Как я защищал Белый дом. Записки участника "великой августовской революции"

Ровно 12 лет назад, утром 19 августа 1991 года, "Союз нерушимый республик свободных" вздрогнул, услышав неудобоваримую аббревиатуру ГКЧП (для тех, кто забыл, — "Государственный комитет по чрезвычайному положению"). А три дня спустя столь же дружно возликовал, когда общенародный любимец, первый президент России Борис Ельцин забрался на танк и в одиночку разогнал КПСС, КГБ, МВД и примыкавший к ним ВЛКСМ. Что принесла стране та победа, каждый сегодня способен оценить сам. Но сейчас о другом.
В 1990-1992 годах я работал собственным корреспондентом "Советской России" по Ставрополью, Карачаево-Черкесии и Калмыкии. 16 августа меня вызвали в редакцию, но в столицу я добрался лишь поздно вечером двадцатого. Едва дождавшись утра, приехал на улицу Правды. Взял в руки свежий номер и обомлел. На первой полосе шел мой провалявшийся в секретариате больше недели репортаж о ходе уборочной страды. Во врезке крупным шрифтом было набрано: "Труженики Ставрополья, выполняя решения ГКЧП...".

- Саша, кто мне эту чушь в текст вписал? — спросил я у заведующего партотделом Александра Гамова.

- Чудак! — радостно заулыбался он. — Я тебя так классно прогнул перед новой властью! Лучше бы спасибо сказал.

Благодарить его я не стал, и, слава Богу, никто впоследствии мне не припомнил, что за моей подписью, тиражом в 6 миллионов экземпляров, чуть ли не всех ставропольцев объявили сторонниками Янаева, Павлова и Пуго. Замучался бы оправдываться.

Поднялся двумя этажами выше, в "Комсомольскую правду", где у меня было немало друзей. В официально запрещенной к выходу газете редакционные телефоны и телетайпы — связь с внешним миром — прекрасно работали все время. Журналисты трудились над материалами для экстренных "подпольных" выпусков, которыми была увешана вся столица. Подумалось: "Хороша военная диктатура, дающая такую свободу политическим противникам".

На редакционной планерке в "Советской России" я спросил "шефа" - В. Чикина — почему бы нашей газете не сделать репортаж от Белого дома, раз о его защитниках трубит вся пресса. Добровольцев не нашлось, и инициатива оказалась наказуемой ее исполнением.

На подходе к Белому дому почувствовались организованность и дисциплина. Мужчина средних лет кричал в мегафон, направляя вновь прибывших туда, где людей не хватало. Стены домов были густо оклеены плакатами, цитировать которые не рискну по причине совершеннейшей непечатности оных.

Посреди улицы лежал перевернутый троллейбус. Возле него стоял юный крепыш, оравший двум изрядно подвыпившим мужикам: "Чё, не поняли? Я кому сказал, 20 шагов назад!".

Столь часто поминаемая "ветеранами обороны Белого дома" живая цепочка выглядела довольно пестро. Размахивая черными флагами, митинговали анархисты. Тихо шушукалась компания молодых ребят с перетянутыми ленточками длинными волосами. От их кружка явно тянуло дымком анаши. А вот несколько человек горланят под гитару частушки с рефреном: "Будем рыбу кормить коммунистами...". В общем, все эти картинки гораздо больше напоминали пикник на свежем воздухе, нежели "героическое сопротивление...".

В четвертом часу утра разнеслась восторженная весть: "Горбачева привезли в Москву!". Напряжение спало. Почувствовав это, забегали организаторы с мегафонами: "Не расходитесь! Еще ничего не ясно, штурм может начаться в любой момент!". Ладно, нам не к спеху. Сидим, болтаем с новыми знакомыми. Мечтаем выспаться, а пока жуем бутерброды с сухой колбасой, запивая горячим кофе. Благо еда — естественно, абсолютно бесплатно — на раздаточном пункте не иссякает. Вместе с американскими сигаретами и коньяком. Кто платит? Да нам-то какая разница, учитывая тогдашнюю пустоту в магазинах?

