессмысленным мученичеством. Общий же дух "С высоты птичьего полета" скорее рубцовско­великорусский ­ "Тихая моя Родина"...

Такие, несколько отстраненные, размышления приходят в голову после стихов и текстов А. Ипатова. И это хорошо, что книга наряду с прочими достоинствами ставит некие вопросы, на которые не может быть прямого и однозначного ответа. Это одна из особенностей интересных книг, интересных, по крайней мере, для нашего города. И если автор, начиная свой труд, и будто оправдывая свой северодвинский патриотизм, вспоминает несколько уничижительно­извинительную русскую поговорку ("Каждый кулик свое болото хвалит"), то по прочтении "С высоты птичьего полета" вспоминается другое не менее известное русское и на этот раз оптимистически­утвердительное выражение: "Где родился ­ там и сгодился" и оно, явно, более подходит к Александру Ипатову.