14.05.2003 13:55

Уральская Великомученица Марионилла

Ее полное имя Марионилла. Оказывается, была такая великомученица. Почти неизвестная. Что не удивительно. Жила Марионилла в египетском городе Антиное очень давно, в первом веке нашей эры, в царствование Диоклитиана, в пору очередных гонений на христиан. Как раз ее муж Маркиан и был одним из тех, кто преследовал за веру Христову. В частности, от него принял муки некто Иулиан. Но случилось так, что Иулиан "своим мужеством обратил ко Христу" сына Маркиана Келсия и его жену Марионеллу. Тем не менее все они, а с ними еще 20 воинов и семь отроков мученически погибли в темнице, "будучи усечены мечом". Это произошло в 313 году.

Марионилла Константиновна Скворцова (в обиходе она — Мира) родилась в 1925 году.
Обыкновенная женщина, она родилась, чтобы ждать обыкновенного женского счастья.
На ожидание счастья судьба дала ей 78 лет.
Дать женщине счастье не может никто, кроме мужчины.
Но мужчины... Отнять — это они могут. А дать...
Может быть, она опоздала. Родиться бы ей хотя бы лет на пятьдесят раньше. Яков Никонович Семеин, ее прадедушка по отцу, гуртовщик, разбогател на торговле скотом. В Челябинске по улице Солдатской (теперь это Красноармейская) он построил два дома. Свою дочь Елену он, не очень охотно, выдал замуж за телеграфиста Александра Федоровича Ильина, человека бедного, но с претензиями. У них родился сын Костя. Пройдет еще тридцать лет, и появится сама девочка Мира — когда Константин Ильин женится на Марии Романовой, дед которой, тоже не бедняк, имел два дома в Заречье, а еще два дома на других улицах, а еще маслодельный завод в Твери...
Раньше бы родиться девочке Мире... Пока ее не было, на челябинском белом свете все переменилось: случилась столичная революция, завихрилась гражданская война, кто был никем, стал всем. От богатых власть перешла к бедным.
Отец Миры Константин Александрович закончил реальное, а следом торговое училище, работал бухгалтером. Всерьез увлекся гитарой, выступал в Народном доме, даже концерты давал. Колчаковцы и завербовали его в музыкальную команду, с которой он отступил далеко в Сибирь, откуда с раненым другом два года возвращался пешком.
Итак, 1925 год, в марте родилась девочка Мира. Сбережения дедушек, хранившиеся в банке, увез Колчак. Их недвижимость отняла новая власть. Из дома, правда, из родного, не выгнали.
Но вернулся отец, жива была бабушка, один за другим возникли еще четверо братьев и сестер — буря, казалось бы, пронеслась. Собрались жить по-новому.
Но... Поздним вечером в январе 1937 года в дом постучались трое мужчин. Двое, с винтовками, примостились у стены, один, вроде бы главный, сел за стол. Мать предложила им чай. Они пили чай. В тот вечер вся семья, кроме отца, мылась в бане. Детей уложили спать. Только Мира, самая старшая, еще не ложилась. Хозяин задерживался на работе — в январе у бухгалтеров, известное дело, бдения с отчетами. Гости его дождались, однако. Сказали, что пришли за ним. "Можно побриться?" - спросил отец. — "Брейтесь". Отец побрился. Между тем следователь обыскал квартиру. Отобрал несколько фотографий. В комнате бабушки порылся в сундуке, нашел еще какую-то фотографию, взял ее, от остальных отказался. Все. "А можно взять с собой гитару?" - спросил отец. — "Гитару? Нет". Пора прощаться. Отец обнял бабушку, поцеловал маму, сказал: "Маруся, не беспокойся, я ни в чем не виноват. Жди меня".
Мама проводила их до ворот, дальше ее не пустили. За углом стоял "воронок".
Никто отца больше не видел. Потом выяснилось, что его расстреляли на двенадцатый день.
Мало того что семья лишилась кормильца, арест отца перевел ее в разряд "врагов народа". Вдруг в родном городе стали "врагами". Несколько лет до войны жили с тем клеймом.