На рассвете поучаствовали в проводах украшенных ленточками и цветами танков из числа перешедших на сторону российского правительства. А вот давиться в очереди за "удостоверениями защитников Белого дома" показалось унизительным. (И, похоже, напрасно. Предприимчивые москвичи потом с этими справками ходили по магазинам и требовали скидок, организовали несколько групповых туристических поездок за границу "для особо отличившихся в борьбе за демократию" и т. д., и т. п.).

В общем, "победивший народ" двинулся к метро. И тут впереди раздался истерический вопль: "ОМОН наступает". Люди с обезумевшими от страха глазами кинулись кто куда. А я решил идти, куда шел. До входа на станцию добрался беспрепятственно. Побродил вокруг. Никого. Чего и следовало ожидать. Сейчас, стараясь не вспоминать о непростых ощущениях того момента, посмеиваюсь — вот, не дали подвиг совершить! Отделался бы максимум фонарем под глазом, но как бы могли расписать! На весь мир прославился бы.

К обеду репортаж был готов, но сдавать его в секретариат не имело смысла — "Советскую Россию" закрыли.

Мы сидели в редакционных кабинетах и не отрывались от экранов телевизоров, где ораторы соревновались в выражении лояльности правительству РСФСР и изложении доказательств того, что лично они вы-ступили против ГКЧП чуть ли не за неделю до создания оного. Ну а в славословиях Ельцину переплюнули, пожалуй, и достижения в возвеличивании "дорогого Леонида Ильича".

Президент СССР М. Горбачев заверял в вечной дружбе вчерашних противников, а Генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев М.С. санкционировал запрещение вскормившей его партии.

Единственным светлым пятном в тот день был звонок из Ленинграда от редактора программы "600 секунд" Людмилы Щукиной. Она сказала, что Невзоров улетел на фестиваль в Шотландию, а по Питеру ползут слухи: "Неистовый репортер струсил и сбежал!". Как бы это подогреть?

Решение было найдено быстро — вместе с друзьями из ИМА-ПРЕСС в уже готовую сводку новостей мы вписали примерно следующее: "По достоверным данным, Невзоров попросил политического убежища в Шотландии и скоро женится на шотландской принцессе". Розыгрыш удался на 100 процентов! Буквально день спустя на телевидении, радио и в газетах появились ехидные комментарии. Так что невзоровское возвращение 25 августа, когда он с невинным выражением на лице удивлялся, мол, понятия не имею, откуда возникла сия чепуха и как в нее нормальные люди поверили, стало настоящим шоком для его недоброжелателей.

Спустя пять дней после краха ГКЧП я на денек отправился в Питер, чтобы не свихнуться от отупляющей пустоты редакционных коридоров, где прежде царила вечная сутолока. "Невзоровцы" встретили приветливо. Поили кофе и чаем, потешались над клюнувшими на нашу удочку "демократами". Настроение испортилось, когда появился сам Александр Глебович и с порога мрачно произнес: "Все, ребята, нас закрыли". Я позвонил в "Комсомолку" и спросил дежурного по номеру, своего земляка-кубанца Александра Колесникова, поставят ли они эксклюзивное интервью с "репрессированным" Невзоровым?

- Во сколько и по какому номеру перезвонить стенографистке? — спросил Саша.

В своем выступлении для газеты Невзоров не оправдывался. Он защищал ОМОН и армию. Спасибо и ему, и "КП", без купюр опубликовавшей сказанное. Немногим в те дни удалось сохранить порядочность и чувство собственного достоинства.

Возвратившись в Ставрополь, я через некоторое время наблюдал, как на сессии краевого Совета, освободившей от должности его председателя, последнего первого секретаря крайкома КПСС И. Болдырева, вчерашние подхалимы, вечно вившиеся вокруг него, вдруг срочно начали избегать "обожаемого начальника".

Честно говоря, в то время я был уверен, что поразившие страну признаки маразма скоро будут изгнаны мощным свежим ветром. Пророком я оказался плохим.

P.S. Через год, в августе 1992 года, Ставрополью выделили сто памятных медалей для "защитников Белого дома". Их долго и со скандалами делили. Причем самое комичное, что медальки не хватило едва ли не единственному из ставропольских "демократов", действительно участвовавшему в обороне Белого дома, — Валерию Митрофаненко. Но это уже совсем другая история.

Виктор ШАРОВ
Ставропольская правда