Известный художник стал причастен к загробному миру

Известного ярославского художника Бориса Холмовского мы застали в небольшой мастерской без окон, среди надгробий... Не покладая рук, а точнее, с самодельным орудием в руках — пульверизатором, переделанным в сверло, он создавал образ умершего молодого человека на гранитной плите.
КАКИМИ судьбами? Автор шаржей и карикатур, участник концертов группы "Ярославские ребята", поэт, исполнитель голосовых пародий в семейном кругу и даже на концертах — и в сей печальной обители...
Причина обыденна до вульгарности и кроется в проблемах занятости населения. Вот что рассказал сам Борис о столь крутом повороте своей судьбы:
- Работал в газете. Сначала просто приносил свои рисунки. А потом оказался в штате. Два года проработал. Неожиданно грянуло сокращение. Сначала не верилось, что останусь без работы. И только на бирже у меня возникло ощущение своей ненужности... Правда, мне предлагали несколько вакансий. Например, писать плакаты. Что-то вроде социалистических обязательств. Потом — работа по декору каких-то штор... Все это казалось скучным и несущественным. Выбрал эту мастерскую.
Так Холмовский, выпускник Ярославского художественного училища по специальности "преподаватель рисования и черчения", стал причастным к загробному миру...
Шестиклассник Борис и не подозревал о существовании этого искусства, когда открыл для себя шаржи. Вероятно, потрясение от собственного открытия было столь велико, что Холмовский так описывает свои впечатления: это было как теория относительности для Эйнштейна! Сие великое событие вылилось в конце концов в дипломную работу на последнем курсе художественного училища. Работа вышла масштабной: панно пять на десять метров. Декор зала. На стене — весь выпуск и любимые преподаватели. В шаржах.
У некоторых людей способность к розыгрышу от природы. Поосторожней с ними! В глубине серьезного, искреннего взгляда могут вертеться чертики. Слушаешь такого человека и не замечаешь, что он прикалывается...
Подобные сомнения зародились у меня относительно Бориса после беседы на мучившую меня тему: не страшно ли ему работать здесь, в этой мастерской?
- Борис, не случалось ли так: вдруг оживают лица на надгробиях или что-то мерещится в темных углах?
- Сверхъестественное? Нет, исключаю — никаких видений.
- А просто страх никогда не возникал?
- Это в прошлом. Боязнь — планка, которую легко преодолеть. Тем более я давно не употребляю в пищу мяса.
- Какого мяса?
- Вообще мяса убитого животного. Поэтому у меня нет страха перед насилием. Есть такое учение, но распространяться о нем я сейчас не буду — не люблю объяснять на пальцах чужие теории.
А не разыгрывает ли меня Борис? Сам признался: "Я выдумщик и приколист". Наверное, с таким же серьезным видом он и подарки делает. Смешные и со смыслом — еще подумай, найди этот смысл. Например, на день рождения маленькой внучке подарил куклу. Из нарисованных денег.
- Борис, как началась ваша карьера здесь, в мастерской?
- Сначала я вместе со всеми грузил плиты.
Здесь мы с фотокором переглянулись и присвистнули: я самую маленькую не смогла даже на миллиметр сдвинуть.
А монументы по 76 тысяч рублей вообще казались под силу только Гераклу...
- Я и сейчас их сам из мастерской в зал таскаю. Потом мне доверили шрифт выбивать. Увидели, что справляюсь, дали портрет.
Нужно сказать, что Борис работает, сидя у гранитной плиты на небольшом сиденьице. Над плитой закреплена фотография усопшего. Он со снимка смотрит на художника, а тот тысячами точек выводит черты лица на граните.
- И как, понравилось заказчикам?
- Мы с родственниками не общаемся. Но я был наслышан, что с иными заказами случаются проблемы. Поэтому, когда однажды я пришел и не увидел своего первого готового портрета, был поражен.
- Чем?
- Тем, что его приняли без всяких замечаний и увезли. Боялся, что не примут.
Это, однако, произошло. Правда, несколько обыденно для дебютанта. Без предварительного осмотра его детища и сверки с фотографией в присутствии заказчика, без церемонии передачи с рук, если можно так сказать, на руки...
- Ну а дальше как пошла работа?
- Нормально. Привык. Даже летом успеваю справляться, хотя приходится работать до 10 — 11 вечера. Сейчас могу за 3 — 4 часа портрет сделать.
- А вот, на взгляд специалиста, если сравнить старинные памятники на Леонтьевском кладбище и современные...
- Тогда работы были штучные, а сейчас как на конвейере. И время было совсем другое — спокойное, стабильное.
Из старобытной Руси меня возвращает ощущение несоответствия между фотографией молодого человека и портретом на камне, над которым трудился художник.
- Борис, у вас получился совсем другой человек. По физиономии видно: парень этот в жизни любил пропустить стопочку, да и не одну, был забиякой, балагуром и матерщинником. А у вас выходит какой-то передовик производства, новатор, победитель соцсоревнования... Зачем вы приукрашиваете?
- Я не приукрашиваю. Я хочу посмотреть на этого парня глазами его близких. Его матери, для которой он был любимым сыном. Самым умным и добрым.
Действительно, может, художник прав. Во всяком случае, когда я, уходя, обернулась, вслед мне укоризненно глядели грустные и серьезные глаза покойного...

Виктория Гефеле
"Золотое кольцо"