Когда началась война (Мире было шестнадцать лет), техникум, в котором она училась, "перебросили" на ЧТЗ, в цех 300. В шесть утра выходила из дому, чтобы к восьми успеть к станку. Не всегда удавалось втиснуться в трамвай. Добиралась пешком — через поле, по сугробам, вся в поту. День за днем, месяц за месяцем, год за годом точила детали 31208 и 30709 — для танковых моторов. Если выдавала десяток деталей сверх плана, мастер вручал ей талон, который в столовой отоваривали дополнительным пайком — 150 граммами хлеба и 30 граммами масла.
Событий было мало. Но одно запомнилось: однажды через цех в свите прошел Берия — в шляпе, пальто распахнуто, блеск лака на туфлях. Девчушка у станка и стремительный нарком — она, конечно, не догадывалась, что этот человек отнял у нее отца, а он тем более не подозревал, что пролетел мимо исковерканной им судьбы.
В том же году в ее жизни появился первый мужчина. Как его звали? Кажется, Миша. Офицер, он служил в танковом училище. Говорил о женитьбе. Будто бы, как положено офицеру, докладывал своему начальству о намерении завести семью. Просил у Миры ее анкетные данные. А анкета у нее известная: дочь "врага народа". И пропал Миша с теми данными, как в воду канул. Через какое-то время пришли люди из училища и сообщили, что он от нее отказывается.
А через два года — Николай. Пригревал апрель, где-то в Европе заканчивалась война. Мира стояла в очереди за хлебом. И тут возник он, Николай. Нельзя сказать, что тогда они познакомились. Так, перекинулись несколькими фразами. Мира только то и проронила, что работает на ЧТЗ. И назвала цех. На следующий день, как оказалось, он появился в отделе кадров цеха, все про нее узнал из личного дела и вскоре возник на пороге ее дома. Они несколько раз встречались. Только и всего. Однажды он объяснил Мире, что полюбил ее, но у них больше не будет встреч: он работает в органах НКВД, а чекисту запрещено любить дочь "врага народа". Она вскинула на него полные слез глаза и прошептала:
- Я тебя не виню...
Так Николай ушел из ее жизни.
Когда девушки вошли в цех, их оглушила тишина: станки были выключены. За четыре года они привыкли к мысли, что ничто не может остановить станки, а в то утро они умолкли. Еще больше девушек поразили начальники цеха, появившиеся в костюмах и белых рубахах, чего никогда не случалось прежде.
- Девчата, закончилась война! Идите на площадь Революции.
Моросил майский дождик. Мира шла в толпе плачущих и смеющихся людей, дочь "врага народа", четыре года точившая детали для танков, которые четыре года пробивались на запад, к долгожданной победе...
- Мира Константиновна, 1945 год. Вам двадцать лет. Самое тяжелое как будто позади. А впереди у вас еще целая вечность — 60 лет жизни. Согласитесь, было время, чтобы найти свое счастье. Нашли?
- Был еще Николай. Его мать надоумила нас завести ребенка, чтобы получить квартиру. Я уже ходила с большим животом, когда пришла знакомая: хочешь знать, где твой муж? И назвала адрес. Я села на трамвай, доехала до улицы Керосинной, была такая, зашла в дом, толкнула дверь и все увидела... Сколько он потом ни просил, простить его не смогла. "Я тебя больше не хочу видеть". Родился мой единственный сын Костя, Николай приходил в роддом, но я ему сына даже не показала.
- И больше замуж не выходили?
- Почему же? Выходила. Но был и третий Николай. Он закончил в Челябинске техникум, потом институт в Москве, его взяли в аспирантуру. Когда приезжал в Челябинск, мы с ним катались на коньках в саду Острова, ездили в Свердловск, в оперетту, как будто любили друг друга, но я ему отказала, из-за имени. Во сне человек, будто сошедший с иконы Николая Чудотворца, сказал мне: "С именем Николай тебе не будет счастья". Так оно и было. А замуж я вышла за моряка Альберта. И прожила с ним 35 лет.
- На этот раз все совпало?
- Как сказать... У меня ребенок девяти лет — кто меня возьмет замуж? Альберт взял. Всякое было, но когда он мне изменил, я ушла от него. Измену я не прощаю.
- Мира Константиновна, почему вам, красивой женщине, не встретился мужчина, который осчастливил бы вас? Любить любили, а счастья от них не было. Не повезло?
- Я тоже иногда ночью перебираю в памяти лица: "Этот?" "Нет". "Этот?" "Нет". Все нет и нет...
- Может быть, потому, что сами не любили?
- Может быть. Я считаю, что любовь должна быть вплоть до самосожжения. А такой не было...
- Но, может быть, такой и не бывает? Может быть, не бывает счастья на все сто?
- Я себя несчастной не считаю. И никому не завидую. У меня много друзей. В день рождения мне позвонили 22 человека. А еще десять поздравили меня дома.
- Или революция виновата? У вас были богатые предки, но никакой роскоши вы не застали.
- Я застала только столы на точеных ножках, венские стулья, ковры, комод. Только мебель.
- Если бы не революция, ваша жизнь могла сложиться иначе, счастливее.
- Не знаю. Вы думаете, я приманивала бы богатством? "Иди, милый, у меня есть дом"? Да? Нет. Скорее наоборот, я выбрала бы какого-нибудь несчастного, который, как это бывает, потом ответил бы мне неблагодарностью.
- Как вы живете теперь?
- Живу одна. У меня полуторка, хрущевка. Пенсия 1300. Работа у меня была какая? Заведующая магазином, кулинар. Все больше в торговле. Оклады маленькие, такая и пенсия.
- Укладываетесь?
- Укладываюсь. Мне много и не надо теперь. А иногда устраиваю себе праздник. Знаете как? Езжу по городу. Пересаживаюсь с автобуса на автобус. Смотрю. Думаю. Что-то разрушено, что-то построено. Есть что вспомнить. Я болею о своем городе. Но, признаюсь, это уже не мой город. Мой был другим. А современный Челябинск принадлежит сыну, двум внучкам и правнучке.
Кто хозяин нашей судьбы? Большая История? Или мы сами?
Не знаю. Наверное, никуда не деться ни от истории, ни от себя. А в конце жизни, кого ни возьми, только то и сказать, что было всякое. А счастье... Ожидания светлые, надежды радужные, предчувствия сладкие — это и было счастьем.